0
3111
Газета Стиль жизни Печатная версия

09.08.2020 17:54:00

Всё не то, чем кажется. Истории из жизни художника с 60-летним стажем

Николай Эстис

Об авторе: Николай Александрович Эстис – член Союза художников России и Германии.

Тэги: искусство, живопись, художник


искусство, живопись, художник Человек может быть птицей. Не зря же спрашивают: «Что он за птица такая?» Николай Эстис. Из цикла «Птицы»

В конце 1950-х я учился в Москве в Художественно-графическом училище и по воскресеньям время от времени приезжал в Клязьму к бабушке Риве на обед. Приезжал к бабушке не я один. В маленькой квартире собиралось все семейство – мои родственники по материнской линии.

На черной машине с водителем приезжал и дядя Боря, садился рядом с бабушкой и становился центральной фигурой застолья. Внимательно слушал все, что рассказывали присутствующие, а потом наступал черед его советов. С дядей Борей никогда не спорили, но кое-что делали по-своему.

Дядя Боря в то время был уже профессором, хотя в его жизни случалось всякое. В самые крутые 1930-е он работал чуть ли не помощником Лазаря Кагановича, наркома путей сообщения. Для дяди Бори 1937-й стал тоже роковым, от него требовали показаний на Кагановича, лепилось какое-то крупное дело. Как-то дяде Боре удалось вынырнуть, он сменил поле деятельности и пошел работать в просвещение, как тогда говорили.

При всем стремлении делать карьеру, насколько это было возможно в тех условиях, дядя Боря никогда не забывал о родственниках, близких и дальних. Все шли к Боре, знали – он что-нибудь придумает, поможет.

На одном из таких обедов я попытался в чем-то возразить дяде Боре.

Пока я говорил, бабушка молча укоризненно смотрела на меня.

На следующий день без предисловия сказала:

– Чем это ты так гордишься? Тем, что умеешь нарисовать человечка?

«Гордишься» бабушка произносила с ударением на «о».

Это было 8 августа 1956 года, в мой день рождения, – мне исполнилось 19.

Я не хотел расстраивать бабушку! И с дядей Борей спорить не хотел! И ничем таким я не гордился! Хотя человечков рисовать очень любил и делал это по 10 часов в сутки.

И вообще, бабушка сказала не о том, о чем я скажу сейчас, спустя столько лет – целую жизнь.

То, что я умею, в разные годы причудливо рифмовалось с реальностью. Скажу больше – то, что я умею, с нереальностью тоже рифмовалось не менее причудливо.

***

Как-то в доме творчества «Челюскинская» я показывал свои работы дочери Лене и ее подругам по художественному училищу.

Показываю лист за листом. Вдруг Лена выбежала в коридор, потом вернулась заплаканная. Я не стал расспрашивать, мало ли какие сердечные переживания у девушки.

Позднее Люся, моя жена, рассказала, что Лена вернулась домой в слезах, всю ночь не спала, а утром сказала:

– Все, что папа нарисовал, я раньше видела во сне.

***

В начале 1980-х мои знакомые биологи по случаю избрания своего шефа в Академию решили подарить ему мою работу. Договорились так: потенциальный обладатель моей работы приедет поздно вечером и сам выберет, что понравится.

Меня предупредили, что времени у него в обрез, поэтому, когда он приехал, я предложил сузить круг поиска.

Говорю:

– Есть птицы, есть фигуры и есть беспредметные. Из чего будем выбирать?

– Вы знаете, я в этом ничего не понимаю. Я человек простой и неграмотный в этом смысле. Мне, пожалуйста, беспредметные.

168-8-2350.jpg
А как насчет человека и ангела? Николай 
Эстис. Из цикла «Ангелы». Государственная 
Третьяковская галерея
Он долго смотрел, наконец выбрал и сказал:

– Мы с вами, в сущности, занимаемся одним и тем же – структурами, то есть подлинным миром.

Замечательно, что так сказал биолог, а не искусствовед.

***

В 1980-е в Тарусском доме творчества я оказался в группе, состоящей по преимуществу из пожилых московских живописцев.

Была дивная, чтоб не сказать – золотая, осень. Пейзажи вокруг как бы приготовлены для воспроизведения и удивительным образом укладывались в сюжеты предстоящих республиканских и даже всесоюзных художественных выставок – «Земля родная», «Мое Нечерноземье», «Голубые дороги родины» и т.п. Вокруг – просторы, дали, берег Оки и прочие красоты.

Все, естественно, на этюдах с утра до вечера. И только я никуда не ходил, кроме столовой, ни с кем не общался, работал в мастерской. Решили, что я уже собрал достаточно материала и пишу картину, на которую уже имею договор. Тогда стали вроде ошибаться дверью – заглядывать. А картины нет, даже мольберта нет.

И вот пришли ко мне человек пять «старичков», попросили показать, что я делаю.

Я начал с птиц. Поначалу, как только я ставил на мольберт очередную работу, они спрашивали, что за птица.

– Чирок, что ли?

Я молчал, пожимал плечами.

Один спрашивал:

– А это, никак, поползень?

Другой отвечал за меня:

– Ну где ты об эту пору поползня видел?

Потом вопросы прекратились. Досматривали молча.

Когда все встали, один из гостей – Василий Семенович Андрианов – пожал мою руку и сказал:

– Вы нас извините, молодой человек. Мы сразу и не поняли. Это ведь не птицы вовсе.

К тому времени у меня уже была история про «не птиц вовсе». Мне предложили принять участие в ежегодной Всероссийской выставке анималистов. Я решил, что это хорошая компания, и согласился. Отобрал несколько птиц, отнес на выставком.

Выставка прошла замечательно. На следующий год на ту же выставку я снова понес своих птиц – конечно, уже других из большого цикла.

Явился на выставком, сижу жду, пока вызовут. Зовут других.

Потом из комнаты высунулся член выставкома:

– А ты чего здесь? Птиц принес? Это в прошлом году тебе удалось нас провести. Это не про птиц.

А история с Андриановым имела продолжение.

Из Дома творчества в Москву два раза в неделю ходил худфондовский автобус, возил почту и привозил продукты. С первым же после просмотра автобусом пожилой художник, пожавший мне руку, уехал в Москву.

Появился Андрианов через неделю. Подошел ко мне в столовой и пригласил к себе в мастерскую.

Страшное зрелище, открывшееся мне, до сих пор мучает меня. Весь пол мастерской устилали прогнившие, истлевшие, облезлые остатки бесформенных холстов без подрамников, с кое-где сохранившейся живописью, точнее – ее следами.

– Смотрите, Николай Александрович, хотел вам показать. Ведь мы тоже… не всегда были такими художниками, как сейчас…

И Василий Семенович рассказал мне, что в страшные годы снял свои холсты с подрамников, свернул в рулон и закопал в секретном месте. Теперь Андрианов, благополучный советский живописец, понял, что можно отрыть спрятанное. Только ничего от нее, от той живописи, не осталось.

Потом мы подружились. У меня есть брошюра-каталог, подписанная Андриановым уже позднее: «С благодарностью и любовью».

Это я о чем? О человечках, о чем же еще. 

Гамбург


Оставлять комментарии могут только авторизованные пользователи.

Вам необходимо Войти или Зарегистрироваться

комментарии(0)


Вы можете оставить комментарии.


Комментарии отключены - материал старше 3 дней

Читайте также


Люди «перекрестка»

Люди «перекрестка»

Татьяна Алексеева

Без опоры на традицию нет большого искусства, а без новаторства нет развития

0
334
Торжество русского вкуса в Париже

Торжество русского вкуса в Париже

Виктор Леонидов

Фейерверк встреч историка моды Александра Васильева

0
334
Крым как место рождения российского кинематографа

Крым как место рождения российского кинематографа

Борис Колымагин

От «Лолиты» Владимира Набокова и «Кавказской пленницы» Леонида Гайдая до «Девятой роты» Федора Бондарчука

0
842
"Малая родина" Евгении Буравлевой в Московском музее современного искусства

"Малая родина" Евгении Буравлевой в Московском музее современного искусства

Дарья Курдюкова

Биография пейзажа

0
2140

Другие новости