Укоротив один ус

В поездах, едущих на юг, чего только не происходит. Иван Айвазовский. Первый поезд в Феодосии. 1892. Феодосийская картинная галерея им. И.К. Айвазовского

Это была первая в его жизни поездка на юг. Марк и его друзья расположились в двух соседних отсеках плацкартного вагона: верхняя и нижняя полка – в одном, две верхних – в соседнем. Разместив свои доверху набитые рюкзаки под сиденьями, они, усевшись у окна, стали вглядываться в непроглядную тьму летнего вечера, кое-где прорезаемую цепочками уличных фонарей. Вскоре фонари исчезли, Москва осталась позади. Проводник-азербайджанец, лет сорока, разносил чай. Они тоже взяли чай… Металлические подстаканники мерно звякали в такт движущемуся поезду...

Утро выдалось солнечным. Радио не умолкало, с редкими перерывами на последние известия разносились по вагону популярные песенки тех лет, особенно часто: «На карнавале, под сенью ночи/ Вы мне шептали: «Люблю вас очень…»

Занавески вздувало встречным ветром – Димка уже сообразил сдвинуть оконную раму вниз. Высунувшись в образовавшуюся щель, можно было видеть, как поезд, выгнувшись дугой, проходит плавный изгиб пути, таща за собой вагоны, а ветер ерошил волосы. Правда, у Марка, когда подходила его очередь высунуться в окно, ветер ничего не ерошил: волосы были плотно охвачены бинтом.

Дело в том, что перед самым отъездом он перенес небольшую операцию на лице, отчего его перебинтовали. Поездка с друзьями вообще чуть не сорвалась.

За день до отъезда родители Марка встали на дыбы: «Куда ты поедешь, посмотри, что у тебя на верхней губе!» А на верхней губе, чуть выше светловатого уса (год назад Марк отпустил усы) красовался здоровенный фурункул. Он уже налился желтизной и готов был лопнуть.

– Ты представляешь, что будет, если он у тебя прорвется в дороге, в антисанитарных условиях? – выговаривала мама.

– Жара, грязь, пот – это неминуемое заражение крови, – продолжала она нагнетать обстановку.

Отец сурово молчал и только иногда взглядывал на сына, как бы в подтверждение ее слов.

Билеты уже были куплены: туда – до Нальчика, обратно – из Сухуми. Экзамены Марк сдал без троек. Его приятели Сашка, Димка и еще один Сашка тоже не подкачали: обошлось без переэкзаменовок.

И вдруг такая загвоздка!..

В районной поликлинике Марку пришлось посидеть в очереди, но уж слишком не хотелось, чтобы поездка накрылась медным тазом. Он никогда не был на Кавказе, а там – и горы, и пляжи. Правда, по горам им предстоял довольно длительный переход, маршрут которого они сообща разрабатывали: выписывали населенные пункты, измеряли портновским сантиметром расстояния по карте между селениями, планировали ночевки. А в конце похода их ожидало море, никогда прежде не виданное Марком. «О море, море!»

Хирург обладал военной выправкой, был строг и немногословен. Он внимательно выслушал печальную историю Марка про уходящий вечером поезд, про волнение родителей и обмотал вокруг его шеи белую накидку, как в парикмахерской.

– Сейчас мы его вскроем, – спокойно сказал он, – но перед вскрытием мне придется укоротить ваш ус с правой стороны. Вы уж не обессудьте.

«Ну что ж, – подумал Марк, – видимо, придется расстаться с усами, зато мама будет довольна: они ей активно не нравятся».

А тем временем хирург взял скальпель и легонько ткнул им в самое средоточие проклятого фурункула. На мгновение Марка пронзила острая боль, но вскоре все кончилось. Счастливый, с повязкой через всю голову – от подбородка до темечка – Марк вышел из кабинета.

Врач напутствовал его пожеланием счастливого пути и указанием:

– По прибытии в Нальчик немедленно найдите вокзальный медпункт и сделайте перевязку…

Благодаря решительным действиям эскулапа поездка на юг превратилась в реальность, и Марк вместе с друзьями восседал теперь на своей полке и радовался жизни.

Открытое окно и свежий ветер в купе – это, конечно, здорово, но хотелось и перекусить.

На столик вываливались из бумажных пакетов яйца вкрутую, бутерброды с колбасой и сыром, другая снедь, заботливо собранная для них родителями…

А потом поезд пошел по Украине. На больших станциях прямо на перроне были установлены столы – тут можно было по-быстрому отведать борща и котлету с вареной картошкой, щедро посыпанной укропом. Но в их общем бюджете такая трата денег не была предусмотрена: предстоял еще долгий путь к морю...

Ближе к вечеру, кажется в Харькове, в отсеке, где расположились Марк и Саша, появилась попутчица – красивая молодая женщина, хорошо одетая, с пышной прической и с едва уловимым запахом духов. Она заняла нижнюю полку и, конечно, не могла не привлечь их внимания. Но куда им было в спортивных шароварах и простецких рубахах, с закатанными по локоть рукавами! К тому же в глазах совершенно взрослой женщины они скорее всего выглядели мальчишками. Что на самом деле соответствовало действительности.

Новая попутчица согласилась поиграть с ними в подкидного дурака. Играли двое на двое, так что кто-то из ребят постоянно оказывался ее партнером и бывал польщен этим.

Потом, уже без ее участия, играли в очко – без денег, конечно. Но Сашка Штехман придумал за каждое перебранное или недобранное очко бить проигравшего двумя крепко зажатыми в руке картами по носу. Били с ожесточением. Особенно его, когда он проигрывал. А нос у него был выдающийся!

Незаметно наступил вечер. Перед сном вышли покурить в тамбур. Там обнаружился давно исчезнувший другой Сашка. Он любезничал с девицей из соседнего вагона. Когда успел познакомиться! Впрочем, это всегда у него хорошо получалось…

Проснулись уже на Северном Кавказе. Их попутчица спала на спине, и ее грудь соблазнительно белела сквозь отвороты пижамной рубашки. Марк и оба Сашки пошли умываться. Хотя, по правде сказать, для Марка умывание было чисто символическим: свободна от бинта была только левая часть лица.

Вагон был почти пуст – поезд приближался к конечному пункту. В проходе им встретился проводник с приложенным к губам указательным пальцем.

– Ох, какая баба! – захлебываясь восхищением, прошептал он. И попросил их не спешить возвращаться на свои места. Потом ловко завесил вход в отсек оказавшейся у него в руках простыней и с осторожностью хищника нырнул под нее.

К удивлению Марка, никакого шума не последовало: ни крика, ни признаков борьбы. Они бы тут же вмешались, но все было спокойно. Марк был поражен: как могла женщина позволить ему это? На душе стало паршиво от осознания, что и в нем самом шевельнулась какая-то еще не познанная им темная сила.

Они вернулись на свои места после того, как проводник появился в проходе: прошел, не глядя на них, тяжело дыша. Их попутчицы не было на месте. И она больше не появилась в вагоне.

А вскоре был Нальчик. Марк быстро нашел медпункт с большим красным крестом над входной дверью. Женщина, дежурившая в тот день, быстро сняла повязку, продезинфицировала засохшую рану и сказала, что больше ничего делать не нужно. Марк был свободен.

На привокзальной площади толпились носатые черноволосые парни в белых войлочных шапочках. Вдоль тротуара стояли лотки с черешней, с клубникой, с остро пахнувшими травами. Пряный воздух юга пьянил и тревожил. Из репродуктора, включенного на всю мощь, выплескивалось в пространство знакомое: «На карнавале, под сенью ночи …»

Чуть в стороне, в толпе выходящих из вокзала, Марк увидел их попутчицу – как ни в чем не бывало, такая же привлекательная и ловкая, она с красивой дорожной сумкой в руке шла к автобусу. Марк посмотрел ей вслед, и у него перехватило дыхание…

Ребята, стоя у сложенных в кучу рюкзаков, махали ему руками: скорей, мол! Они уже остановили попутный грузовик. Вдали сквозь сизоватую дымку проступали горы…