Как протоиерей усмирил начальника полиции

Гнушаться церковными таинствами в империи не мог даже полицейский исправник. А.И. Корзухин. Перед исповедью. 1876. Тверская областная картинная галерея

Любопытная история произошла в уездном городе Мариинске Томской губернии в 1900 году. Случившееся отображено в архивных документах (РГИА.Ф. 797. Оп. 70. Д. 94).

В курс дела вводит письмо министра внутренних дел Дмитрия Сипягина, направленное синодальному обер-прокурору Константину Победоносцеву. Из послания, датированного апрелем 1900 года, узнаем, что настоятель Никольского собора протоиерей Иоанн Беневоленский отказался причащать главу полиции Мариинского уезда исправника Якова Козинцева. Обещал сделать это с согласия местного епископа. Но не причастил и после того, как согласие было дано. Зато передал исправнику увещательное письмо с призывом смириться и вновь готовиться к исповеди и причащению, руководствуясь правилами, возложенными на православных верующих.

Более того, сделав вывод о неготовности исправника к церковным таинствам, Беневоленский унизил его евангельской строкой: «Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями» (Мф. 7: 6). Здесь видится настоящий вызов властям, ведь начальник полиции был уподоблен «нечистому» животному. Понятно, какое возмущение это вызвало в Министерстве внутренних дел. Министр заявил, что поступок Беневоленского «в отношении представителя власти в уезде не только оскорбительный, но и ничем не оправдываемый и подрывающий уважение к власти».

В министерстве предположили, что отказ в причащении был вызван опозданием исправника к одной из обязательных для причастников служб – заутрене, которая начиналась в 3.00. Знали в министерстве и то, что Беневоленский вменил в вину исправнику «какие-то поступки».

Возникла скандальная ситуация. Ведь регулярные исповедь и причащение были обязательны для всех чиновников империи, без этого они не могли служить.

Защищая своего подчиненного, министр дал Козинцеву вполне положительную характеристику: «Человек пожилой, семейный, весьма скромный и благовоспитанный». И о Беневоленском: «По местным сведениям, уже проявлял крайне неуживчивый характер».

Но совершенно неожиданно Беневоленского поддержал Томский епископ Макарий (Невский). В октябре, спустя пять месяцев после инцидента, епископ сообщил Победоносцеву: явившись в собор в дни говенья, исправник «обнаружил… поведение не грешника, пришедшего для покаяния и молитвы, а человека, не хотящего себя обременять молитвенным трудом», ведь «когда по чину церковному нужно делать земные поклоны, он не кланялся и стоял, или облокотившись на что-либо, или в прямом положении». Более того, исправник якобы не слушал «утреннего правила перед причащением», играя с вечера до утра в карты «в кругу своих знакомых священников», смущая своим поведением Беневоленского. Главное же обвинение епископа состояло в том, что исправник будто бы не исповедовался: во всяком случае, в реестр о лицах, бывших на исповеди, не записался.

Макарий предположил, что исправник мог получить у другого соборного священника необходимое для представления губернатору удостоверение о прохождении исповеди, избежав таковой. Но и в этом епископ не был уверен. Священник, которого заподозрили в выдаче полицейскому документа о прохождении исповеди, на вопрос, исповедовался ли у него исправник, «не мог ни подтвердить, ни отрицать».

Критикуя исправника, епископ отнес Беневоленского «к числу тех твердых духом пастырей, которые… любят право править слово истины». При этом посетовал, что «дух времени» отрицает подобных священников. Что до «неуживчивости» протоиерея, упомянутой министром, то Макарий предпочел с этим не согласиться.

Принципиальный священнослужитель имел авторитет среди духовенства. Протоиерей Евгений Удинцев утверждал, что Беневоленский обладал «богатым интеллектом и недурными ораторскими способностями».

Противопоставляя себя позиции министерства, иерарх, в общем-то, рисковал своим служебным положением. Комментарием может служить свидетельство епископа Арсения (Жадановского), утверждавшего в своих воспоминаниях, что Макарий (Невский) никогда не стремился «к деланию себе так называемой карьеры…». Но карьера не пострадала. Несмотря на конфронтацию с министерством, он стал Московским митрополитом – вторым лицом в иерархии тех лет.

Дальнейшая судьба протоиерея Беневоленского тоже достаточно примечательна. Он повысил свой социальный статус, продвигаясь по служебной лестнице. Из уездного городка его перевели в губернский центр, где в кафедральном соборе он занял почетную должность ключаря. Выдвинулся и в личные секретари управляющего Томской епархией. Занимал также одну из руководящих должностей в Томской духовной консистории, был председателем о епархиального ревизионного комитета и не только. Труды священнослужители были отмечены правительственной наградой – орденом Святой Анны III степени.

Беневоленский занимался политикой, участвовал в создании Союза русского народа, став в движении довольно заметной фигурой. В 1912 году был кандидатом в депутаты IV Государственной думы. Но проиграл предвыборную кампанию томскому врачу – проиграл причем сокрушительно. Помешала принадлежность к черносотенцам, приобретшим репутацию одиозной политической силы, все более терявшей авторитет. Хотя своей идейной платформой Беневоленский как кандидат в депутаты назвал Евангелие.

Так или иначе, но явное выступление против полицейской власти не обернулось для Беневоленского серьезными неприятностями при монархии. Отношения с советским государством у него оказались непростыми. Противника изъятия церковных ценностей, его приговорили в 1922 году к пяти годам лишения свободы. Но весь срок он не отбыл, был освобожден через полтора года. Согласно другому источнику – через три. В церковном служении был по-прежнему успешен, настоятельствуя после освобождения поочередно в трех храмах Томска.

В 1929 году Беневоленского вновь арестовали. Но спустя примерно пять месяцев 70-летний протоиерей вышел на свободу. Советская власть его вновь помиловала. Хотя из поступившего доноса ей было известно, что священнослужитель «крепко затаил злобу» на большевиков, «упорно, где только и как только мог, со злым сарказмом критиковал и высмеивал все мероприятия советской власти», «говорил, что советская власть не удержится». Парадокс! Напрашивается вопрос: не имел ли Беневоленский перед большевиками каких-то особых заслуг?

Дальнейшая его судьба не выяснена. Но известно, что в числе тех, кого в церкви причисляют к новомученикам, Беневоленский не значится. Можно предположить, что репрессии его на закате жизни не коснулись.