0
4651
Газета Стиль жизни Печатная версия

13.10.2021 17:19:00

Хранители великодушной науки. Истории из жизни Владимира Адмони и Михаила Алпатова

Вардван Варжапетян

Об авторе: Вардван Варткесович Варжапетян – писатель.

Тэги: владимир адмони, жизнь, истории


39-16-2480.jpg
Владимиру Адмони, сыну адвоката, однажды
самому пришлось выступить защитником –
на процессе Иосифа Бродского.
Фото Бербеля Миемица 
«Независимая газета» мне не чужая, я пишу для нее столько лет, сколько она существует. Сейчас готовлю к изданию книгу «ИМяННОЙ УКАЗАТЕЛЬ», где вспоминаю всех, кого встретил за 80 лет. Из этих встреч и составилась моя жизнь. А еще это краткая история моей страны, сложенная примерно из 3000 историй разных людей. Среди них гении и безвестные обыватели, рабочие, крестьяне, домохозяйки, монахини, проститутки, солдаты, артисты, колхозники, мыслители и доносчики, убийцы и праведники, люди десятков национальностей, профессий, занятий, званий.

Вот две из множества историй.

***

Адмони Владимир Григорьевич (1909–1993) – выдающийся германист, по его учебнику «Синтаксис современного немецкого языка» учились даже немецкие студенты. Он составил (теперь можно смело назвать его труд «классическим», как и учебник) хрестоматию по немецкому языку. Работал в Институте речевой культуры (1932–1937; жаль, что теперь нет такого!).

И вот едет однажды почтенный профессор в трамвае по Ленинграду, а напротив пассажир читает газету «Правда».

И вдруг Адмони почувствовал боль в сердце, ощутил угрозу, опасность. На следующей остановке он вышел, подошел к газетному стенду с «Правдой» и прочитал разгромную рецензию на свою хрестоматию. Год был 1937-й. Не только в Германии жить тогда было опасно.

А когда громили космополитов, досталось отцу Адмони – знатоку древнесемитского права, бывшему присяжному стряпчему, в те сталинские годы просто адвокату (к тому времени Адмони Гойвиш Нотович уже давно был Красный-Адмони Григорий Яковлевич). Его погнали из адвокатуры.

Кстати, однажды и Владимиру Григорьевичу пришлось выступить защитником – на позорно знаменитом суде над Иосифом Бродским.

А меня к Адмони привело то, что он был знаком с поэтом Александром Тиняковым (1886–1934), которого Михаил Зощенко назвал «Смердяков русской поэзии».

Тиняков – ржавчина Серебряного века. А Адмони был чистым серебром, истинный петербуржец, все-таки доживший до возвращения родного имени его городу – Санкт-Петербург.

И вот я – в квартире Адмони. Вокруг стола – четыре стула. Мы сидим напротив друг друга.

Владимир Григорьевич показывает фотографии.

– Вот мы тут почти все: Гумилев, Ида Рубинштейн… Ведь это она послала вас ко мне? А это я. Это поэт Туфанов… очень похож на Тинякова.

Пытаясь лучше разглядеть снимок, поднимаюсь и опираюсь на пустой стул.

Профессор вздрогнул.

– Ради бога, прошу вас! Не касайтесь! – И стал нежно поглаживать стул. Стул, на котором всегда сидела покойная жена Адмони. – Успокойся, успокойся…

В этот момент зазвонил телефон – звонили из Швеции: профессору Адмони присвоена почетная степень доктора философии Упсальского университета, старейшего в Скандинавии, за исследование творчества Генрика Ибсена.

Я поздравил Владимира Григорьевича. Он подарил мне свою книгу о творчестве Ибсена.

Потом Владимир Григорьевич спросил меня:

– Зачем вы хотите писать про Тинякова? Не надо. Зощенко был прав.

А еще у Адмони была огромная коллекция марок. Это я узнал случайно – от великого филателиста Эдуарда Лернера.

Когда-то он прознал, что у профессора есть редчайшая французская марка, которую Лернер искал много лет. И Лернер приехал к Адмони в Питер.

39-16-1480.jpg
Михаил Алпатов (слева): «Самое главное
для вас – ответить на три вопроса: это красиво
или некрасиво? это великодушно
или невеликодушно? это благородно
или неблагородно?»  Фото РИА Новости
Эдуард рассказывал:

– Что сказать? Коллекция у Владимира Григорьевича была порядочная, но бестолковая: большинство марок в ужасном состоянии – порванные, с чернильными кляксами, жирными пятнами, липкие. Умнейшая голова, чистое сердце, а руки никудышные. Взял пинцетом французскую марку, которую я хотел купить, и проколол насквозь. Как будто этот пинцет вонзил мне в сердце! Я схватил его за руку: «Что ж вы творите!» – «Моя марка! Что хочу, то и делаю».

Не знаю, как Владимир Григорьевич провожал Лернера, а мне, открывая дверь, бормотал в затылок:

– «Адмони» означает на иврите «красный, рыжий».

***

Алпатов Михаил Владимирович (1902–1986) – великий знаток русского и европейского искусства; мне кажется, любимцем его был Андрей Рублев.

Что привело меня к академику? Проблема: как вернуть сокровища, награбленные гитлеровцами в годы войны?

Мы, пострадавшие больше всех, больше всех ограбленные, даже не старались вернуть свои культурные сокровища, вывезенные в Германию, не издали каталог выкраденных у нас произведений искусства.

В Министерстве культуры СССР, в Третьяковке, в ГМИИ, где Антонова делала вид, что знать не знает, где раскопанное Шлиманом «золото Трои» (а оно пряталось в подвалах ее музея), были очень раздражены моими вопросами. Даже звонили в «Литературную газету», где я тогда работал, требуя не печатать материалы о том, как фашисты методично, старательно и безнаказанно опустошали наши музеи.

Год был 1968-й. Алпатов недавно вернулся из Парижа, где с триумфом прошла громадная выставка русского искусства за 1000 лет. Алпатов был генеральным комиссаром выставки.

После Парижа выставку должны были показать в Москве. В Манеже все уже смонтировали (работа громадная) – и вдруг велят к чертовой матери разобрать. И кто?! Ничтожный чиновник из Министерства культуры.

Алпатов был потрясен! Слег.

Жена его, узнав, по какому поводу я, журналист, заявился, замахала на меня, как на нечистую силу.

А разгневанный Алпатов, поднявшись с подушек, кричал:

– Вы не там ищете штурмбаннфюреров! Они в Министерстве культуры!

Михаил Владимирович жил на Беговой улице в доме художников. Здесь жили люди, ставшие потом моими друзьями. Никого из них теперь не осталось. Только в коридорах памяти нет-нет да и раздаются их шаги. И крик Алпатова:

– Штурм-банн-фюреры… культуры… уры.. уры… ы-ы-ы!

Через много лет вдруг словно тень Алпатова явилась мне: художник Борис Диодоров вспомнил академика по «Эху Москвы»:

– Михаил Владимирович преподавал нам историю искусства. Его главный совет-завет будущим художникам был тот, который он сам услышал от своего преподавателя, так обратившегося к ученикам: «Господа (хотя времена уже были советские!), самое главное для вас – ответить на три вопроса: это красиво или некрасиво? это великодушно или невеликодушно? это благородно или неблагородно?»

Вот Михаил Владимирович Алпатов всю жизнь и спрашивал себя. Строго спрашивал. 


Оставлять комментарии могут только авторизованные пользователи.

Вам необходимо Войти или Зарегистрироваться

комментарии(0)


Вы можете оставить комментарии.


Комментарии отключены - материал старше 3 дней

Читайте также


Белорусские власти призвали книготорговцев к самоцензуре

Белорусские власти призвали книготорговцев к самоцензуре

Дмитрий Тараторин

Активизировалась борьба с литературой, "наносящей вред национальным интересам"

0
2231
Оптимальный дамский вариант. Несколько историй о городской стихии, флоре и фауне

Оптимальный дамский вариант. Несколько историй о городской стихии, флоре и фауне

Мария Давыдова

0
5703
Урбанистическое бытие определяет не только сознание, но даже анатомию мозга

Урбанистическое бытие определяет не только сознание, но даже анатомию мозга

Андрей Ваганов

Хорошо, что дважды два по-прежнему четыре

0
6026
Охота на спящих тенреков

Охота на спящих тенреков

Игорь Сид

Пряный коктейль диких лесных запахов и прерывистая какофония ночью на острове Мадагаскар

0
6397

Другие новости