Роман Михеенков
|
|
Иногда интимная деталь женского туалета играет стратегически важную роль. Фото Елены Семеновой |
Работа над обложкой книги не очень известного писателя открыла для друзей небольшое окошко, скорее форточку в глухой стене карантина. Недели напролет рождались и умирали концепции. Создавались и исчезали галактики. Генерировались и растворялись в спорах безумные идеи. Пластически выразить идею «Слова и музыка» оказалось очень просто и чрезвычайно сложно, чтобы при этом обоих это устроило. Перегрызание глоток сменялось дружескими объятиями, мгновенно переходящими в попытки удушения. Иногда казалось, что карантин спасает их жизни, вживую они бы давно поубивали друг друга. В конце концов, глубоко вдохнув, чтобы произнести финальное проклятие, писатель замер: на пюпитре у кофейного столика стоял рисунок его друга, недавно подаренный им на день рождения.
– …Ты гений! Вот он! – Нечаянная радость вложила в уста писателя несколько непечатных слов, но смысл их был исполнен творчества и восторга.
– …Что «он»?! – Художник уловил интонацию, и его брань была полна нетерпения.
– Рисунок на обложке! – Писатель готов был расплакаться.
– Не понял?!
– Твой подарок!
– Срочно пришли фото!
– Уже!
– Согласен! Да, это мы и искали. Слова и музыка, – отреагировал художник на собственную работу.
Что это было? Мудрость Вселенной, предвидение гения или так встали звезды? Художник создавал этот рисунок в тот момент, когда писатель заканчивал книгу. И подарил его автору, когда речи об обложке еще не шло.
Рисунок был выполнен на квадратном листе картона. Оставалось растянуть фон фотографии, чтобы сверху поместилось имя писателя, а снизу название книги.
– У тебя какой формат? – поинтересовался художник.
– В смысле?
– Высота, ширина, толщина. В сантиметрах.
– Не знаю, пока это рукопись. Могу сказать в авторских листах, – растерялся писатель.
– В авторских … – срифмовал художник, порекомендовав не самый привычный инструмент для измерения длины.
– Это очень нестабильный прибор, – возразил автор.
– Хорошо, возьми нашу с тобой предыдущую книгу.
– Она у тебя тоже должна быть.
– Уже искал – зачитали или сперли. Возьми свой экземпляр и измеряй его линейкой или рулеткой.
– У меня нет ни того, ни другого, – сказал автор и взял с полки уже готовый продукт их совместного творчества.
– Тааааак… Спичечный коробок есть? – В интонациях художника появились первые нотки ярости.
– Зажигалка… Не поможет. Они все разные.
– …Найди что-нибудь, что у всех одинаковое, и перезвони.
– Что именно?
– Не знаю, какую-нибудь бытовую ерунду, – посоветовал художник.
Писатель начал поиски «золотого стандарта» со своего письменного стола. Сточенные карандаши, пресс-папье и перекидной календарь он отверг сразу. Рамка в стиле модерн с фотографией сына тоже не подходила. Можно было положить книгу на клавиатуру ноутбука и сфотографировать, но у художника был ноутбук другой модели, писатель это помнил. Бронзовый бюст Пушкина с едва заметной ухмылкой смотрел на упаковку презервативов, будто напоминал, что вечером, наплевав на вирус и карантин, к писателю придет трепетная скрипачка. Их третье свидание, первые два были умопомрачительны. В ней удивительным образом сочетались страсть и хрупкость. Эврика! Поблагодарив бюст великого поэта за идею, писатель набрал телефонный номер художника:
– Ты предохраняешься?
– Если ты про намордник от вируса – то нет, если про секс – непременно. Что конкретно тебя интересует?
– Второе, – уточнил писатель.
– Уже интересно. Заинтриговал. Давай подробности.
– У презервативов стандартная квадратная упаковка! Мы можем приложить…
– Подожди секундочку. Огорчу тебя, дорогой друг, мои упакованы в некое подобие пулеметной ленты. Бесконечная, как моя любовь к женщинам, череда прямоугольников, – описал художник упаковку своих средств защиты.
– Понял, перезвоню.
Для вдохновения писатель включил Второй Бранденбургский концерт Баха и продолжил поиски. Можно было попробовать соотнести размер книги с виниловой пластинкой, но художник скачивал музыку из интернета. И в целом музыка показалась не самым лучшим пространством для существования стандартных предметов. Только кабинетный рояль имел стандартные клавиши. Ухмылялся, сволочь, черно-белой челюстью, будто издевался. Рояля у художника точно не было.
Спальня отпала сразу. Что может быть общего в двух разных спальнях? Все слишком личное и нестандартное. «Нельзя войти в одну и ту же спальню дважды», – подумал писатель, решил, что родил гениальную мысль, записал ее в блокнот.
На кухне мысль перестала казаться гениальной, он нервным движением вырвал листок, превратил его в горсть конфетти и отправил в ведро. Даже ведро имело форму овала. Тьфу! Приборы, тарелки, стол, шкафы, люстра… Кухня звучала гимном нестандартности, заглушающим музыку Баха. Писатель начал проклинать себя за чрезмерную любовь к модерну.
– Я в тупике. Не могу найти ничего такого, что было бы у всех, – пожаловался он художнику. – Может быть, тебе попробовать? Давай, ты будешь называть окружающие тебя предметы, а я искать их у себя.
– Я лежу, на мне спит пес. Сам понимаешь, разбудить его подобно преступлению. Могу только вертеть головой.
– Верти.
– Бронзовый канделябр, старинная чернильница, этюдник, контрабасы – пять штук, но они под потолком, я без посторонней помощи не дотянусь, картина, скульптура, картина, макет декорации, картина, о, вот эта очень удачная, – перечислил художник первое, что увидел.
– CD-диски есть? – вспомнил писатель о наиболее распространенном явлении, у самого они точно где-то были.
– Не держу, это прошлый век. Кстати, у тебя в смартфоне должна быть рулетка, – вспомнил художник об окружающей цифровой реальности.
– Рулетка есть, только ей пользоваться не умею, меня сын пробовал научить, но я, видимо, тупой.
– Кресло XlX века – две штуки, бюро того же века – одна штука, красивое, ведерко для шампанского, – продолжил художник экскурсию по своей мастерской. – У тебя есть ведерко для шампанского?
– Сейчас! – Писатель быстро вернулся на кухню, сфотографировал ведерко для шампанского и переслал другу. – Смотри!
– …У меня другое. Кстати, мне твое больше нравится.
– Что ты еще видишь?
– Мне стол загораживает обзор, а из видимого – ничего стандартного. Коровья шкура, внутренности органа, ваза, кстати модерн, в твоей квартире здорово бы смотрелась, но не отдам.
– Придется отложить до завтра, ко мне сейчас придут, – вспомнил писатель о трепетной скрипачке, не страшащейся вируса.
– А карантин? – удивился художник.
– Настоящая любовь не знает карантина.
– А-а-а-а. Попроси ее по пути купить коробок спичек.
– Это как-то неромантично. И поздно, – писатель взглянул на часы. – Она уже рядом, а магазинов в округе нет.
– А могли бы завтра отправить макет в типографию, – надавил художник на больную мозоль.
– Купидон, мой друг, распорядился иначе, – ответил писатель одинокому из-за карантина другу.
– Это отравит тебе секс. Все время будешь думать о книге. Каждую секунду, – пообещал мстительный художник.
Ближе к полуночи утомленные и счастливые писатель и трепетная скрипачка устроились у камина с бокалами вина. Он не мог оторвать от нее взгляда. Тонкая, нежная… Говорили о музыке и литературе. Писатель пообещал посвятить своей возлюбленной новый роман и поведал историю измерений параметров последней книги.
– Разве это проблема? – Девушка взяла книгу, положила ее рядом со своим бюстгальтером и улыбнулась. – Можешь фотографировать и отправлять.
– То есть… – растерялся писатель.
– Я у него пару месяцев назад такой же забыла, пришлось новый купить.
комментарии(0)