Екатерина Кольцова
С каждым веком Северная столица все краше и притягательнее...
Федор Алексеев. Вид на Михайловский замок в Петербурге со стороны Фонтанки. 1800. Русский музей
«А не съездить ли нам в Питер?» – подумала я. Повод есть – серебряная свадьба. Сделаем себе подарок.
И вот промозглым ноябрьским утром мы садимся в «Сапсан». На целых три дня оставляем суетную Москву, которая лично мне напоминает бабу в дорогой шубке и лаковых сапожках, но в деревенских пестрых юбках, как на картинах Филипа Малявина. И отправляемся в интеллигентный, строгий, европейски надменный Санкт-Петербург.
– Какой у нас план? – интересуется супруг под стук колес.
– Сегодня на выставку Репина, в субботу в Эрмитаж и гулять по городу. А в воскресенье – как захочешь.
Крутимся в неудобных креслах несколько часов и – прибываем. Погода в Питере похожа на московскую, только ветер кусается сильнее.
– Помню это место, – говорит муж, спускаясь с платформы. – Нам туда, вон в ту арочку.
Я удивленно смотрю на него:
– Когда ты был в Питере последний раз?
– Восемнадцать лет назад, с тобой. Когда ты Анькой беременна была.
– Ничего себе память…
– А еще с немцами приезжали. Помнишь, перед походом?
Действительно, лет сто назад мы, совсем еще юные и неженатые студенты физфака МГУ, повели группу немецких туристов-водников по карельским рекам, а перед походом показали им Питер. «Андрей – молодой лев и совсем замучил Катю», – шутили они. Да, были времена.
Выходим на широкую площадь у Московского вокзала и вдыхаем питерский воздух. Что-то особенное, наркотическое, с ностальжинкой, проникает в наши легкие, отчего идти до гостиницы решаем пешком. Дождя нет, а прогуляться по Невскому до Садовой – приятно.
Пятница, одиннадцать утра. Прохожие идут чуть медленнее, чем в Москве, и выражение лиц слегка отличается. Более расслабленные или кажется? Серые здания стоят плечом к плечу, не давая шанса новомодным застройкам вульгарно вклиниться и разбить их строй. Они шепчутся по ночам, вспоминая былое. Новичкам, без привидений и истории тут не место. А вот и Аничков мост с неукротимыми бронзовыми лошадками, что убегали со своих постаментов то в Берлин, то в Неаполь, то в Петергоф. И все же остались тут, с нами.
Отель оказался довольно далеко. Девушка, похожая на лисичку, сообщает, что наша комната еще не готова. Пожалуй, это могло бы вызвать раздражение. Но не в этот раз. Бросив скарб в холле, отправляемся поесть.
– Давай в эту кафешку. – Андрей показывает на богом забытую забегаловку через дорогу от отеля.
– А помнишь, как мы весь поход потчевали немцев гречкой, а в конце они признались, что у них ею кормят кур? – спрашивает Андрей, цепляя кусочек мяса из моей тарелки.
Перебирая забавные воспоминания, отправляемся в корпус Бенуа, вдоль канала Грибоедова. Серые здания повеселели и даже приобрели оттенки. Время от времени подмигивает солнышко.
– Петя, что такое солнце? – спрашивает воспитатель в питерском детском саду.
– Не знаю, мне всего пять лет…
Звонко смеюсь над анекдотом. Взлетают голуби. Жаль, что узкий тротуар не позволяет идти в обнимку. Слева Банковский мост, его стерегут львы с золотыми крыльями. А между ними вывеска «Только без рук». Почему без рук? А я бы хотела – с руками…
Проходим величественный Казанский собор, и вот уже виден Спас на Крови. Увы, его средняя, самая высокая часть в лесах. Как жаль! Его очарование исчезло.
Итак, мы на выставке. Репин велик и прекрасен. Один из любимых художников, как же талантливо он передавал чувства и характер человека! Что за прелесть картина «Казаки пишут письмо турецкому султану»! Каждый казак – это личность, со своим норовом и духом. Не могу оторвать взгляд от сухенького казачка слева, почти черного от солнца и старости. Он смеется за компанию, но искренне. Так бывает со стариками. Да это же мой прадед Максим, которого я никогда не видела. На эскизе, что находится в Третьяковке, его нет.
Особое удовольствие получаю от сравнения законченных картин с эскизами. Видно, как искал художник такого героя, который ярко выразит мысль. Например, картина «Не ждали». Есть эскиз, где из ссылки возвращается девушка. Взгляд ее дерзок, она радуется встрече. Вроде неплохо. Только в конечном варианте – возвращается мужчина. Глядит настороженно и виновато. Вся революционная пылкость слетела, и основной вопрос сейчас – не осудят ли домашние. Это глубже и трогает больше. Это возвращение блудного сына, и это сильно.
После революции поместье Репина «Пенаты» оказалось на финской стороне. Вынужденная эмиграция, нищета. Картины этого периода – слабые, от этого щемит сердце и наворачиваются слезы.
Осматриваем заодно и постоянную экспозицию корпуса Бенуа. Много картин Серова, запомнившихся по выставке в Москве, что прославилась грандиозными очередями. А тут они висят в полупустых залах, скучая. Маленькая старушка в вечернем платье в пол внимательно разглядывает работы. С ней парень в бирюзовой рубашке и розовых носках из-под скинни-джинсов. Взгляд его бегает, он торопится. Нервно набирает кому-то.
– Зай, привееет! Все в силе?
Его тенорок звучит до смешного манерно. Даже не гей, а пародия на гея. Невольно начинаем переглядываться и хихикать. Настроение снова меняется.
Покидаем музей и под проливным дождем возвращаемся в отель. Лисичка дает нам ключ от номера на третьем этаже. Поднимаясь, муж мечтает об ужине. Открываем двери, и – ура! Большая двуспальная кровать, уютная и чистая комната. Направление мысли Андрея меняется. Какой он все-таки романтик!
***
Утром подморозило, воздух прозрачный и свежий, небо в легкой дымке. Ни намека на дождь и влажность. Бодро шагаем по переулку на завтрак, болтаем. Слетаются голуби. Сначала немного, но подтягиваются с соседних крыш, закоулков и щелей, и вот их уже целая стая. Ускоряю шаг и слышу сзади хлопки крыльев. Оборачиваюсь. Вся стая зависла за моей спиной. С визгом выбегаю к каналу, Андрей смеется. «Хичкок в Мучном». Надеялись на кормежку или не понравился фасон моего пальто?
В кафе утром пусто, занят лишь один столик. Мужчина и две девушки. Машинально рассматриваю их, пока жду свою кашку. Худые, как щепки, в ботфортах и коротких юбках, плечи открыты, немного стершийся макияж. После ночного клуба? С ними парень в розовых носках. Ой, да это же вчерашний незнакомец из музея. Бородатый, лопоухий, громким тенором и так же манерно, как вчера, вещает что-то девушкам. Невольно прислушиваюсь. Рассказывает, как лечился в клинике для наркоманов. «Боооже, я у-ми-раю, а они не обращаают внимаания». Говорит, у него есть ради чего жить. Вот хотя бы для мамы: она счастлива, когда он дома и здоров. Так это она вчера была с ним в музее… Смешно и грустно, страшно и жалко – все вместе.
***
Посещая Эрмитаж, нужно выделить несколько залов – те, которые хотите посмотреть за один раз. Найти их (музейные смотрители подскажут дорогу) и наслаждаться. Мы сделали не так. От жадности посмотрели все, что смогли, беспорядочно переходя от картины к картине, влекомые мелькнувшим в следующем зале шедевром. Через пять часов, утомленные искусством, выходим на Миллионную улицу, и – мимо атлантов Нового Эрмитажа, мимо Зимней канавки, мимо розовых и желтых особнячков – наш путь лежит через Троицкий мост к Петропавловской крепости.
Мы зашли в собор – императорскую усыпальницу. В Екатерининском приделе там погребены члены семьи Николая II. Потом погуляли по крышам стен крепости, с которых открывается весьма романтичный вид на Неву и вечерний город, погладили палец памятника Петру I, спустились к реке. Темные воды тихонько шлепали по ступеням.
– У тебя замерзли ладошки, – сказал муж.
Второй день путешествия подходил к концу.
***
В воскресенье с утра морозно, но снега нет и в помине. Решаем посвятить день Главному штабу, где находится постоянная экспозиция любимых импрессионистов, и Исаакиевскому собору.
Погода меняется внезапно. Дворцовую площадь мгновенно замело. В ее центре – интересное сборище. Восемь лабрадоров с хозяевами стоят возле Александрийского столпа. Вернее, собаки бегают, а хозяева топчутся, пряча лица от вездесущего снега, о чем-то весело болтают, приветствуют друг друга. Присоединяются другие, и еще, и в течение следующих трех часов из окон Главного штаба мы видим, как приходят и уходят эти странные люди с черными, шоколадными и палевыми псами. Можете себе представить что-то такое на Красной площади?
Импрессионисты прекрасны, волнительны и забавны. Муж стоит с аудиогидом возле каждой картины. Ему кажется, что эта коллекция по масштабам не уступает парижскому музею Орсе. Он нагоняет меня возле картины Матисса, где на чистом зеленом поле розовый мужчина нависает над спящей, тоже розовой, женщиной.
– Сатир и нимфа, – читает Андрей.
– Это маньяк прячет труп в лесу, на берегу реки, – шепчу я.
Мы устали от картин. Прощаемся с Главным штабом и идем к Исаакиевскому собору. Церкви передали лишь часть собора, ту, где иконостас. Там все отреставрировано, идут службы. А вот остальная часть храма в лесах. И все же собор восхитителен. Еще покружив по заснеженным площадям и улицам, отправляемся в отель за вещами. Навстречу, шатаясь с хорошей амплитудой, идет бородатый парень. Темная куртка-оверсайз, белые кроссовки, розовые носки. Неужели снова тот самый незнакомец? Пожалуйста, пусть это будет не он…
Санкт-Петербург- Москва
комментарии(0)