Сколько Джеку стоит смирение

Для иностранных туристов бечаки-велоизвозчики – экзотический аттракцион. Фото Depositphotos/PhotoXPress.ru

Однажды в индонезийском городе мне захотелось прокатиться на бечаке – велосипедном извозчике. Проехав метров сто, я спрыгнула с повозки, почувствовав, как чудовищно напрягаются мускулы бедняги. С тех пор этот вид транспорта, популярный и до сих пор существующий не только в Индонезии, но и во всей Азии в качестве туристического аттракциона, кажется мне символом эксплуатации человека человеком.

Под всегда затянутым небом, в трущобах, в которых в сезон дождей можно передвигаться разве что на лодках, в Джакарте живут более 10 млн человек. С европейской точки зрения едва ли это можно назвать жизнью. Индонезийцы едят клейкий рис в крошечных придорожных закусочных, сидя на бордюрах у обочин вечно переполненных магистралей, у открытых сточных канав, обрамляющих старые извилистые улочки. И те, кто едят, еще вытащили счастливый билет. «Некоторые курят, потому что курево дешевле, чем еда», – объясняет мне моя джакартская подруга, занимающаяся сохранением вымирающих индонезийских диалектов. «А на какую сумму здесь можно реально прожить день?» – спрашиваю я, стыдясь собственного относительного благополучия и того, что прожить, как индонезиец, я при всем желании не смогу. «50 тыс. индонезийских рупий в день (3,5 долл.) – это уже очень прилично для бедняков, – говорит она. – На эти деньги можно три раза в день поесть риса с самыми дешевыми овощными добавками».

Я подсчитываю про себя: 50 тыс. рупий – это одна поездка на такси, но на такси по городу передвигаться невозможно из-за диких пробок, система общественного транспорта находится в зачаточном состоянии, поэтому индонезийцы оказались пионерами в области такси-мопедов. Их здесь так много, что в часы пик даже центральные улицы забиты ими под завязку. Вызвать их можно, просто махнув рукой у обочины по старинке или через приложения на телефоне, самое популярное из которых Gojek: обыгрывание традиционного названия такого вида транспорта – ojek и английской фразы Go, Jack. 30-минутная поездка на таком «такси» обойдется в 7 тыс. рупий – 50 американских центов. Это не очень комфортно – в сезон дождей такое движение останавливается, и водители с пассажирами собираются под ближайшими мостами, пережидая ливень, а в жару после такой поездки начинает кружиться голова. Это и опасно – правил дорожного движения в Индонезии не существует в принципе. Но альтернативы для подавляющего большинства столичных жителей (по данным статистики, каждый день услугами одной только компании Gojek пользуется около 3 млн человек) нет, как нет и альтернативного способа заработка для 2 млн индонезийцев.

Я помню, наверное, всех своих водителей оджеков – и почти никого конкретно. Лица, голоса сливаются в общий портрет. Они все очень хотят поговорить с пассажиром – для них это хоть какое-то развлечение. Набор вопросов невелик: откуда я, почему говорю на индонезийском. И совершенно детская радость от ответов. Обычно это молодые парни, почти мальчики, часто и мужчины средних лет. Всех объединяет одно – беспримерное смирение, доброта и безграничная усталость, из-за которой они часто плутают на маршруте (выгоды им от этого нет, тариф фиксированный) и просят за это прощения.

Водители оджеков – рьяные мусульмане и отчаянные бедняки. Фото Reuters

Есть у этого вида транспорта и еще один недостаток – религиозность водителей. Сначала я не понимала, почему в определенные промежутки времени в течение дня ни найти оджека на улице, ни заказать через приложение невозможно. Постепенно я обнаружила связь между азанами-призывами правоверных к молитве и таинственным исчезновением джакартских извозчиков.

Индонезия остается одной из самых религиозных стран мира. В пятницу конторы закрываются уже в два-три часа дня из-за пятничного намаза. В Рамадан к пяти основным молитвам добавляется шестая, которую нужно совершать ближе к полуночи, – таравих. «Я встаю в половину четвертого утра, потому что живу далеко от работы, а еще нужно успеть совершить намаз», – рассказывает один из водителей обычного автотакси. Глаза у него красные, спит он не более трех-четырех часов в сутки из-за первой и последней молитвы, что, конечно, вряд ли добавляет уверенности его вождению.

При таком образе жизни единственным источником упования может быть смирение. Смирение – одна из основных добродетелей яванского ислама. Одно из традиционных индонезийских яванских мистических песнопений гласит: «Овладевший наукой утончения духовного ума рад, когда его называют глупцом, не обижается, будучи оклеветанным, не как гордец, радующийся похвале». Однако доведенное до абсурда смирение водителей оджеков выливается в регулярные протестные акции их малой активной части. Только в августе–октябре индонезийские водители мопедов протестовали три раза. Правда, из 2 млн выходят лишь тысячи. Например, в августовской протестной акции приняли участие около 5 тыс. человек.

По соседству с честными и бедными всегда быстро возникает альтернативный рынок спроса и предложения. В ноябре в Джакарте часто идут тропические ливни. Дождь, начавшийся утром, может не заканчиваться неделю. Тогда счет дней, и так не слишком отчетливо выраженный в условиях отсутствия времен года, можно вести только по календарю. Город в такие дни парализован. Я уже час еду в такси отрезок пути, который обычно проскакиваю за 15 минут. Из такси тоже не выйдешь – за окном сплошная стена дождя. Беспрерывно посылаю запросы на оджека, молясь о том, чтобы у него был запасной дождевик. Все без толку – жди, когда кончится дождь.

Наконец отваживаюсь выбраться из такси, иду вдоль дороги. И натыкаюсь на компанию весьма сомнительного вида. Эти незарегистрированные мотоизвозчики не просто бедны, как их официальные коллеги, они еще и озлоблены, а цены на их услуги в разы выше. Я с сомнением всматриваюсь в отчаянные, лихие лица. Решаю, что единственное, что может сработать, – смелость. После предварительных переговоров об адресе говорю заранее заготовленную фразу: «Там церковь, мне туда очень нужно, довези». Даже потерявший в жизни всякую надежду мусульманин в Индонезии довезет вас до церкви, если вам туда очень надо.