Вардван Варжапетян
Георгий Береговой находился в космосе 3 суток, 22 часа, 50 минут и 45 секунд с 26 по 30 октября 1968 года. Фото РИА Новости
С космонавтом Георгием Тимофеевичем Береговым (1921–1995) меня познакомила Марина Попович – красивая женщина и человек выдающийся. Военный летчик, полковник, испытатель 1-го класса, кандидат технических наук, 103 мировых рекорда: выше, дальше, быстрее! Конечно, она была подготовлена лучше всех женщин, отобранных в космос. Но Хрущев выбрал Терешкову – понравилось, что Валентина ткачиха и в аэроклубе занимается. Безусловно, Терешкова заслужила и почет, и славу.
А космонавты завидуют летчикам – те каждый день поднимаются в небо, а космонавт остается ждать. Год, два, пять… и не всегда дожидается. Валерий Кубасов как-то пошутил: космонавт как будильник: его крутят-крутят, подкручивают – и все для того, чтобы он раз зазвонил.
Вот и Береговой ждал. Раз рапорт подал – год ждал, не ответили. Второй рапорт подал – еще больше двух лет ждал, пока к испытаниям допустили. Приказ строгий был: отбирать летчиков 25–30 лет, не старше. А Береговой к тому времени больше лет налетал, чем Юрий Гагарин и Герман Титов прожили.
Некогда ему было ждать, да пришлось: его «Союз-3» стартовал лишь осенью 1968-го. Чуть не 50 лет было Георгию Тимофеевичу. Самый старший в отряде. Единственный из всех – фронтовик, 186 боевых вылетов на «летающем танке», бронированном штурмовике Ил-2; Золотая Звезда Героя (1944), два ордена Боевого Красного Знамени, трижды был сбит, но до своих добирался. А чуть не погиб 22 февраля 1969-го, когда покушенец на Брежнева обстрелял «Чайку» с космонавтами, думая, что Леонид Ильич там; водитель получил смертельное ранение, Береговой среагировал мгновенно: перехватил руль, остановил машину.
В отряде Георгия Тимофеевича звали Дедом. И старше всех, и званием выше (майор), и в габаритах крупнее – 96 кг (начальство долго решало: зачислить такого могучего мужика в отряд? слишком много места займет!). Побаивались будущие космонавты сурового характера Берегового.
Так он же и вырос в суровом краю: шахты, рудники, доменные печи, завод старинных времен, да и новый сталелитейный пустили давно, еще до революции, строил его инженер, промышленник, статский советник Федор Егорович Енакиев, в честь него рабочий поселок назвали Енакиево, но в 1928-м переиначили в Рыково – председателем Совнаркома тогда был Рыков; однако Алексея Рыкова как правого уклониста в 1938-м расстреляли; городок назвали Орджоникидзе (нарком тяжелой промышленности застрелился в 1937-м); в 1943-м опять вернули Енакиево старое имя.
Не знаю, обрадовались ли этой вести уцелевшие жители, ведь под немцами город был долгих два года, с осени 1941 по осень 1943-го. Береговой тогда воевал: с неба расстреливал эшелоны, танки, живую силу врага. А ведь мог бы вместе с ним в одной эскадрилье летать старший брат Виктор. Это он, летчик-инструктор, привел в енакиевский аэроклуб Георгия. Мог бы… если бы в 1937-м брата не расстреляли. Реабилитировали через 20 лет.
Об этом мне Береговой не рассказывал. Да и про войну редко вспоминал. Ну, воевал. И брат Михаил воевал, однажды даже встретились на войне, оба – капитаны, отметили это дело, конечно.
Михаил Тимофеевич Береговой (род. 1918) долго служил, последняя должность – начальник радиотехнических войск ПВО СССР. В этом году должно ему быть 103 года. Георгий Тимофеевич очень гордился братом.
На вопросы Береговой отвечать не любил. А сам рассказывал хорошо, особенно когда настроение было.
Однажды сижу в его кабинете в Звездном городке. Осторожно приоткрывается дверь: круглая голова с ежиком, Георгий Гречко.
– Товарищ генерал, разрешите…
– Не видишь, разговариваю?
Минут через 10 снова – стук в дверь, голова с ежиком:
– Товарищ генерал…
– Закрой дверь.
|
|
Братья Береговые – Михаил и Георгий. Фото РИА Новости |
Ну, покурил, вернулся, слушаю продолжение.
– Сильно не хотели меня брать в отряд – старый, раненый, по габаритам не подхожу, рост большой, вес большой, характер тоже… Это комиссия еще, на мое счастье, не знала, что я плавать не умею, а то б без разговоров отчислили. Но я настырный, все-таки уломал. А когда отрабатывали прыжки с парашютом на море, пришлось срочно плавать учиться. На тренировочной базе был бассейн с вышкой, так я после отбоя крался туда, забирался на вышку, падал «солдатиком», хлебал воду, отталкивался от дна, хватался за бортик, снова плюхался с вышки, захлебывался и так мучил себя три ночи, пока хоть по-собачьему не научился.
Что меня больше всего в Береговом восхищает – его способность в любых условиях учиться главному, необходимому, неожиданному; этому умению он сам жестоко выучил себя.
А вот он рассказывает про войну и про мир.
– Войну я начал сержантом 26 июня 41-го, закончил капитаном, командиром эскадрильи штурмовиков. Ну, что война? На войне и не захочешь, а придется быть храбрым. А вот на гражданке смельчаков куда меньше. Стоит фронтовик, боится войти к председателю райисполкома. Или на собрании выступить. Боевой мой товарищ, директор завода, знает, что план не выполнит, а велят еще взять соцобязательства, вот и жалуется мне. «А чего ж ты соглашался? Почему не послал подальше?» Боится! И вот что удивительно: на фронте, если ошибся, погибнешь, но еще страшнее – из-за тебя погибнут твои товарищи. Может и взвод погибнуть, и армия! А тут не амбразуру грудью закрыть, не в танке гореть, а в кабинет войти да сказать: «Считаю ваше решение неправильным». А не может бывший фронтовик поперек начальства слово сказать. Выходит, начальство ему страшней фашиста? Говорю товарищу: «Ведь не расстреляли б тебя (не те времена), ну залепили бы выговор, понизили б в должности, самое страшное – отняли бы партийный билет. И что, беспартийному негде работать? Боится! Понимаешь, смелость в мирное время проявляется куда реже, чем на войне, а мы ее не ценим – наоборот, втаптываем в землю вместе с человеком!
Про испытателей.
– Когда я пришел в Летный институт, меня разбирал (вроде как экзаменовал) Алексей Николаевич Кубышкин – вот уж ас, король виражей: мог на спор сделать вираж за 45, 51, 47 секунд с разницей полсекунды! Дал мне Кубышкин задание. Я выполнил. Подхожу: «Товарищ подполковник, майор Береговой задание выполнил. Разрешите получить замечания». – «Ну что, майор? В зоне у тебя получается нечисто, но землю видишь хорошо». Потом уж узнал, что у Кубышкина это была похвала. До сих пор горжусь ею.
Про тупость.
– Из космоса океан кажется вогнутым, как тарелка. А нас, когда готовили, серьезно учили многому, в том числе как распознавать по специальным таблицам скопления промысловых рыб. И вот видишь: много сельди или трески, а наши сейнеры милях в 30–40 от того места черпают тралами пустую воду. Передаем в Центр управления полетами координаты косяка, из центра передают в Министерство рыбного флота, те должны сообщить рыбакам. А какой-то говнюк думает: «Во, еще космонавты будут учить нас рыбу ловить!» Раз передашь координаты... Другой... Еще полетаешь вокруг Земли, еще уточнишь, где косяк, еще передашь. А японцы и американцы (они же перехватывают, что мы сообщаем) тут же срочно своим рыбакам, те полный вперед в обозначенный квадрат – и вычерпали тралами весь косяк, а наши все ищут, где рыба. В другой раз снова увидишь рыбу, а как подумаешь, что с твоей информацией будет, так про себя и говоришь: «Да пошли вы подальше!» В тысячу раз больше пользы могли бы давать космонавты, если б не наша тупость!..
И после того как Георгия Тимофеевича отстранили (1987) от должности начальника Центра управления полетами (а был он им с 1972-го), я звонил ему, но больше не виделись.
В последнюю нашу встречу он подарил мне свою книгу «Небо начинается на земле» и почему-то решил сам проводить меня до КПП.
Крепко придержал за локоть у доски объявлений.
– Видишь? «ДОМУ КОСМОНАВТОВ СРОЧНО ТРЕБУЕТСЯ УБОРЩИЦА!» Академиков хватает, генеральных конструкторов хватает, космонавтов хватает. А уборщиц нет. Вот ты писатель, написал бы, к примеру, фантастику и такое объявление туда б вставил, так тебя бы критики заклевали: «Какие уборщицы? Роботы будут за людьми убирать, отстал ты, писатель».
Так мы и расстались с космонавтом-12.
Похоже, и Береговые нам тоже больше не нужны. По габаритам не подходят.
комментарии(0)