0
5152
Газета Стиль жизни Печатная версия

09.02.2022 18:27:00

Картечь против булыжников. Карантинные меры и чумной бунт "антиваксеров" в Москве 1771 года

Александр Васькин

Об авторе: Александр Анатольевич Васькин – москвовед, член Союза писателей Москвы, лауреат Горьковской премии.

Тэги: карантинные меры, чумной бунт, москва, история, российская империя, пандемия, коронавирус, антиваксеры

Все статьи по теме "Коронавирус COVID-19 - новая мировая проблема"

карантинные меры, чумной бунт, москва, история, российская империя, пандемия, коронавирус, антиваксеры В 1771 году Петру Еропкину пришлось отбивать от мятежников Кремль. Фото автора

Воцарившаяся в мире эпидемия заметно повлияла на формирование нового стиля жизни, точнее двух стилей, противоположных по своему характеру, – ваксеров и антиваксеров. Но действительно ли в этом есть новизна? Наблюдая по телевизору за «антиковидными» бунтами в Европе, когда тысячи людей выходят на улицы крупных и малых городов, вступают в стычки с правоохранителями, громят подвернувшиеся под горячую руку магазины, нельзя не провести параллель с событиями 250-летней давности, что разворачивались в Российской империи.

В 1770 году в Москву проникла чума, с юга (Бессарабии и Малороссии). Как это нередко бывает, первые признаки неизвестной болезни были неверно истолкованы местными властями как «заразительная горячка». К лету следующего, 1771 года город охватила чума, косившая людей налево и направо. Число жертв росло в геометрической прогрессии, достигнув тысячи умерших в сутки. Мор был вселенский: «Невозможно описать ужасное состояние, в котором находилась Москва. Каждый день на улицах можно было видеть больных и мертвых, которых вывозили. Многие трупы лежали на улицах: люди либо падали мертвыми, либо трупы выбрасывали из домов. У полиции не хватало ни людей, ни транспорта для вывоза больных и умерших, так что нередко трупы по 3–4 дня лежали в домах». Так описывал происходящее Иоанн Якоб Лерхе, доктор медицины из Галльского университета. На русский манер его прозвали Иваном Яковлевичем.

В ту пору генерал-губернатором Москвы служил старенький фельдмаршал и ветеран Семилетней войны Петр Салтыков, уверовавший, что главным лекарством от смертельной болезни могут быть молебны и крестные ходы. Не проявив необходимых для такого ответственного поста качеств и испугавшись народного гнева, в сентябре 1771 года Салтыков покинул Первопрестольную, направившись в подмосковную усадьбу Марфино, в сопровождении полка солдат, прихватив с собой и пушку – для обороны от взбунтовавшихся москвичей. Примеру полководца последовали «и другие официальные лица». Власть в городе в буквальном смысле оказалась выброшенной на улицу. И вполне логично, что не прошло и дня, как начался чумной бунт, бессмысленный и беспощадный. Вся ненависть разъяренной толпы обратилась против тех, кто был единственным источником спасения, – врачей, в том числе немецкой национальности. Обезумевшие жители, уверенные, что врачи-вредители и являются главными распространителями чумы, разоряли больницы и карантинные бараки, где якобы и умирала большая часть жертв эпидемии. Хотя это было совершенно неверно. А пойманных докторов убивали.

Гнев обратился и супротив члена Святейшего синода и архиепископа Московского Амвросия, запретившего молебны и крестные ходы – во избежание скопления большого числа людей в одном месте. Но что вызвало наибольшее возмущение толпы, так это перенос иконы Боголюбской иконой Божией Матери от Варварских ворот в храм Кира и Иоанна на Солянке. Народ стекался к Варварским воротам со всего города – люди были уверены в том, что поклонение иконе, целование образа творит чудеса и может исцелить недуг. Горожане, сами того не ведая, создавали антисанитарную обстановку, нарушая карантинные меры. И тогда архиепископ Амвросий, ведомый исключительно гуманитарными помыслами, и решил перенести икону. Это вызвало еще большее раздражение толпы, приведя к обратным последствиям: словно разбуженные звоном колокольного набата, агрессивно настроенные люди стали собираться у Кремля, вооруженные кто чем мог, в том числе кольями и дубинами. Это было 15 сентября 1771 года.

На следующий день возбужденный слухами и домыслами народ – тысячная толпа – сначала ворвался в Кремль, а затем захватил Чудов монастырь, разграбив святую обитель. Смелый архиепископ Амвросий престольный град не покинул – он находился в Донском монастыре, куда и переместилась основная масса бунтовщиков. Священнослужителя поймали, стали допрашивать с пристрастием и мучить. Последние минуты его были страшными.

В оставленном на произвол судьбы городе чумной бунт довольно быстро перерос в антиправительственный. По разным оценкам, количество бунтовщиков превысило 10 тыс. человек. В основной своей массе толпа состояла из простонародья («боярские люди, купцы, подьячие и фабричные») и черни. Оно и понятно – знать поспешила унести ноги из Москвы вослед за ее генерал-губернатором. Оставшиеся без присмотра барские хоромы да особняки подверглись разграблению. Мародеры тащили все, что можно было унести. Долго копившаяся социальная ненависть выплеснулась на поверхность.

Лишь привлечение армии к усмирению бунтовщиков прекратило беспорядки. До Петербурга тревожные известия о взбунтовавшейся Москве дошли быстро. Императрица Екатерина II поручила навести порядок своему любимцу Григорию Орлову, отправившемуся усмирять Первопрестольную во главе нескольких лейб-гвардейских полков. Но еще до прибытия Орлова «антиваксерский» бунт смог укротить генерал-поручик Петр Еропкин, которого можно назвать чуть ли не единственным представителем городской власти в отсутствие исчезнувшего начальства. Он возглавлял чрезвычайно прибыльную Главную соляную контору, пополняя казну за счет соляных акцизов. А весной 1771 года императрица, образно говоря, назначила его московским министром здравоохранения, поставив надзирать «за здравием всего города Москвы». Взяв на себя всю ответственность по подавлению восстания, Еропкин военными методами в течение нескольких дней навел порядок в Москве.

Подчиненные Еропкину воинские соединения действовали против бунтовщиков словно на поле боя – стреляли, рубили, устремлялись в штыковые атаки. Но и «антиваксеры» не сдавались, окопавшись в Кремле. Не успокоились они и после того, как Еропкин их оттуда выбил. Рассеявшись по городу, затем они вновь сумели собраться для отпора. Но силы явно были не равны: если солдаты стреляли по ним картечью, то ответить они могли разве что булыжниками. В итоге численное превосходство армии и четкая военная организация позволили на четвертый день окончательно подавить сопротивление участников чумного бунта. В общей сложности число погибших в результате усмирения антиваксерского восстания 1771 года достигло 100 человек.

Прибывший очень кстати в Москву Григорий Орлов, а также генерал-прокурор Всеволод Всеволожский принялись немедля вести следствие с целью выявления истинных зачинщиков «антиваксерского» восстания. Разбирались жестко. Признания добывались допросами и пытками. В итоге уже в ноябре 1771 года осуждено было более 300 бунтовщиков, наиболее активных участников беспорядков: убийц архиепископа повесили, остальных отправили на каторгу.

С момента подавления бунта пошла на убыль и статистика заболевания чумой: если в сентябре число жертв превысило 20 тыс. человек, то к декабрю эта цифра опустилась ниже тысячи. Значительно улучшилась и санитарно-эпидемиологическая ситуация в Первопрестольной.

Главным героем в победе над антиваксерами был провозглашен Григорий Орлов, в честь которого в Екатерининском парке Царского села установили так называемые Орловские ворота – триумфальную арку. Их фасад украсили слова из стихотворного послания поэта Василия Майкова: «Орловым от беды избавлена Москва». Кроме того, в честь Орлова была отчеканена специальная медаль «За избавление Москвы от язвы в 1771 году».

Ожидания же менее тщеславного Петра Еропкина были иными: он попросился в отставку, которую императрица не приняла. Генерал был удручен столь кровопролитными итогами усмирения бунта, ведь он предпринимал попытку договориться с восставшими, которую они отвергли. Тем не менее Екатерина II высоко оценила его усилия, наградив «за распорядительность и мужественное подавление мятежа» 20 тыс. рублей→ и орденом Андрея Первозванного, а также 4 тыс. крепостных душ. В дальнейшем (1786–1790) Еропкин занимал должность московского главнокомандующего, сделав много полезного для Белокаменной. Его дом на Остоженке хорошо известен. 


Оставлять комментарии могут только авторизованные пользователи.

Вам необходимо Войти или Зарегистрироваться

комментарии(0)


Вы можете оставить комментарии.


Комментарии отключены - материал старше 3 дней

Читайте также


Павел Бажов сочинил в одиночку целую мифологию

Павел Бажов сочинил в одиночку целую мифологию

Юрий Юдин

85 лет тому назад отдельным сборником вышла книга «Малахитовая шкатулка»

0
1721
Стихотворец и статс-секретарь

Стихотворец и статс-секретарь

Виктор Леонидов

Сергей Некрасов не только воссоздал образ и труды Гавриила Державина, но и реконструировал сам дух литературы того времени

0
616
Хочу истлеть в земле родимой…

Хочу истлеть в земле родимой…

Виктор Леонидов

Русский поэт, павший в 1944 году недалеко от Белграда, герой Сербии Алексей Дураков

0
840
Дышит упоением роскоши, юности и наслаждения

Дышит упоением роскоши, юности и наслаждения

Виктор Леонидов

Фигура Константина Батюшкова оказалась в тени. И не только для специалистов, но и для миллионов читателей

0
563

Другие новости