Вешалка со сломанным крючком

Члены Общества Ненужных Вещей делают первые шаги в борьбе с одиночеством. Фото Надежды Поповой

Минск – город моей юности, где прошли студенческие годы, где живут лучшие друзья и куда меня непреодолимо тянет. Минск, восставший из руин, – новый город: с широкими проспектами, скверами, парками – по духу напоминает отстроенные после войны Варшаву или Братиславу. Такси притормозило у Белорусского института культуры и искусств. Сегодня у меня на кафедре режиссуры мастер-класс! Кхе-кхе-кхе! Мастер-класс на кафедре режиссуры! У человека, окончившего в этом городе медицинский институт. Неожиданный поворот судьбы – начать под старость лет кропать рассказы и пьески. Прошлой весной вышла моя книга «Рассказы о Ромке и его бабушке» (рецензию на нее см. в «НГ-EL» от 12.07.18. – «НГ-EL»), по ней написано несколько пьес для детских театральных коллективов. Пьесы по немыслимому стечению обстоятельств попадают на кафедру режиссуры и включаются… в Его Величество Учебный План! Ну, как тут удержаться от встречи?! Правда, кто кому будет мастер-класс проводить? Волнуюсь, вхожу в аудиторию. Амфитеатр, площадка, микрофон, пятьдесят пар внимательных глаз. Тишина… Волна интереса, ожидания и какого-то уважения окутала меня. Хм! Чувство уважения – необычно! Насмотрелась я на эти шумные и раскованные студенческие аудитории по всему миру: пестрые и рваные, где писатель скорее воспринимается как коммивояжер, рекламирующий мысли и навязывающий свои книги «вольному братству будущих гениев». Но волнение улеглось. Хорошие ребята, авансом мне выдали звание «учителя».

– Здравствуйте, уважаемые друзья! Я благодарю вас за приглашение на встречу. Для начала хочу задать вопрос: почему из всех пьес, написанных по моей книге, вы для своей постановки выбрали именно «Грустный телевизор»?

Аудитория зашумела… Все повскакали с мест и повернулись ко мне спиной, как будто упала последняя капля, переполнившая чашу терпения… Замерли и начали двигаться угловато и замедленно, как в пантомиме. Ба, да они все в черном! Резко поворачивается красивый парень, волосы ниспадают вьющимися локонами, лицо благородное, опирается на толстую трость.

– Общество! Мы – Общество Ненужных Вещей! Кому нужно столько режиссеров, актеров и сценаристов?! Единицы из нас пойдут работать в сельские дворцы Мельпомены и учить «разумному, доброму, вечному» или культуре детей! Ха-ха-ха! А остальных выбросят на рынок труда, короче, на свалку! Это говорю вам я – Зонт, Джеймс Зонт! Я никогда не терял своего лица, даже когда мои спицы изгибались под углом, а град и шквальный ветер больно били по нему. Я много учился, старался – и вот я здесь!

Высокая белокурая девушка рядом с Зонтом надела широкополую розовую шляпу, прижалась к нему и взяла под руку.

– Я – Торшер. Я встретилась с тобой здесь и полюбила. Разве этого мало для счастья?

– Миледи, сколько вам говорить, не Торшер, а Лампа! Мне нравятся женщины, – и обнял ее за талию.

– Но у меня длинные ноги, как у Торшера.

– Успокойтесь, миледи, Лампы тоже бывают со стройными ногами!

Долговязый нескладный парень, с намотанным на руку электрическим шнуром, как-то неуклюже споткнулся, упал на парту и начал испуганно, нарочито гэкая, тараторить:

– Меня зовут Грустный Телевизор. Где я?

– Ты что, новенький? – небрежно спросил Зонт.

– Да, я только перевелся с филфака, но там у меня было будущее, я смог бы стать журналистом или просто учить детей! А здесь?

Худая девушка, с нервным лицом, похожая на взъерошенного мальчишку, подошла к Грустному Телевизору, волоча за собой прямую ногу:

– Ты что, юродивый? Не понимаешь, что здесь ты никому не нужен? Ты в Обществе Ненужных Вещей, на свалке… Учить детей? Нет ничего хуже детей, они ломают все просто так, и даже не для того, чтобы посмотреть, что внутри, а просто так! Я – Телефон Nokia 3310. Меня собирали и разбирали 182 раза, и даже когда я работала – просто так, пока мои лампочки совсем не погасли!

– А я… я Вешалка, – раздался из последнего ряда голос девушки в длинном изодранном шарфе. – Я удерживала все из последних сил, и когда мой крючок сломался, меня выбросили, как ненужную вещь. Мы служим обществу верой и правдой: растем, учимся, а когда у наших родителей нет денег учить нас дальше – нам говорят: работайте и учитесь! А как можно сначала пахать – официанткой, санитаркой или админом в Интернете,­– а потом идти на сцену? Кого можно сыграть в таком состоянии?

К Грустному Телевизору с соседнего ряда спрыгнула девушка. Рукав ее черной футболки был пуст, как будто она однорукая.

– Меня зовут Рукомойник. Не слушай их, они злые и высокого мнения о себе, а надо быть добрее и приветливее. У меня ужасное имя Рукомойник, ну разве можно так называть – за километр несет деревней или грязными сапогами! То ли дело Зонт, Книга или Грустный Телевизор. Ты не смотри, что я однорукая и некрасивая, я встречаю всех в доме первой, не считая Вешалки, конечно, но у нее премерзкий характер!

Тут же с другой стороны к Грустному Телевизору подсаживается еще одна барышня – хрупкая и симпатичная:

– Не развешивай уши, новичок, Рукомойник такая сладкая по привычке – она староста и ей нужны союзники, а я Книга – интеллигентная и открытая, – и гладит по руке Грустный Телевизор.

Все начинают хихикать и шепчутся:

– Даже слишком открытая! Любой может почитать и передать другому! Кхе-кхе-кхе!

Книга вскакивает и бросается на Вешалку и Лампу. Ребята эффектно и замедленно двигаются, имитируя потасовку. Зонт пытается разнять дерущихся:

– Миледи, миледи, прекратите! 

– Да, и я хочу устроить свою личную жизнь! – с вызовом бросает Рукомойник. – Вот Зонт, он нужен, когда идет дождь или сильный ветер. Очень редко, когда солнце. А я нужна всегда, хорошие администраторы всегда востребованы. Никто не хочет отмывать чужую грязь. Телевизор, между прочим, тоже всегда нужен! И я верю в лучшее, верю, что каждого из нас заберет добрый и заботливый продюсер, директор театра или просто человек! Знаю, что шансов немного, но они есть.

Молодой человек – Грустный Телевизор взволнованно вскакивает, протягивает вперед руки и почти кричит:

– Ты абсолютно права! Я не хочу больше никогда не ощутить тепла электрического тока! Я не хочу чувствовать себя одиноким!

Раздается надсадный кашель и скрип. Со скамейки аудитории встают двое парней, подпоясанных кожаными ремнями, и начинают говорить одновременно:

– А ты все правильно сказал, юноша. Любая песчинка в мире для чего-то предназначена и кому-то нужна! Но ты погорячился, ты не одинок, у тебя есть друзья!

Девушка, похожая на взъерошенного воробышка и назвавшаяся Телефоном, зло смеется:

– Вы все еще здесь, несчастные старые Лыжи?! Неужели не нашлось печи или достаточно прочного колена для вас?! Сколько можно учиться в одном и том же университете?

Лыжи спокойно и вежливо отвечают одновременно:

– Полегче, юная леди! Мы знавали вашу матушку, еще когда от нее расходились провода по всему миру.

– Ой! – вскрикивает Книга. – А может, вы тогда и кого-нибудь из моих родственников знаете?

Лыжи очень смешно и нарочито обстоятельно, раскланиваясь в разные стороны, продолжают:

– Конечно! Мы вместе с вашими тетушками были в горах Швейцарии. Это было в те времена, когда палки были еще с нами.

– А что случилось?! – не унимается молодой человек – Грустный Телевизор.

– Слишком крутые повороты, слишком крепкие камни. Они сломались. И мы остались без поддержки и попали сюда: может, кому-нибудь понадобитесь, подучитесь, сказали нам. Прошло пять лет, а мы все еще здесь! Играем в учебных спектаклях, оттачиваем актерское мастерство… Но теперь время пришло. Пора что-то менять!

Ребята опять начали двигаться в изломанной пантомиме.

– Ведь кто-то должен сделать первый шаг! – прокричала девушка-Телефон.

Студенты взялись за руки, как будто собрались в атаку, продекламировали:

– И мы не будем больше ждать!

Фигуры в черном поклонились, резко выпрямились и сели.

– Браво! Ребята! Браво! Еще никто так вдумчиво и искренне не читал мои книги и не отвечал на вопросы! – захлопала я в ладоши, оглушенная и восхищенная этим очень талантливым, динамичным и прозорливым молодым поколением. – Спасибо за столь профессиональный мастер-класс для меня! Ничего из увиденного сегодня нет в моем рассказе и пьесе о телевизоре, выброшенном за ненадобностью на улицу, кроме самых главных слов: «Любая песчинка в мире для чего-то предназначена и кому-то нужна!» Вы правильно прочли и поняли мой рассказ, ведь каждый из нас в определенный период жизни – Грустный Телевизор.

Потом был долгий разговор о месте человека творческой профессии в современном обществе. Эти ребята отличались от молодежи девяностых, когда все стремились зарабатывать деньги; или от молодых людей нулевых, бросившихся во власть и силовые структуры. Я каждой клеточкой почувствовала, что они могут что-то изменить в жизни. Они пытаются найти ответы на проклятые вопросы и обрести равновесие между личным счастьем, познанием мира, творчеством, с одной стороны, и властью и деньгами, с другой. И, что удивительно, власть денег и тьма отступают с авансцены, как после зимы всегда наступает весна.