Питерские крыши и купола с высоты птичьего полета. Фото Жорже Ласкара
Нашего гида зовут Георгий.
– Разъездились, – говорит он, глядя на полицейские машины, которые облепили сегодня Невский.
– У нас так через день, – говорим мы.
– Вот пусть у вас и ездят. А у нас не надо.
Георгий знает свое дело. Он стоит на краю крыши дома номер 5 по Невскому проспекту, так что половина его правой ступни висит в воздухе.
– Справа вы видите купола Спаса на Крови, – говорит Георгий. – У них удивительная история. При большевиках храм хотели разрушить, купола сняли и бросили в канал Грибоедова...
– А какая у него глубина, у Грибоедова? – спрашивает мой муж.
– Примерно метра три, – отвечает гид.
– А купола примерно метра четыре. Как они туда поместились?
– Послушайте, я не статистическое учреждение. Говорю вам как было... А там уж сами считайте.
– Не приставай к человеку, – шиплю я Мише. – Дай послушать.
– Итак, долгое время купола лежали на дне. Никто не знал, где именно. И лишь одна бабка каждый день приходила на набережную, вставала на колени лицом к каналу, разбивала лоб в кровь и кричала: «Достаньте купола!» А через несколько лет водолазы нашли купола на том самом месте, где она так усердно молилась.
– Класс, – говорю я.
– Я лучше промолчу, – говорит Миша.
По версии экскурсовода, Александр Пушкин отнюдь не умер в 1837 году... Рисунок Томаса Райта. 1837 |
– То есть Горбачев здесь как бы ни при чем, парад суверенитетов, перестройка?.. – заводится Миша.
– Я вам на символическом, трансцендентальном уровне историю рассказываю, а вы мне о политике! – обижается Георгий. – Если хотите политику – учебники почитайте…
– Что вы, что вы, нам очень интересно, – говорю я. – Продолжайте, пожалуйста.
– ...Дальше Пушкин. В каком году он погиб? – продолжает Георгий с хитрым прищуром, так что становится ясно – это вопрос с подвохом.
– В 1837-м? – неуверенно отвечаем мы.
– Нет. Но это распространенное заблуждение, не переживайте, – утешает он. – На самом деле Пушкин умер в 1870 году во Франции, куда переехал после инсценировки собственной гибели и где творил под именем Александр Дюма.
– Можно я сброшусь с крыши? – говорит Миша.
– Если правда вас настолько пугает – пожалуйста. Только выберите другую крышу. С моей не надо. Я в ответе за все, что здесь происходит.
– Они ведь даже не похожи, Дюма и Пушкин, – говорю я.
– Добавьте несколько килограмм и бакенбарды – получите одно лицо. Николай I давно хотел избавиться от Пушкина, это первое. Каждый раз, когда Пушкина отправляли в ссылку – Дюма всплывал где-нибудь в Париже, это второе. Пушкина хоронили в закрытом гробу, это третье. Зачем такие меры при выстреле в живот? Вас это не настораживает? На похоронах к гробу никого не подпускали, два отряда жандармерии охраняли процессию. Кстати, до «смерти» Пушкина, – Георгий рисует в воздухе над Невским живописные кавычки, – о Дюма-писателе никто ничего не слышал, все свои романы он написал после 1840 года. А как мы знаем, Пушкин давно собирался перейти на прозу. Оба были голубоглазыми, у обоих были черные предки. А когда Дюма впоследствии посещал Россию, он бывал именно в тех местах, которые так любил Пушкин.
... а стал Александром Дюма: «Добавьте несколько килограмм и бакенбарды – получите одно лицо». Литография с сайта www.britishmuseum.org |
– В обмен на это Николай I выплатил огромные долги поэта. А сам Пушкин обрел свободу.
Подошвам горячо от раскаленной крыши, голове холодно от балтийского ветра. Над нами день, а под нами вечер. В этой точке определенно что-то не так со временем и пространством.
– С этой точки хорошо виден Александрийский столп, построенный французским архитектором Монферраном. Как вы знаете, 600-тонная монолитная колонна держится только за счет своего собственного веса. Малейшая неточность в расчетах может обернуться для города трагедией. Недаром многие жители Петербурга в три раза переплачивали кучерам, чтобы объехать Дворцовую площадь. И небезосновательно.
– Но ведь стоит же? – говорим мы.
– Пока да, – отвечает гид. – Однако вам не кажется странным, что француз построил колонну в честь поражения Франции?...
Гид рассказывает про дух Монферрана, который реет над городом и в любой момент может обрушить на Россию свой столп, о кладе Петра, спрятанном в шпиле Петропавловской башни, о сундуках с отрубленными головами в илистом дне Мойки… Затем мы спускаемся с крыши по пыльной черной лестнице во двор, как из четвертого измерения в первое. Георгий звякает ключами и решетками, в вензелях которых увязают двуглавые орлы. Он выпускает нас в город и растворяется в подворотне.
– Гениальная экскурсия, просто потрясающая, – говорю я.
– И главное – ни слова правды, – говорит Миша.
– Да кому она нужна, эта правда?
На Невский опускается вечер. Перспективы улиц теряются в белом свете, вокруг нас, держась за руки, летают невидимые духи Александра, Монферрана, Пушкина и Дюма.
комментарии(0)