Про кривые зеркала. Почему вредно читать откровенные мемуары и личные дневники

Книжное наследие Чехова – бесценно, и что с того, что в молодости он любил посещать дома терпимости? Фото РИА Новости

Благородный Робин Гуд был грабителем с большой дороги, но охотно помогал бедным. Известный читателям повести «Трудно быть богом» главарь инопланетной мафии Вага Колесо был страшным человеком, но очень любил кошек.

История полна нравственных компромиссов. Да, этот человек купался в крови, но его цели были великими и привлекательными. И вот уже появляются «компетентные мнения» о «прогрессивности войска опричников» и самого Ивана Васильевича. Про позитивную роль в истории «эффективного менеджера» товарища Джугашвили я уж и не говорю.

Почему вырывать из истории странички, неудобные для автора, переписывать их с точки зрения сегодняшнего дня, вспоминать одни цитаты и забывать другие, считается допустимым, а вот в географии такое просто невозможно?

Представьте себе специалиста, который допускал бы в школьном учебнике существование Австралии, но был бы категорически против упоминания Антарктиды – там холодно, а у него аллергия на снег и ветер; и вообще – дети могут простудиться! А в истории – пожалуйста: этого не было, потому что, с моей точки зрения, не могло быть! Или потому что это вредно, потому что это несвоевременно, потому что это может кого-то раздражать...

И все: не было никакого пакта Молотова–Риббентропа, не было ГУЛАГа, Холокост – выдумка, а Ленин был редким гуманистом.

Вот и бродят по нашей истории «голубые люди» (не в том смысле, в каком это определение ныне принято, а в том, что ни сучка на них, ни пятнышка!).

Так уж случилось, что мне в силу профессии литератора приходится много писать для детей где-то от 7–8 лет до 11–12-летних. Это познавательные книжки, где есть место для всяких сюжетов: исторических, географических, литературных, естественно-научных и прочих любопытных и полезных для этого возраста. И всегда возникают трудности.

Дмитрий Менделеев – знаменитый ученый-химик, работавший в куче параллельных научных дисциплин, и – убежденный монархист. Илья Репин. Портрет Д.И. Менделеева. 1907

Помню, писал я как-то о жизни одного талантливого писателя и, упомянув его потомков, оговорился, что вот этот сын от первого брака, а вот эта дочь – от третьего. «Не надо, – мягко заметил мне редактор, читавший рукопись книжки. – Зачем читателям знать, что все дети у него от разных браков? Зачем читателю столько писательских жен? Напишите просто: было у него два сына и две дочки!..»

Эту «редакторскую» точку зрения не разделяют другие повествователи, которые, напротив, задались целью выдернуть из чьей-то жизни все, за что какого-то писателя (артиста, композитора) любят потомки, и сделать его антигероем. И появляется на свет статья (или целая книга), которую, к примеру, с чистой совестью называют «Антиахматова» (пример выбран навскидку). А как же тогда быть со стихами, которыми зачитывается уже третье или пятое поколение? Как быть с болью, которой полны поэтические строчки?

Этот путь – выбирать из жизни автора только плохое, ведет в никуда. Любителям таких характеристик просто вредно читать, например, откровенные мемуары и личные дневники современников великих людей. Мнение автора дневниковой записи пристрастно и подвержено минутному настроению. Какое мне дело до того, что Репин в жизни был не великим художником, а средним обывателем, а Чехов в молодости очень любил бегать по домам терпимости? Я в который раз отправляюсь в Третьяковку, чтобы насладиться талантом великого мастера кисти, а вечером сажусь в кресло и открываю томик Антона Павловича, открытый на любимой странице.

Может быть, лучше согласиться с мнением того, кого мы как-то скороговоркой называем «наше все»? Ведь он об этом писал: «Пока не требует поэта/ К священной жертве Аполлон,/ В заботах суетного света/ Он малодушно погружен;/ Молчит его святая лира;/ Душа вкушает хладный сон,/ И меж детей ничтожных мира,/ Быть может, всех ничтожней он…»

Между прочим, живой Александр Сергеевич Пушкин тоже был далек от хрестоматийной бронзовой статуэтки. А то слышишь иногда: «После того что я узнала про (имярек), я его книги просто читать не могу! Или – «не могу смотреть его фильмы!..»

И не читай. И не смотри. Кто тебя заставляет? Просто не нужно творчество, плод вдохновения и Божьего промысла, путать с ежедневным расписанием жизни, в которой часто совсем не место подвигам.

Не знаю, может быть, в детских книжках про чьи-то энциклопедические жизни действительно не стоит делать акцент на алкогольной зависимости человека или пересчитывать количество брошенных им жен. Всякому возрасту – своя шкала оценки. Но от взрослого читателя нельзя скрывать ничего. И ничего нельзя выпячивать, заставляя забыть про то единственное, что оставило какого-то человека в истории. Нельзя купировать или отрицать жизнь прославленных персонажей, потому что нам не нравится та или иная черта их характера, потому что мы не совпадаем с ними мнением по тому или иному вопросу или нам претит их образ жизни!

Нельзя оценивать людей в одной плоскости. Всякая неправда, половинчатость, а точнее – просто недоговоренность, подобна кривому зеркалу. В нем не увидишь ни героя своего времени, ни само время. Все мы люди, все мы человеки!

Это правило должно работать не только по отношению к людям, оно обязательно и для изложения исторических событий. И тогда не придется переписывать раз в пять лет школьный учебник истории. Не нужно будет время от времени сносить памятники, чтобы потом воздвигать их вновь. Бумагу, как и бронзу, нужно экономить!