Моя мачеха научила меня главному в жизни – умению радоваться. Фото Depositphotos/PhotoXPress.ru
Мы не выбираем родителей. И уж тем более не выбираем спутников их жизней. Мои родители разошлись, когда мне было восемь лет. Когда-нибудь я расскажу, как они сообщили мне об их расставании в момент расставания, как говорили об их отношениях в течение многих лет моего взросления и как я узнала правду уже взрослой, случайно, от подвыпившего друга их юности.
После развода мои родители жили, как я сейчас понимаю, полноценной жизнью свободных молодых людей. Мама ограждала меня от подробностей, а папа иногда знакомил с новыми дамами, часто не очень-то толком зная их сам. Помню, как-то он взял меня на одно такое первое свидание. Та тетка тоже пришла с дочкой. Видимо, взрослые решили, что это создаст непринужденную атмосферу. Тетка с дочкой были одеты в одинаковые платья, и папа что-то смешное сказал по поводу нас с ним, одетых по-разному, но тетке это не показалось смешным, и дочка ее была дурацкая, и вообще у нас у всех не пошло и не задалось.
Я помню день, час и мгновение, когда впервые увидела мою будущую мачеху. Мы с папой сидели в машине, он сказал: «У меня для тебя сюрприз!» Ему было видно в зеркало заднего вида, и он стал считать: десять, девять... один, ноль! – и тут она открыла дверь и села в машину.
И это был не просто сюрприз. Это было настоящее чудо.
Она не была похожа ни на одного человека из моей жизни. Она была одета по-космически, в какие-то невиданные одежды, придуманные и сшитые ею самой. И она была как-то сразу легка и радостна – с первого взгляда, с первого вздоха, и было легко и радостно быть рядом с ней. Я полюбила ее сразу же и навсегда. Мне тогда не было и десяти лет.
Потом была жизнь. Со всеми радостями и горестями. Моя мачеха всегда была для меня той скалой, на которую можно опереться. Когда вокруг тебя весь твой мир рушится, но где-то на краю света есть скала. Она не всегда гладкая. Она не всегда повернута в нужную сторону. Но она никогда не рухнет. И на нее можно опереться. И перевести дух. И идти дальше создавать новый мир взамен рухнувшему.
Я знаю, что не всем повезло иметь вот такую скалу. Я знаю, что мне повезло невероятно. Тем более что это чудо само свалилось на меня. Открыло дверь папиной машины и село рядом со мной.
…Она выросла в простой семье, с обычными родителями. Она донашивала вещи за старшей сестрой, ненавидела это и научилась шить и вязать сама. Но главное: она сама стала придумывать свою одежду. Не было еще ни модных журналов, ни тканей. Но она как-то, каким-то удивительным чутьем создавала свой стиль, не похожий ни на что, виденное нами в те годы, стиль, который только она одна и умела носить. На других это выглядело бы нелепо.
Помню, как-то, в самом начале нашего знакомства, я ночевала у них с папой и, увидев утром приготовленную одежду, спросила в изумлении: «Это вот так ты пойдешь на работу?»
Стиль ее одежды раздвигал рамки дозволенного. Я росла среди незаурядных, интересных и образованных людей. Я с самого раннего детства читала запрещенные книги и слушала запрещенные «голоса». У меня не было предрассудков. Но были рамки дозволенного. Стиль одежды моей мачехи раздвигал эти рамки.
Однажды она сшила мне платье из скатерти. Скатерть была гуцульская, красная, с вышивкой и бахромой. Платье было до колена, спереди и сзади заканчивалось длинными углами с бахромой, по бокам соответственно короче. Еще у платья был капюшон, тоже с бахромой. И это был конец семидесятых. Когда все одевались в серое и коричневое. Платье было не просто нереально красивым. Оно делало меня другим человеком. Человеком, позволяющим себе быть самим собой, не зависящим от взглядов и оценок других людей.
Спустя много лет, уже живя в Америке, моя мачеха перестала шить сама, но создала коллекцию дизайнерской одежды, которую по-прежнему может носить только она одна. Она ходит во фраке в овощной магазин, она носит юбку-брюки, у которой одна штанина – узкие брюки, а другая – широкая юбка, и все это удивительно красиво и гармонично на ней. Как говорится: не пытайтесь повторить.
Еще я научилась у нее быть самой собой, никого не бояться и ни на кого не оглядываться. Фото Pixabay |
В детстве моя мачеха занималась художественной гимнастикой, она мастер спорта (не знаю, существует ли сегодня это звание). Потом она, закончив МГУ и работая на химфаке, много лет танцевала в полупрофессиональном ансамбле. То есть танцевали они вполне профессионально, но при этом все еще где-то работали. В свободное от танцев время. С этим ансамблем она объездила много стран, умудряясь всюду увидеть то, что не видели другие. Новые цвета. Новые линии. Новый поворот головы случайного прохожего.
Много лет спустя в Америке она создала спортивный кружок, ведет его три раза в неделю, дает уроки не просто спорта, но и смысла жизни. Но сначала она стала вести кружок аэробики в Москве. Это было в середине восьмидесятых, слово «аэробика» было новое и модное. Скорее всего она сама придумывала упражнения, потому что где бы она тогда взяла видео и прочие материалы?
В начале девяностых они с папой и моими братом и сестрой уехали в Америку. Уезжать она не хотела. Но не могла отказать папе в его многолетней мечте. Она рассказывала мне, что, выйдя из посольства после собеседования, шла по улице, смотрела на прохожих и думала: «Какие они счастливые! Им не надо уезжать».
В Америке моя мачеха сначала работала по профессии химиком, но потом выучилась на программиста. Она всегда прекрасно училась, но родители ее никогда не хвалили, и она никогда не хвалила своих детей. Мои маленькие брат и сестра выросли невероятно успешными людьми, добились всего в стране, в которую приехали в подростковом возрасте. Но она не хвалит их. Она воспринимает их успехи как должное: а как иначе?
Человек, которого она хвалит и всегда во всем поддерживает, – это мой папа. Моя мачеха создала моего папу. Он, конечно, существовал и до нее. Но он не знал, кто он, какой он, на что он способен. Моя мачеха раздвинула и его рамки, позволила заглянуть за поворот, подтолкнула: лети! И мой папа стал другим человеком. Человеком, позволяющим себе быть самим собой, не зависящим от взглядов и оценок других людей. А уж видели бы вы, как он одевается!
Помимо спорта и одежды моя мачеха научила меня главному в жизни. Умению радоваться. Радоваться дождю и солнцу, утру и вечеру, приходу и уходу друзей – просто радоваться. «Если еще не катастрофа, то все не так уж плохо», – сказала она мне давным-давно. И с этим утверждением почти любые неприятности можно пережить.
Ночь, я в слезах и отчаянии, она из Америки по телефону: «Я с тобой. Ты чувствуешь мой локоть?»
Я чувствую. Всегда.
И поэтому я не боюсь, когда часы бьют двенадцать. Моя карета не превратится в тыкву. А даже если и превратится, что с того? Я не останусь одна. У меня есть локоть, на который можно опереться. У меня есть скала, к которой можно прислониться. Зачем мне вообще карета?
комментарии(0)