Пушкина не уберегли

Петербуржцы любят развлекаться – и часто весьма оригинально.

«Медный всадник» все-таки проиграл

Королевский дом Нидерландов подарил Петербургу памятник. Изображая Петра I, памятник красуется возле Невы, близ знаменитого «Медного всадника» (который все же из бронзы).

Художник из Европы мыслил тонко – старался показать символ России. Скульптурный Петр не валяет дурака – трудится на судоверфи. Но «лик» его разочаровывает: читается спесь и отсутствие энтузиазма, способное напомнить о русской лени. Руки Петра массивны и грубы. Держа топор, он обрабатывает древесину. У ног его крупная стружка. Рядом с Петром угольник и циркуль. Но ими надо еще овладеть. Переход к цивилизованности еще предстоит, если говорить о стране. Состоялся ли переход – нет ответа. Ответ дал скульптор Шемякин, изобразив Петра откровенным дегенератом. Памятник сей в Петропавловской крепости и, видно, по-своему актуален. Другое – «Медный всадник»: здесь уйма энтузиазма и гонора. Продукт агитпропа, он говорит о добре, ведь всадник попирает зло, показанное в виде змеи. (Довольно примитивная образность.) Но вспомним Пушкина, поэму «Медный всадник», герой которой бежит от «Всадника» – бежит от «добра» в паническом ужасе, делая это в бреду…

Русский музей проверяет на прочность

В музее том много отличных залов. Зал Брюллова и Айвазовского особенно волнует. Тема человеческой гибели главенствует здесь. Художники «губят» людей по-разному: и морской стихией («Девятый вал»), и бушующим вулканом («Последний день Помпеи»). Вот мать двух малышей: ее казнят через пару мгновений. Иисуса Христа уже казнили. Предельно напряженные чувства. «Проклятая брюлловщина», – возмутится иной. Но нет, надо разобраться с чувствами. Желая успокоиться, задерживаюсь у портрета: милая девочка с забавной собачкой. Но вспоминаю из истории: девочка умрет в семилетнем возрасте… Ухожу из зала. Последний взгляд – на парадный портрет: графиня Самойлова с Джованиной Пачини, приемной ее дочерью. Прекрасна Джованина, но очень грустна, хотя роскошна ее жизнь. Печать той грусти и уношу с собой, став жертвой романтизма.

Лечусь от аритмии

Захожу в Эрмитаж – в здание Главного штаба. Начинаю с французской живописи. Сразу же выделяю шедевр: «Наполеон… на Веркольском мосту». Героический порыв и воля к победе – вот образ Наполеона. «Да, важен порыв, – внушаю себе, – ведь нужно побывать во многих залах». Но вскоре пришлось бросить якорь: картина «Прачка» не отпускала от себя. Непосильная ноша лишает прачку последних сил. Полные отчаяния глаза выплеснулись на лицо. Не упадет ли она на этой улице? Рядом с прачкой ребенок-малютка. Зараженный страданием матери, он мрачен до черноты. Порыв ставится под сомнение…

Покинув Эрмитаж, выхожу на Невский. Невольник толпы и светофоров, испытываю опять аритмию. Пробую лечиться от нее – покоем архитектуры, спокойствием рек и каналов. Чувствую, помогает. Вспоминаю «Утро» – картину Анри Мангена, увиденную в Эрмитаже. Мягкие, нежные, прозрачные колера: они созвучны друг другу. Прекрасная дымка окутывает меня. Ищу слово о моем новом состоянии. Вот оно – умиротворение. Теперь я ничего не желаю.

* * *

Когда Эрмитаж изобиловал иностранцами, окна здесь были грязны. Теперь иностранцы редкость, а окна хорошо вымыты. Вот современный «ответ Чемберлену».

Довольно смелая параллель

Находясь в Эрмитаже, увлекся картинами Рокуэлла Кента – одного из лучших американцев. Художник этот снабдил свои картины не только личной подписью, но и знаком © – все права защищены. Не замечал этого у других живописцев… Из зала Кента глянул на улицу – узнал набережную Мойки: здесь дом, где умер Пушкин. И пришла мысль: Пушкина не уберегли, право его на жизнь не защитили. Вина же не меркнет с годами.

Памятник Петру I – подарок Санкт-Петербургу от Королевского дома Нидерландов.  Фото автора

Эрмитажные атланты – вот яркие образы, что трудно забыть. Но, стоя у массивных колонн, они симулируют работу, как симулируют футболисты на Петровском и других стадионах. И лжет Невский проспект, обещая куда-то привести. А по сути, никуда не приводит. Но над всем правда неба – необъятная вечная правда. И вот иллюзия: шпилями своими Петербург тянется к правде.

Обвинение

Бреду по Итальянской улице. Слышу разговор в уличном кафе. «Вот, мама, еще один «мерседес», – сказала девочка лет семи. «Да», – был ответ. И больше ни слова. Можно сказать, поговорили…

Прекрасен Петербург, но масса его жителей не тянется к красоте. Большинство склоняется развлекаться, не отдаляясь от массовой культуры, иль тешить тело свое. И велико предложение, часто оригинальное. Можно купить алкогольное мороженое, а то и диковинные гвоздики – нежно-бирюзового цвета. Красный двухэтажный автобус прокатит тебя по городу. И вспомнишь о Лондоне, где красные автобусы везде на виду. Довольно яркий букет. Но букеты со временем выбрасывают. С мыслями такими спешу к Гоголю – к памятнику ему на Малой Конюшенной. Вот и Гоголь. Задумчивый, он отвернул свое лицо, словно стремясь: «Уйти бы отсюда». Скульптор явил изрядный талант, относясь, пожалуй, к последним из могикан. Народ же подвергся селекции.

На волнах Невы

Мост Александра Невского. Приезжая в Петербург каждое лето, прохожу по мосту в девять утра. Всякий раз повторяется зрелище: со стороны Ладожского озера по Неве движется «Метеор» – теплоход на подводных крыльях, детище СССР. При этом не слышна человеческая речь. Давно уже нет Союза, но он упорно напоминает о себе. Можно даже подумать: из страны-призрака – СССР – мчится по Неве «Летучий голландец», чтобы исчезнуть в неведомой дали… Сегодня увидел на Неве и другое. В том же направлении плыли два человека, снабженные оранжевыми поплавками. Две лодки сопровождения следовали рядом. То был, вне сомнений, дальний заплыв, проходящий при полном молчании. Четыре человека – и не единого слова. Когда вершится большое, человеческая речь не нужна.

Петербургские насмешки

Местность около Сенной площади в Петербурге пользовалась некогда дурной славой: здесь располагались притоны, ночлежки, публичные дома. Представители социального дна группировались у Сенной. Вяземской лаврой назвали петербуржцы это место – в насмешку над Александро-Невской лаврой, известной в то время не лучшими нравами. Новые примеры предоставляет современность. Памятник Петру I в Петропавловской крепости служит насмешкой над монархом, над его памятником на Сенатской площади. Учтем и слово «Санкт-Петербург» – насмешку над русским языком, ведь город был назван Петроградом в 1914 году – согласно решению высшей власти. Все понятно – чего же еще? Знать историю следует всем. 

Санкт-Петербург–Пермь