Мария Давыдова
Кыс-кыс, пора завтракать! Фото Евгения Никитина
Между двумя молниями
У нас снова грохот, ветер деревья гнет, молнии сверкают. Стою у окна и думаю про курьеров: каково им в такую погоду на мокрых великах и самокатах, с коробами за спиной. Только подумала, гляжу, мчит парень с коробом и на велосипеде: в буквальном смысле между двумя молниями проскочил. Куриная сущность во мне испуганно закудахтала: всегда знала, что не надо ничего заказывать в бурю и грозу.
Разлучница гроза
Бабушка с дачи звонит – в трубке тот же грохот, что и за окном – и жалуется:
– Эта буря нас с дедом разлучила.
Я (испуганно):
– Как это – разлучила? У вас все хорошо?!
– В буквальном смысле: я на кухне оказалась, когда бабахнуло, а дед в доме. В саду воды по колено, друг до друга только вплавь, да и то, когда перестанет лить. А так все хорошо. Разлучница гроза.
Пусть бы только такой гром гремел и только грозовые молнии сверкали. А больше никакие.
Машина времени
Сегодняшняя порция даровой выпивки вместе с даровой обрезкой веток и промывкой тротуаров для природных и не очень объектов, кажется, наконец закончилась.
Или, игнорируя несуразное первое предложение и выражаясь по-человечески: дождь, ветер, гроза – все на время стихло.
Одна слегка полоумная дама надела новые белые кроссовки с серебряными вставочками, ветровку с капюшоном цвета поддельного золота. В руки взяла пакет с мусором и отправилась дышать, а также на вечерний променад. Дышать оказалось нечем – кругом одна вода. Кто как, а я плохо дышу водой.
Деревья растрепались, разлохматились, потеряли привычные очертания, а некоторые заодно и часть кроны потеряли и в темноте выглядели странными чудаковатыми незнакомцами. Все равно как если бы королева Англии предстала перед подданными не в привычных благообразных буклях, а, к примеру, с ирокезом на голове или в тюрбане из банного полотенца, с которым так приятно выйти из душа. Шиповник растерял все успевшие распуститься душистые цветы. Дерево, которое бабушка звала «американский клен», гроза вообще распилила пополам, швырнув на газон спутанным комом все, что, по ее мнению, нуждалось в обрезке.
Бульвар превратился в подобие аквариума: из мглы и водяных испарений время от времени беззвучно выплывают рыбы-люди и рыбы-собаки на длинных поводках. Традиционные звонкие диалоги:
– Ррр-тяффф, прочь с дороги, шавка беспородная, не попадайся на моем пути!
– Воу-воу, молчала бы ты, дрожащая запятая на четырех лапках, недособака несчастная. Кошка, и та над тобой смеется! – сменились короткими глухими приветствиями.
Выяснилось, что рыбы-собаки, вынужденно перешедшие на экономное дыхание жабрами, от просто собак отличаются изысканной сдержанностью:
– Воу, добрый вечер, сударь, как поживаете?
– Ррр-тяффф, благодарю вас, не очень: лапки замочил, да еще эта гроза: пришлось вывести своего человека на полтора часа позже.
Иду-плыву, пытаюсь дышать водой. Получается не очень. Утешаю себя тем, что зато белые дамские кроссовки – сбывшаяся мечта идиота – с честью выдержали испытание самыми глубокими лужами.
С боковой дорожки на бульвар выезжает машина времени. Салон в темноте светится и даже отчасти переливается. Машина ритмично вздрагивает от зашкаливающих децибелов. Я ее сразу узнала и моментально поняла, что это именно она – машина времени. Из раскрытого водительского окошка во всю сонную ивановскую несется: «Видео-видео, это не сказка, это не со-он...» Вся ивановская притихла и внимает. В ту же секунду вижу силуэты пальм, могучими веерами обмахивающих ярко освещенную в ночи танцплощадку, слышу плеск и запах невидимого в темноте, но очень близкого моря. Кавказ, двадцать лет, влага и разнообразные пряные ароматы в воздухе сбиты в томительно прекрасный коктейль, которым так легко и приятно дышать: «Видео-видео, стану таким, как она и как он». Машина времени, вопя и подрагивая, проносится по нашей тихой улочке с неразрешенной скоростью. А я иду домой. Надо признать, дышать становится чуточку легче.
Два вида погоды
В нашем городе теперь дают только два вида погоды – через день. Первая – сырая, дождливая, полный штиль. Гулять нельзя, все время хочется накрыться с головой и спать, спать. А проснешься, поглядишь в окно: то же безвременье, зачем открыл глаза – непонятно. И сказать о такой погоде больше нечего. Ночью глаза закрыты, но кожей чувствуешь – что-то происходит.
Это первая погода сдает дежурство второй, сухой и ветреной, причем ветер этот необычный – свежий, резкий, неожиданно пахнущий озоном. В одном большом приморском городе был, помню, такой живой, свежий ветер. Но у нас-то город сухопутный, откуда у нас запах моря?
И еще облака. Морские облака. Партеры, балконы, амфитеатры из облаков. Облачные фрегаты проносятся по неспокойному буйному небу.
Животные, в природе пересекающиеся крайне редко, запросто могут повстречаться в буйном московском небе: за курчавым барашковым стадом скачет подсвеченный уходящим на покой закатным солнцем персиковый слон о трех ногах. И тучи. Резкие, быстрые, разноцветные тучи приносят с собой яркие двойные радуги. Радуга – знак божьего присутствия на земле.
А ветер? Вернемся к нашему другу ветру. Быть может, это свежий и резкий ветер перемен? Может ведь такое быть?
Полюбить ветер
В этом году я впервые за довольно долгую уже жизнь сумела даже немного полюбить ветер. Ничего экзистенциального: просто встретила на своем пути не уродующую меня шляпу – и вот ношу с удовольствием. Еще одно важное открытие: шляпы с полями веками не выходили из моды не выпендрежа ради и даже не в качестве знака классовой принадлежности («а еще шляпу надел») – шляпа, оказывается, отлично защищает лицо от холодного ветра, а в сочетании с высоким воротником вообще позволяет даже самому хлипкому индивиду внутренне возвыситься над любой погодой.
Почему мне раньше об этом никто не рассказал? Почему до всего приходится доходить самостоятельно?!
Я здесь, Инезилья
Вышел месяц из тумана, за ним звезды, звезды, звезды – звездное небо. Звезды паслись, месяц приглядывал. Долго ли коротко ли, потихоньку-полегоньку, кромкой да краешком – только небо начало быстро светлеть. Месяц поспешно собирал подопечных, по одной загонял на ночлег. И вот на излете июньской короткой ночи явились под окнами влюбленные коты – усы, как шпаги, черные плащи, полосатые хвосты – запели хором: «Я здесь, Инезилья, я здесь, под окном». На кошачьем языке примерно так: «Уаааау, муау, уууу, маааау. Уаааау, муау, уууу, маааау». И хором: «Мааааау!» От вокала влюбленные перешли к активным действиям – но и вопить, то есть петь, выдирая друг у друга подшерсток, не забывали. Погасшие было окна вновь загорелись, подобно глазам разъяренных котов. Жильцы: те, кому рано вставать, и те, кому уже поздно ложиться – повисли на подоконниках. Самые активные распахнули балконные двери:
– Брысь, паразиты!
– Кыш-кыш, пошли!
– Мммау-мммау, уаааау, уууу!
– Из шланга их полить!
– Дай мне что-нибудь ненужное, я кину!
– Мммау-мммау, уаааау, уууу!
– Кыш-кыш!
– Уууу!
Птицы тоже пробудились. Сперва вороны: «Каррр!» За ними неведомая птица-трещотка: «Трррр-трррр. Чив-чив, чиви».
– Мааау! Фффррр-мааау!
– Трррр-трррр.
– Каррр.
– Отдай мой тапок сейчас же, свой кидай!
– Получай, кошатина!
– Мммааау!
Проснулись окрестные собаки: «Вау-вау!» Домашние кошки тоже не стали завидовать молча: «Миу!» Солнце пробудилось, послушало несколько минут и ушло досыпать за тучу. Жильцам повезло меньше: не всем удалось. Запах крепкого кофе поплыл над балконами, уплыл к чердачным окнам, где стрижи как раз готовились к боевому вылету, и дальше отправился прямиком к небу. Двери квартир распахнулись, выпустили первых, самых ранних трудовых пташек. Парадные запищали кодовыми замками. Коты решили отдохнуть от трудов и умолкли. Спустя пару часов из самого пострадавшего от ночного концерта подъезда вышли две бабушки-кошатницы – в руках по плошке, дома по кошке: «Кыс-кыс-кыс. Вася, Федя, идите завтракать!» Несется кошачий Вася, за ним хромает Федя – оба не без потерь. У Васи шерсть обмелела, у Феди покусано ухо.
– Стыдно вам, разбойники?
– Мау («а как же, конечно, стыдно»).
Братья-разбойники стоят рядком, урчат тишком – завтракают. Бабушки рядом зевают, котов журят. Старик с белой бородой, длинной, как история человечества, мимо идет: улыбнулся потайной улыбкой – одними глазами, котам мигнул, солнцу махнул, сам стал как летний день и цветущий сад. Коты бросили завтракать, вытянулись перед ним во фронт, как могли отдали лапами честь. Солнце бросило спать, прогнало тучу, немедленно приступило к непосредственным летним обязанностям – светить и греть. Туча поджала сизый хвост, умчалась подальше. Бабушки-кошатницы подобрали опустевшие плошки, ушли по домам – миски мыть, своих кошечек кормить. А больше этим утром ничего не случилось.
