Александр Васькин
Фотографии не могли передать волшебную смесь доброты, иронии, нежности и сдержанной силы Геннадия Шпаликова. Кадр из фильма «Геннадий Шпаликов. Жизнь обаятельного человека». 2017
Случайно ли, что лучшие свои годы – и в жизни, и в творческой судьбе – Геннадий Федорович Шпаликов (1937–1974) провел на Арбате? Думаю, что нет. Здесь как раз уместно вспомнить про «гения места» – мифическое явление, свято охраняющее атмосферу дома, улицы, а то и целого города. На Арбате такой дом стоит под № 23 – тот самый, что в памяти большинства современников связан с именем скульптора Сергея Коненкова, что жил почти 120 лет назад на самом верхнем этаже. И гораздо меньшему числу людей известно, что в этом «модерновом» доме обитал Геннадий Шпаликов – талантливый поэт, замечательный сценарист, интересный кинорежиссер. Он прожил на свете всего 37 лет. Что и говорить – мало, но успел много, оставив после себя не только стихотворения и интереснейший дневник, но еще и сценарии, по которым были сняты фильмы «Застава Ильича», «Я шагаю по Москве», «Я родом из детства» и др.
«В Москве повсюду лето, и, опуская все описания этого времени года, я только хочу сказать, что по вечерам и даже иногда днем, особенно в воскресенье, Москва кажется пустой. Принято считать, что в июле все порядочные люди кончают свои дела и сматываются кто куда и лишь бы подальше, чтобы где-то в конце августа приехать в осеннюю Москву очень загорелыми и красивыми с южными фруктами в корзинках… Сижу сейчас в пустой комнате на Арбате, дом 23, квартира 5, а еще вернее – я лежу на диване и читаю Флобера: «Госпожа Бовари», очень скучную, длинную книжку, которую, как мне сказала соседка, я опоздал прочитать, а теперь, конечно, она мне не может доставить того удовольствия. Но книжка правда скучная…» – так Шпаликов описывал в дневнике свое арбатское существование 2 июля 1961 года. А соседи, между прочим, у него были мировые – не только долго терпели веселый стиль жизни поэта, но и могли одарить так необходимой порою бутылкой водки (это когда гости пришли, а магазин уже закрылся).
Проклюнувшийся талант в 1956 году привел его в один из лучших творческих вузов оттепельной поры – во Всесоюзный государственный институт кинематографии: «20 августа меня приняли во ВГИК. Пройдя чудовищный конкурс, я попал в один из самых интересных институтов. Радости не было, легкости тоже», – читаем в дневнике. Здесь Шпаликов познакомился и сдружился с Андреем Тарковским. Ныне они стоят вместе и в составе скульптурной композиции, открытой перед ВГИКом в сентябре 2009 года, где мы видим и бронзовую фигуру Василия Шукшина, с которым Шпаликов также был дружен. Если поставить памятники всем выдающимся выпускникам ВГИКа – места не хватит, так много вышло из его стен режиссеров, сценаристов, актеров и просто одаренных личностей. Почти каждый из них – человек незаурядный. Но даже на этом фоне Шпаликов не затерялся. Он «был неправдоподобно красив. Фотографии сохранили только правильность и мужскую привлекательность его лица. Но они не способны передать волшебную смесь доброты, иронии, нежности и сдержанной силы, которая была его аурой. Это обаяние разило наповал», – вспоминал кинорежиссер Александр Митта. Во ВГИКе рождаются первые сценарные опыты Геннадия Шпаликова, много пишет он и стихов, заслуживших одобрение Константина Паустовского. Шпаликов даже подумывает перейти в Литературный институт.
|
|
«Одна хлебалась каша,/ Сидели без рубля…», – писал поэт о своей арбатской жизни. Фото автора |
Где бы Геннадий Федорович ни жил – холостой или женатый, дверь в его комнату не закрывалась ни днем, ни ночью. Друзья не давали забыть о себе, да и сам он был человек открытый, хлебосольный. Если, конечно, было что на стол поставить и чем закусить. Как-то навестил его Марлен Хуциев, обративший внимание не только на скромную обстановку, но и на детские игрушки. Шпаликов объяснил: «Собираю игрушки, покупаю, что понравится, будет коллекция. Не хочется взрослеть, но приходится...» А на столе – стеклянно-синяя чернильница. Шпаликов говорит: «Это для некоторых поэтических упражнений... Увидел на почте... Невозможно было не взять». На чернильницу он смотрел «с нежностью»... Хуциев снял «Заставу Ильича», сценарий к которому Геннадий Шпаликов, студент последнего, пятого курса ВГИКа, писал в это время, проживая в арбатской коммуналке. Фильм надолго угодил «на полку».
Непростая судьба первого кинематографического опыта Шпаликова закономерна – дитя оттепели, он был чужд всякого рода идеологическим штампам, насилию над творческой личностью. Разладилась и его семейная жизнь. Она постепенно угасла, чтобы дать жизнь новым отношениям. На этот раз с Инной Гулая, ставшей мгновенно популярной после выхода на экраны в 1962 году фильма Льва Кулиджанова «Когда деревья были большими». Блондинка Инна Гулая – тогда еще студентка Щукинского театрального училища – была по-своему красивой, не зря Шпаликов называл ее «моя шведская девушка». Для своей второй жены он напишет сценарий фильма, который сам и поставит в 1966 году. Кинокартина станет единственной режиссерской работой Геннадия Шпаликова.
Шпаликов и Гулая продолжали жить на Арбате. Как-то раз, когда жена была на съемках, он встретил на Арбате Александра Нилина. Геннадий был не один, а вместе с оператором Олегом Арцеуловым. Они направлялись домой к Шпаликову: «Гена показал сумку с пятью, по-моему, бутылками водки». Но разделить с ними трапезу Нилин не был готов, времени не было. Выход нашли быстро: «Я тем не менее согласился на скорую руку выпить с ними в ближайшей столовой. Народу в обеденное время было полно: лето, жара, люди сердито хлебали суп, ели винегрет с котлетами (целиком из хлеба). Но Гена и не претендовал на закуску – он мигом выбил в кассе, улыбнувшись публике в очереди, шесть компотов (почти без ягод). Мы быстро выпили по компоту, а в пустые стаканы Гена налил водки из своей сумки». Пил он много, и это тоже был стиль жизни. Нилин, немало времени проведший с ним за одним столом, рассказывает: «Гена никогда не говорил: давай выпьем, но всегда: попьянствуем. И никто в мире, кроме него, не говорил «попьянствуем» с такой искренностью предвкушения…»
Далекому от всякой меркантильности и накопительства Геннадию Шпаликову приписывают фразу: «Если бы каждый, кто поет мою песню «А я иду, шагаю по Москве», дал мне по рублю, я был бы миллионером». Да, с этим не поспоришь. Но вряд ли миллионер и поэт-романтик мог бы совмещать в себе две эти абсолютно разные ипостаси долгое время. Фильм, названием которого послужила, пожалуй, самая известная строчка Шпаликова, любим зрителями по сей день. На экраны картина вышла в 1964 году.
Кроме сопутствующего богемному образу жизни пьянства, сведшего Шпаликова в могилу, было и еще одно обстоятельство, никак не продлевавшее его век. Он, очевидно, выпадал из советской действительности, никоим образом в нее не вписываясь: «Он писал так, как будто заранее думал о нас, чтобы мы вспоминали об этих временах наивных надежд, когда они станут прошлым. В жизни он успел быть только молодым. Его любили. Его любили все... Как зависит дар художника от того, на какой максимум счастья он способен! У Шпаликова этот максимум счастья был высок. Соответственно так же глубока и пропасть возможного отчаяния» – так считал Александр Володин.
После Арбата Геннадий Федорович жил еще по многим адресам, в том числе и в Черемушках, ведь недаром он сочинил: «Меняют люди адреса,/ Переезжают, расстаются…» Как истинно богемный персонаж, для которого день никогда не кончается возвращением домой, он мог заночевать то у одного приятеля, то у другого, а то и просто заснуть на скамейке в парке. Сегодня в Москве есть даже памятная доска Геннадию Шпаликову – не на Арбате, нет, а на 1-й Тверской-Ямской, на доме № 13. Гранитный облик поэта и сценариста вышел излишне суровым и сдержанным, больше похожим на боксера. А на фотографиях он часто улыбается. Ну а мы помним его стихи:
Ах, утону я в Западной Двине
Или погибну как-нибудь иначе,
Страна не пожалеет обо мне,
Но обо мне мои товарищи
заплачут.
