Счастливый день, или Я жду папу

Длинная-предлинная секунда, скрип, и вот двери "Икаруса" распахиваются... Фото РИА Новости

…Самый конец августа или первые дни сентября (выходит, мне года три). Теплый ясный день перевалил на вторую половину, золотое солнце потяжелело, лениво, чуть капризно растеклось по широкой полупустой улице. И мое ожидание растеклось. Ну, где же папа? Куда смотреть? Откуда он придет? Каков он вообще?

Мы с мамой на остановке автобуса, я жмусь к ее уютной, синей в белую полоску юбке перед тем, как отправиться в одиночную экспедицию. Длинная деревянная лавка тянется вдоль длинной же, открытой на три стороны остановки, и можно увидеть все далеко-далеко за ней. Там «земская» больница. Ее главный корпус – старинный, господский дом насыщенного желтого цвета – как серединка яичка «в мешочек». Он в белых колоннах, балконах и густой зелени ох каких больших, неохватных деревьев. Он как будто знаком мне, но сейчас торжественно-строг за высокой чугунной оградой, и к нему вот так запросто, без особого дозволения, не подойти.

Скамейка на остановке мне по грудь, и можно опереться, и облокотиться, и чуть повалиться на нее. А вот и гуля. Точь-в-точь моя надувная уточка, только серая и сама идет. Я топаю за ней, протягиваю руки. На ручках хорошо, обещаю я ей. Никак не дается. Идет впереди меня, выдерживая ровное расстояние между нами, никуда не торопится (и я не тороплюсь), но и не улетает.

Резкий, позвякивающий, как алюминиевый чайник, чужой голос. Кажется, мама что-то возразила ему. Да я не гоняю голубя. Я хочу его нежно-нежно прижать, приласкать, а не обижать. Не хочу больше играть, настроение поломано.

Вот опять лавка. Можно опереться и положить на нее голову – так уютно, – не покидая дозорного пункта. Я жду папу.

На остановке редкие пассажиры. Долго засиделась старая женщина. Неряшливо сутулится, устало опираясь на коричневую бесформенную сумку на коленях. Бесцветные, еще не совсем седые волосы коротки и зачесаны, уложены строго назад пластиковым гребешком. И бесцветная, полинялая едва-улыбка. Темное в цветочек платье, белесые поджарые ноги в прозрачных синих змейках вен, сношенные вельветовые тапки… Она как будто дремлет с открытыми глазами. Или где-то далеко сейчас. Ее ожидание тоже растеклось, наверное.

Вот медленно подъехал желтый «Икарус». Длинная-предлинная секунда, скрип, и вот двери распахиваются с шумом, хлопают створками друг о дружку, пускают черную резиновую рябь и замирают. Мой взгляд жадно перебирает, мелко просеивает, процеживает все то пестро-цветное, что спускается по ступенькам, и ищет брюки. Юбка, платье, платье, детские штанишки… Бабушка в белом платке. Нет, никого подходящего. А он точно придет? Ожидание исполнено надежды, папа придет, но сейчас тяжело, и еще тяжелее не знать, кого высматривать. Это стыдно, что я не помню своего папы, что-то не так со мной, подсказывает мне кто-то внутри меня.

Еще один автобус. Маленький, белый, пухлый и чуть горбатый, с двумя синими горизонтальными полосками посередине, совсем игрушечный. Задняя дверь напротив меня, но открылась только передняя. Не видно, совсем не видно, что там внутри, слишком высоко. Поднимаюсь на цыпочки. Никого на площадке перед ступеньками. Никого на ступеньках. Пожилая соседка по остановке медленно поднимается в автобус, тяжело опираясь на ребристый поручень-клюку или даже как-будто подтягиваясь к нему. Дверь шумно хлопает, закрывая еще одну возможность встречи с папой.

Топаю за голубем, но он никак не дается в руки.  Фото Николая Титова/PhotoXPress.ru

Вон показался «Икарус». Подъезжает. Длинный. Сколько дверей. Как бы не проглядеть. Цак, цак, цак – хлопают дверцы. Бросаюсь взглядом от последней двери к предпоследней, потом к следующей. Женщины. Пожилой мужчина. Еще женщины. Никого. Следующая дверь. Никого.

Бежевые брюки чуть клеш, светлая рубашка в какой-то повторяющийся среднего размера рисунок, что-то бежево-коричнево-черное на молочном фоне. Очки в темной роговой оправе. Черные волосы, смуглая кожа. Кажется, едва лысина. Подтянутый, хорошо сложен. Расслабленная и одновременно мягко пружинистая походка-танец. И я веду его взглядом долгую секунду. «Это не папа ли?» –, на всякий случай спрашиваю я маму, чувствуя ответ заранее. Ах, жаль.

Мы ждем. Мама точно знает, что папа скоро должен прийти.

К остановке подходит молодой человек в матросской форме. Фуражка где-то на светлой, коротко стриженной макушке, кулаки – боксерские перчатки оттопыривают карманы. Что-то напоминает. В полоску. Кажется, смешное трико силача-боксера из какой-то книжки. Кажется, он тоже чего-то ждет. Он присаживается на лавку. Быть может, это папа? А вдруг? Но он же пришел на эту остановку, где мы встречаем папу, и тоже кого-то ждет. Я испытываю невероятное облегчение, узнав, что человек в матросской форме не мой папа. У него скучный взгляд. Кажется, ничто на свете не может быть ему интересно, и мне точно не будет интересно рядом. Я интуитивно отворачиваюсь от того, что еще не могу назвать. Все это я лишь чувствую или смутно вспоминаю откуда-то.

И вдруг неожиданно – папа. Я узнала, почувствовала его, прежде чем увидела. Как я проглядела? Откуда он взялся, с остановки напротив? Как я могла забыть его? Вот он именно такой, я же знаю! Он красив, он хорошо, уютно сложен, он очень мне подходит. Он что-то говорит, улыбается, чуть смущенно, как мальчик, который оказался в центре внимания, но не наделен харизмой, чтобы принимать знаки внимания как должное. Мне нравится его взгляд, там целая вселенная, моя вселенная. Теперь все хорошо, и след от тревоги, стыда и чего-то тянущего в груди рассеивается как ни в чем не бывало. Ерунда. Вот же счастливый день.