С руками, обагренными по локоть

Грибы – дело такое: заманят в лес, и пиши пропало.  Иван Шишкин. За грибами. 1870. Русский музей

Дама в летах пулей вылетает из приемной юриста, в «предбаннике» ее ждет подруга, коротает время за телефоном.

Дама (возмущенно):

– Представь, если я умру раньше, он будет иметь законное право на часть моего имущества наряду с моими детьми.

– Кто это «он»?!

– Кто-кто: муж, вот кто!

– Какой муж? Сашка?

– При чем тут Сашка? Хватилась – с Сашкой мы уже пять лет в разводе.

– Тогда кто же? У тебя вроде никого нет.

– Говорю тебе, муж. Будущий. Потенциальный. Хорошо, юрист предупредила. Имейте, говорит, в виду, что в случае, если вы выйдете замуж, на ваше имущество будут претендовать не только ваши сыновья, но и муж. Если, конечно, он вас переживет. А чего ему не пережить-то?! Конечно, переживет! Только ленивый меня и не переживет – с моим-то здоровьем! И будет претендовать. Как подумаю: какой-то мужик чужой селится у меня в квартире и претендует – прямо заранее его ненавижу!

Желаем вам доброго пути!

Всегда боялась брать в машину голосующих на обочине незнакомых граждан, наслушавшись разного нехорошего. За почти 17 лет вождения исключение составляли почти сплошь дамы почтенного возраста в разных ипостасях.

Помню, едем мы с бабушкой нашей за продуктами с дачи в Кубинку: старушка в платочке по обочине плетется – автобус не пришел. А праздник – как раз Преображение. Мы на рынок едем, а кто-то не может попасть в храм. Остановились:

– Вам куда?

– В храм. А вам куда?

– В Кубинку, на рынок.

– Ну, высадите меня на перекрестке, дай Бог здоровья.

– Да я вас довезу до церкви до самой.

– Неужели специально поедете? А потом возвращаться будете?

– Ну и что такого, идти неблизко, а ехать близко – вот вы бы нас довезли или высадили, случись что?

Растерянно:

– Да я и машину не умею водить...

За пять минут доехали, сказали свои и детские имена в записку «о здравии» и поехали обратно на рынок. А человек в храм пошел.

В другой раз едем мы с дедом в машине. Уже далеко от Москвы, места глухие. Обнаруживаем на обочине двух дам, очень растерянных и странных с виду: будто бы обе сошли со страниц «икеевского» каталога в разделе «дачные радости». Брючки кремовые, свитерки белоснежные, на головах шляпки, но при этом в руках у каждой по пакету с грибами. А дело уже осеннее – и год был очень грибной. Дамы обескураженно озираются, машут руками. На преступниц формата «стукнет кирпичом по голове, и поминай как звали» не похожи. Останавливаемся. Выясняется, что дамы ехали на машине (оглядываемся, никакой машины поблизости не наблюдается), ИЗ ОКОШКА увидели грибы, схватили пакеты и побежали собирать. Когда пакеты наполнились, выяснилось, что никто из них не запомнил, хотя бы приблизительно, в каком месте на дороге осталась покинутая машина. Прошли пешком километра два, но в ту ли сторону прошли – не имеют ни малейшего представления. Стали мы вчетвером ездить туда-сюда – нет машины. Тут одна из дам с усилием вспоминает: перед тем как грибы-заманихи заманили их в лес, будто бы промелькнул плакат «Желаем вам доброго пути!». Дед говорит с сомнением:

– Вы уверены? Кажется, я знаю, где такой плакат. Но это неблизко...

Бедолаги плечами пожимают, смотрят виновато. Решили проверить: проехали километров десять-пятнадцать, показался плакат, за ним машина красненькая на обочине. Прослезились, кажется, все – и увлекающиеся дамы-грибники, и бедная машинка: поди, страшно стоять одной у леса в сумерках, вдруг медведь или, там, волк, к примеру.

Еще одна история – уже без участия старушек. Я тогда только Петю родила и ездила еще на «копеечке». Всю беременность «копейка» эта меня очень выручала, потому что ходить я почти не могла, а женская консультация была далеко и неудобно расположена. Я выучила все дырки в асфальте, все бугорки, всех лежачих полицейских, задвигала тугой живот за руль и ехала к врачу, строго повинуясь внутренним ритмам и игнорируя нервных сограждан, желающих проехать быстрее. И вот, когда все беременные радости уже были позади, еду я, счастливая и свободная, без пуза и даже почему-то без Пети на заднем сиденье и вижу, женщина с огромным животом и двумя сумками идет, вернее, не идет, а стоит, привалившись к столбу, – явно хочет и не может двигаться дальше. Пакетов с продуктами из рук при этом не выпускает. Останавливаюсь и выбегаю из машины, не думая ни секунды. Предлагаю подвезти до дома. Страдалица смотрит на мою «копейку» с сомнением:

– Боюсь, вдруг будет трясти, лучше я пешком.

Уговариваю: я очень мягко вожу, трясти не будет. Предлагаю разные варианты: поеду за ней с ее сумками, пойду с ней пешком и понесу ее сумки. Пока мы кудахчем, выясняется, что идти будущая мама не может категорически. Усаживаю ее на переднее сиденье (меньше трясет), сумки помещаются сзади. Едем к ней домой. И очевидно, что напрасно едем – роддом у нас тут недалеко.

– Может, я вас в больницу отвезу все-таки?!

– Нет-нет, ни за что!

Тут, к счастью, звонит ее муж и кричит в трубку так, что я слышу каждое слово. Останавливаюсь, беру у девушки из рук мобильный и объясняю нервному будущему папе, где мы сейчас находимся. Через пять минут подлетает внедорожник, пассажирку у меня забирают, а потом мне приходится чуть ли не гнаться за большой черной машиной, чтобы отдать пакеты – не до сумок, когда первый ребенок. И теперь я уже никогда не узнаю, кто у них там родился и ходила ли эта мама пешком за продуктами на девятом месяце, будучи беременна следующими детьми.

Обратно в зоомагазин

У меня была знакомая, которая никак не могла забеременеть и очень горевала. Нет, так-то она жила довольно весело и даже сытно по тем временам: много ездила по свету, училась на разных интересных курсах и семинарах, кризис ее как-то обошел удачно стороной. Но вот одной галочки для полноты бытия недоставало. И даже она курила и плакала, бывало, на разных дружественных кухнях. А я тогда читала все подряд по детской психологии, потому что уже надо было, и была подписана на какое-то феерическое сообщество в «Живом Журнале», где родители могли задать вопрос психологам, а психологи эти самые веселою толпой наперебой принимались им отвечать. И так иногда отвечали...

Помню, там была такая история: одна бедная женщина пишет и плачет. Вот прямо видно, как между букв мокро и солоно. У нее, у этой женщины, сын очень хотел грызуна, кажется, хомяка или мышь. А у мамы, которая как раз и автор письма, как назло, всю жизнь какая-то непереносимость грызунов: она как видит хомяка или мышь, так покрывается липким потом и начинает задыхаться. Какой-то рудиментарный ужас перед грызунами. И вот ее сын просит не кого-нибудь, а именно хомяка. А мама не может с хомой жить под одной крышей по уважительной причине и ребенку это всячески объясняет: не могу, мол, сыночка, помру в одночасье от липкого ужаса. Тем не менее ребенок этот в какой-то не слишком счастливый день все равно покупает втихомолку хомяка и притаскивает домой. Дальше следует драматическая сцена, по накалу страстей далеко позади оставляющая всю шекспировскую эпоху, и мама, сцепив побелевшие пальцы на груди, отправляет сына обратно в зоомагазин – сдавать грызуна. Потом там еще фигурировала какая-то сердобольная соседка и тощая (или толстая, не помню) мальчишеская фигурка, бредущая в ночи с прижатой к груди клеткой сдавать грызуна. И вот теперь эта несчастная мама бьет себя в грудь и спрашивает, как ей жить после того, как она нанесла кровиночке такую травму, где взять силы и так далее. При этом, надо отметить, преступная мать продолжает упрямо стоять на своем: если в доме поселится грызун, ей конец. Дальше следует феерия психологических ответов: все маме этой наперебой кидаются объяснять, кто она такая есть, и каких кар достойна, и как будет влачить жизнь дальше с руками, обагренными по локоть. Больше всего мне запомнилось, как один дяденька-психолог написал: после похожего случая я ушел из дома к бабушке и с матерью перестал разговаривать навсегда. Навсегда, Карл! (Впрочем, Карл, кажется, уже вышел из моды.)

Моя приятельница, помню, очень утешилась, читая это сообщество, как-то, видимо, окинула мысленным взором свою жизнь, наложила на нее лекало истории с хомяком и преступной матерью, в которой никто не нашел ничего человеческого. Потом там и другие сказки на ночь были, не менее душераздирающие – просто хомяк мне почему-то больше всего запомнился.

И вот она, приятельница моя, как-то заметно успокоилась, возможно, даже благодаря этому чудесному сообществу, и принялась дальше влачить свою сиротскую жизнь: путешествовать, играть в теннис, на чем-то там куда-то сплавляться в теплой и душевной компании. А потом вскорости мечта ее раз – и сбылась неожиданно для нее самой. И для врачей, которые ее пользовали годами, видимо, тоже неожиданно.

Теперь она тоже живет по-своему хорошо: недавно взяла кредит, потому что сыну после отчисления с первого курса института, с платного отделения, вдруг нежданно-негаданно настала пора идти в армию. (В промежутке тоже, разумеется, было все, что полагается: развивашки, обнимашки, по ночам не спашки – все как у всех.)

Но это уже совсем другая история.