Всей семьей на Ночь музеев – это уже традиция

Очередь в Пушкинский музей и всегда-то не редкое явление, а уж в «бесплатную» ночь... Фото агентства «Москва»

Москва пережила очередную Ночь музеев. Судя по разнообразию заявленных предложений, яркую и насыщенную. Музейная ночь стала приметным столичным явлением, и явлением модным – публика ее ждет, причем самая разная публика – от истинных ценителей и завсегдатаев до совсем уж немузейного народа.   

Однажды в такую же музейную ночь мы не попали в Третьяковку, простояв значительное время в хвосте очереди под дождем, так что и в этот раз решили не рисковать. В Пушкинском тоже предполагался большой наплыв посетителей; собирались  пойти на концерт классической музыки с ожившими шедеврами живописи, думали об исторических залах, в которых обещаны были реконструкции и студенческий хор… 

Пока раздумывали и собирались, времени осталось только на один музей, окончательный выбор колебался между Историческим и Дарвиновским. Победил последний – и наш  родительский интерес: здесь вдобавок к музейным артефактам по естественному отбору и теории эволюции предлагался еще и просмотр «Сталкера» Тарковского на фасаде здания. Ну как семье киноманов не пойти туда, где покажут редкий в нынешнее время киношедевр, да еще и на таком необычном экране!

Панно в Дарвиновском музее, прислонившись к которому можно образовать свой силуэт- барельеф. Фото автора

Оказалось, все не совсем так. Кое-что из новой жизни и новых технологий появилось, и это «кое-что» весьма современно, интересно и затягивает не только самых юных посетителей, но и сопровождающих их взрослых. 

…Кто-то в интерактивном зале проверяет работу своего вестибулярного аппарата и, убедившись, что аппарат этот нуждается в тренировке, проверяет снова и снова (а вдруг аппарат врет или ошибка, а вдруг сам проверяющий взгромоздился на подставку неверно и оттого неправильно на ней балансировал?), кто-то внимательно рассматривает свои руки, проверяя, гнется или не гнется большой палец, чтобы затем занести эти данные в некую шкалу по определению генетических особенностей, кто-то водворяет себя целиком на некую конструкцию, выдающую в течение минуты подробные и, вероятно, весьма точные сведения о росте, весе, давлении, пульсе и о чем-то еще, а кто-то просто пытается угадать с помощью нехитрых приспособлений «съедобное-несъедобное» для гигантских совы, лягушки и белки. 

Не хотелось уходить из этого зала, работавшего (при общем бесплатном в этот день входе) и в эту дивную дату не бесплатно. Младшенького довольно сложно оказалось оторвать от интерактивных диковин, где можно нажимать всякие кнопочки, скриншотить и электронно подбирать признаки самого себя в некой компьютерной программе, наступать  на следы зверья разных пород на полу и получать ответ в виде светящегося за стеклом чучела животного или птицы. Пришлось дать обещание непременно сюда вернуться в ближайшие же дни, причем не только в интерактивную часть музея.  

Далее нас ждали традиционные залы и проходящая в музее выставка о борщевике – растении-«убийце». Что это за гадость, мы знали не из книжек, а из жизни (одноклассницу сына, пообщавшуюся с борщевиком, увезли в реанимацию на скорой), и потому на выставку ее имени идти не очень-то и хотели. Но деваться было некуда, поскольку  расположилась она в проходном зале – пришлось вынужденно смотреть. Часть экспонатов этой выставки – представленные возможности для ручного труда из стеблей гигантских представителей этого сорняка-чудовища – даже ненадолго нас притормозила. 

А дальше мы выяснили, что собаки, оказывается, все-таки различают цвета. Милая барышня – научный сотрудник – весьма благожелательно и подробно объяснила, что видят наши верные друзья все отнюдь не в черно-белом цвете, в чем уверено абсолютное большинство на планете. Невероятно приятно причислить себя к образованному меньшинству, обладающему (пусть и совсем с недавних пор) редким знанием о братьях наших меньших!

Заинтриговала нас и экспозиция, посвященная интересной (во всех смыслах) даме прошлого, сооснователю музея госпоже Ладыгиной-Котс (фотографии, где она с обезьянами, и ее рисунки приматов младшенький наш сначала принял за биографические иллюстрации знаменитой англичанки Джейн Гудолл, посвятившей свою жизнь изучению шимпанзе). О том, что еще до Гудолл совсем другая дама из другой страны тоже увлекалась подробным изучением человекообразных, мы, к стыду своему, узнали впервые. При ближайшем и внимательном рассмотрении «Джейн» оказалась Надеждой Николаевной, родившейся лет на 40–50 раньше британской коллеги. 

Под закрытие мы задержались у некоего дизайнерского пластмассового панно, прислонившись к которому лицом или всем телом можно получить  собственный силуэт-барельеф (весьма смешной и непохожий). Вспомнив муки творчества Остапа Бендера, изобразившего, на радость пролетариату, сеятеля, я поняла, что шоубиз глубоко проник в нашу жизнь и умы, поселившись даже в музеях. Панно это пользовалось бешеным спросом и имело наивысший успех – к нему выстраивались очереди из жаждущих сиюминутного 3D-изображения и молниеносной передачи себя любимого миру по каналам связи. Не избежать было этой участи и нам (как я ни сопротивлялась, напоминая о кожных болезнях, грибках и вирусах, все было бесполезно) – не оттаскивать же ребенка силой... А может, это был научный эксперимент по наблюдению за поведением Homo sapience? Кстати, публика у экспоната собралась самая разная и колоритная, в основном, конечно, молодежь – от лысоватых пареньков в спортивных штанах до явных студентов сложных факультетов не самых простых московских вузов. Но скорее всего это никакой не эксперимент и не научный опыт, а просто развлечение. 

За всеми этими музейными ночными шалостями мы, конечно, пропустили «Сталкера» на фасаде. Но не сильно расстроились, понимая, что смотреть киноклассику предпочтительнее на самом деле там, где и положено, – в кинотеатре.