Мотыльки на свечку. Как я с другом-картежником встретился

Иногда так и хочется бросить кости...

Вот и мой друг поумничал, как та девственница: «Говорил я тебе – надо было еще тем, первым, продавать. Ничего, что цена невысокая, зато вернее было бы». Я ему говорю: «Нет, я же бизнесмен, воин экономический. Если бы боялся неопределенности, не играл бы в эту игру». В общем, что наша жизнь? Игра. Кстати, это в опере Германн такой трагичный пафос выдает. А у Пушкина он не игрок, а меркантильный немец и прощелыга: хотел карты с помощью графини подсмотреть, смухлевать. За что и был автором жестоко наказан.

Настоящие игроки уважают саму игру, а не результат. Вот был у меня одноклассник Матвей Родиков. Вместе поступили на физтех. В школе был абсолютным ботаном, рационалистом – не пил, не курил, девушками не интересовался. А в институте на втором курсе, когда страхи вылететь немного утихли, проявился в нем азарт. Стал Матвей картежником и быстро – картежником заядлым.

Это болезнь была такая интеллектуальная, чтобы не сказать душевная – многих-многих она скосила. Учиться на физтехе было тяжело, халтурить не удавалось никому. А карты отнимали силы и время, много сил. В общем, выгнали его с физтеха. Уехал он назад в Краснодар и пропал из вида. Соцсетей тогда не было, мобильных телефонов тоже – потеряли друг друга, и все тут. Я в то время иногда приезжал к маме в Краснодар. Хорошо там после Москвы – солнечно, уютно, домашне. Платаны на улице Красной, девушки, вино из бочек в стаканы, как квас, наливают на каждом углу. Думаешь – и зачем это я отсюда уехал?

В один из таких приездов, уже через несколько лет после окончания физтеха, кто-то из школьных друзей мне говорит: «А не хочешь Матусика увидеть?» То есть Матвея Родикова. Конечно, хочу. Тут-то я и узнал, что Матвей теперь картежник-профессионал и что недавно проиграл большую сумму и теперь «у него проблема». Мне, конечно, это интереса подбавило. Как он себя ведет в таком положении. Будто знал я, что через двенадцать лет буду сам в долгу безысходном.

Краснодар – город небольшой, уже на следующий день вечером мы с Матвеем встречаемся. На первый взгляд все как прежде: одет небрежно, прическа – «беспорядочный блондин», он хоть и рослый был, но как-то сразу было видно, что спортом никогда не занимался. Прежний Матвей Родиков. Та же отстраненность, невключенность в происходящее, если оно не затрагивает что-то важное для него. Думаю, что сейчас, уже имея опыт общения с людьми, побывавшими в передрягах, я бы заметил что-то соответствующее его ситуации. Может быть, следы некой загнанности нашел. Так, в 90-х у людей, «попавших на деньги»,был особый вид неполного присутствия, и трепет от них шел. Тогда от падения финансовых пирамид большие волны расходились, и многие тонули. Вот у тонущего и был вид преследуемого.

Но я у Матвея ничего не заметил, и, как позже выяснилось, не по причине моей неопытности, а просто он действительно спокоен был. Пошли в ресторан при гостинице «Кавказ» – шикарно по тем временам. Он пригласил – я бы и лавочкой в сквере недалеко от винной бочки удовлетворился. В то время поход в ресторан – событие: и ресторанов мало было, и денег это стоило как-то много больше. Я помню, что, когда у меня деньги появились, мне уж сорок было, но долго не мог привыкнуть, что кто-то мне все подносит, а я как инвалид сижу, ничего не делаю.

...или сразиться в шахматы. Неизвестный  художник. Миниатюра из «Книги игр»  Альфонсо Мудрого. 1283.  Библиотека Эскориала, Испания

Я, конечно, сразу свои вопросы не выкладываю. Увидеть надо, как он сам к этому подойдет или, может, для него этот долг не так уж и важен. Ну – тогда еще интереснее. То есть «сижу в засаде» – рассказываю про свою жизнь. В Краснодаре умение рассказывать очень ценилось. И правильно: рассказывает хорошо тот, кто может другого понять – что ему интересно, а что важно только для тебя, с твоей «фокусировкой». Потребность модели другого, как выяснилось в психологии, и дала толчок развитию мозга.

Ну, а мы, поскольку оба, кроме того что краснодарцы, еще и физтехи, то и разговор ведем с теориями, не просто случаи из жизни рассказываем. Я, конечно, стараюсь к игровой теме подвинуться, но так, чтоб не обидеть: все-таки из-за нее у Матвея жизнь поменялась. Ну и, наконец, вышли на главное – говорим про игру. Матвей и в шахматы здорово играл, и каким-то чемпионом в го сделался. Вот говорит: «Смотри – официант стоит и поднос на пальце крутит». Мы к тому времени вдвоем в ресторане остались, но ждали нас, скучали официанты и бармен – знали, что Матвей «забашляет», то есть хорошо заплатит. «Он, официант этот, устал, зачем ему поднос крутить? Это потому, что потребность в игре базовая. Врут нам всё, что труд из обезьяны человека сделал. Игра – всему причиной. Игра – это выбор, это избыточность и роскошь, это ресурс развития. Игра у нас в крови. Вот, например, сидишь ты на лавочке, устал, как этот официант, а ребята на поляне в футбол играют – и не хватает им одного. Зовут тебя – просто, говорят, на воротах постой. Согласишься – мол, стоять-то я еще могу. И вот уж не заметишь, как через десять минут будешь носиться по площадке наравне со всеми. Где твоя усталость? Теперь представь то же освобождение сил в умственной сфере».

Мы уже выпили хорошо, физика и лирика совокупились и, как положено, дали фантастику… Нам же по пятнадцать лет было, когда Гагарин полетел – оба воспитаны на «Девяти днях одного года» и книге Даниила Гранина «Иду на грозу»… В общем, заключили мы, что игра везде и всюду. Пришли, в частности, к тому, что эволюционно игра у высших животных – способ не дать загнить редко используемым функциям. Ведь адаптивность – это готовность к редким событиям. Не помню, как перешли мы к самому от меня далекому и любопытному вопросу – кто и как на такие громадные деньги играет, откуда они вообще берутся и, главное, как такой проигрыш можно вернуть. Терминологию я сейчас не всю помню: стерлась от неупотребления. Но суть такая. Есть круг игроков, профессионалов, и среди них эти деньги ходят. Все они, как наркоманы, живут игрой, в остальном ничем не примечательны и явно не шикуют. Так что деньги, раз в их круг попав, не быстро оттуда выходят. А подтаскивают деньги в основном «цеховики». Мотыльки на свечку. Не хватает многим из них риска в своем подпольном бизнесе, а биржевой игры нет.

А может быть, и то правда, что азарт – наркотик и только разгорается от применения. Действительно, игра – великий потенциал. «А насчет моего долга, – Матвей вдруг сам говорит, – так я его уже почти вернул, осталось 30 тысяч всего». Тут я не смог сдержаться, хотя и понимал, что глупость говорю: «Матвей, если ты мог 90 тысяч выиграть, ну и свалил бы с ними, тебе бы на всю жизнь хватило». Как часто мне потом говорили то же самое, когда я свой долг отдавал. И я всегда Матвея вспоминал и нашу ту встречу в ресторане гостиницы «Кавказ». Потому, может быть, и помню все хорошо. И помню, я думал, что скажет – найдут, убьют, как в фильмах про мафию. Но вот его ответ, помню дословно: «Миша, если я долг не отдам, как же я потом играть смогу? Для меня же игры не будет». И вправду, весь смак – в процессе.

Залез в интернет, хотел про Матвея что-нибудь найти. Набрел на одну фотографию 1979 года, кто-то выставил изображения участников чемпионата России по игре в го. Во что он еще играл и наигрался ли за жизнь досыта, или эта страсть не затухает с возрастом? Не знаю.