Все о моем деде

Фото предоставлено автором

На фотографии – мой дед, Николай Алексеевич Ван-Хан-Лин, главный врач Купавинской амбулатории.

Он родился 3 декабря 1903 года в Китае, провинция Шандю (так записано в метрике, а современная транслитерация – Шандун). Семья перебралась в Москву почти сразу после его рождения. Отец, доктор тибетской медицины, имел доходный дом и частную врачебную практику на Донской улице. Мать – полька, балерина. Николай Алексеевич по ее настоянию окончил Кадетский корпус в Варшаве. Сестры Мила и Катя были балеринами; до революции 1917 года, еще детьми, они танцевали года в театре Корша. Интересно, что у Милы была фамилия Зин-Тин-Хау. Китайцы часто записывали домашние прозвища вместо настоящего имени в официальных документах. После революции Мила стала монтажницей Электромеханического завода. Наверное, в профессии ей хорошо помогала балетная подготовка.

После революции 1917 года Николай Алексеевич остался в России и «зарабатывал пролетарское происхождение» на заводе братьев Бромлей. В 1929 году окончил Иркутский медицинский институт. Был начальником медсанчасти «Лензолота». В 1937 году его посадили по доносу должника, объявившего его японским шпионом. В 1938 году, когда Берия был назначен наркомом внутренних дел СССР, дело пересмотрели и его оправдали. Работал в медсанчасти НКВД в Новокузнецке, там, где раньше сидел. В Новокузнецке родилась его дочка, которая, кстати, тоже стала профессиональной балериной.

В начале Великой Отечественной войны ушел добровольцем на фронт, работал хирургом в эвакогоспитале. Он рассказывал, что в июле 43-го его госпиталь был развернут на Курской дуге, и смена врачей длилась по трое суток, когда шел поток раненых в танковом сражении. Он познакомился с моей бабушкой, медсестрой эвакогоспиталя, на фронте.

Дед приехал в Купавну сразу после войны. Это все или почти все, что я знала с детства. Два года назад в архиве поселкового совета народных депутатов Купавны я нашла протоколы заседаний этого совета. Дед не был депутатом, но его, как главврача поселка и значимого человека, приглашали выступить по разным вопросам. Когда я увидела зарплатные ведомости, поняла, откуда у меня эта сложная подпись.

В начале мая этого года я заехала в переулок в Купавне, где дед жил и где до 1960-х годов прямо в его доме была амбулатория. И по своей новой, приобретенной у моей дочки Майи привычке – всегда заводить разговор с незнакомцами на улице – заговорила с первым посланным мне навстречу человеком…

Кстати, последний раз я была на этой улице 40 лет без двух месяцев назад. Тогда была наша единственная встреча, летом 1977 года, когда мне было два года, а ему 74. Через несколько месяцев его не станет.

Удивительно, но, несмотря на нежный возраст, я запомнила этот день навсегда. Возможно, под влиянием разговоров взрослых: «Поедем сегодня к деду». Возможно, потому что чувствовала какую-то особую связь с этим человеком, осознать которую я смогла только сорок лет спустя. Так или иначе, я хорошо помню детали путешествия: дорогу на электричке, мозаичное панно на торце здания вокзала, мама несет меня на руках, тропинка к одноэтажному деревянному дому, буквально утопающему в зелени, на крыльце несколько женщин, меня берет на руки одна из них, в белом платке. Она очень тепло улыбается, и мама, Ирина Яковлевна, говорит ей: «А вот у нас тоже Ира!». И мне стало хорошо, спокойно, как дома, на этих руках и в этой улыбке.

Я запомнила профессорский кожаный диван, на котором отдыхала, банку шпрот на полдник, чистый, сладкий воздух, послеполуденный желтый свет, льющийся в окно. Счастье внутри меня и повсюду снаружи.

Фото предоставлено автором

Я совершенно не помнила самого деда, но когда в прошлом году провела целый день у его соседей за разговорами о нем, неожиданно вспомнила его. Грузного и уставшего, уже едва сопротивляющегося тяжести лет и пережитого. Мы оба устали тогда за столом и были отправлены (я – мамой, а он – супругой Ириной Яковлевной) отдыхать.

…Человек, шедший по переулку мне навстречу, оказалось, хорошо знал Николая Алексеевича, он был еще мальчишкой, когда дед лечил его. Он позвал соседа, и я пошла от двора к двору. Все, заставшие моего деда, с радостью делились воспоминаниями, потому что действительно любили его, и благодарили меня за то, что приехала и подарила им возможность вновь пережить счастливые моменты.

Он был очень добрый, невероятно ласковый, особенно с детьми, а больных принимал «как родственников». Говорил немножечко с акцентом, к юным барышням обращался «милочка моя». Без специальной аппаратуры легко определял диагнозы. И роды принимал сам, пока в соседнем поселке не открыли больницу, и операции на гландах проводил. И санитарные нормы жилья и устройства дворов ввел в Купавне. Его супруга Ирина Яковлевна, медсестра, всегда сама ходила на дом к больным делать уколы и прочие процедуры. Тогдашний библиотекарь, а теперь директор краеведческого музея, говорит, что он очень много читал. Подарком судьбы было найти его фотографии в краеведческом музее. Очень красивый, высокий, статный. Ему хорошо за шестьдесят на этой фотографии, но седины почти нет. Этот взгляд…

Я думаю, нечто важное, не до конца еще осознанное, связывает меня с ним.

Дед рассказывал отцу, как смена полевого хирурга во время битвы на Курской дуге длилась трое суток, и он не выпускал скальпеля из рук все трое суток, потому что поток раненных не останавливался ни на час. И у меня был свой, мой личный опыт «на ногах трое суток», который я теперь вижу как битву, в которой было суждено выжить мне, новой. Это была моя смена в трое суток. И я выстояла. Не могла не выстоять, раз мой дед мог.

Мой дед часто обедал в своей операционной, она же прозекторская. Уберет, бывало, препарированный труп с цинкового стола, расстелет на нем газету, поставит домашний обед и графинчик с водкой, потому что другого стола и помещения для обеда не было, а потом – за следующий труп. А потом снова прием больных.

Мне нравится вспоминать об этих рассказах, когда я, сгребая газеты, распечатки, книги, тетради в одну сторону рабочего стола, расстилаю там же маленькую тканую салфетку-прямоугольник и накрываю обед (неизменная бутылка оливково масла как тот граненый графин с водкой), а потом вновь возвращаю рабочий беспорядок на место.

Мой дед отсидел срок по ложному доносу его должника, а потом остался врачом в тюремной больничке. А я целый день отбыла наблюдателем в ВИЗО «Водники».

Мой дед, выпускник Кадетского корпуса в Варшаве, очень красиво играл на фортепиано, а я, бросившая учебу на полпути и теперь «неиграющий тренер», вдохновляю дочку Майю на лучшее исполнение этюдов Неймарка, Гедике.

И вот, конечно же, откуда у меня, внучки родившегося у моря человека, страсть к водной стихии. Она родом из приморской провинции Шандю, название которой теперь пишут Шандун.

Мой дед, сын доктора тибетской медицины, ставил диагнозы без сложного оборудования, просто слушая человека и его пульс, дыхание, голос, читая цвет кожи, взгляд. И вот у меня, совершенно неожиданно, начинается нечто совершенно новое в жизни. Слушать, смотреть, чувствовать, отражать и отдавать. И опять я вспоминаю деда.

Мой папа ушел год назад. Кремирование, совершенно случайно и неслучайно, конечно же, состоялось в день святого Николая. Еще одной случайностью оказалось то, что кремирование было возможно в тот день только в Николо-Архангельском крематории, рядом с кладбищем, где похоронен Николай Алексеевич.

Как мало я успела узнать о моем деде. Как ничтожно мало я знала его. Вот бы посидеть с ним рядом, даже помолчать, а потом спросить о смешном пустяке, улыбнуться, прижаться, обнять и передать ему, живому, благодарность за все сокровища, собранные и переданные мне его родом.

Теперь благодарность я могу передать Майе, в которой отразились все наши сокровища.

Я благодарю мою маму и замечательную бабушку, Лидию Андреевну, и моего папу, Евгения Николаевича. Я благодарю дедушку Николая и бабушку Таисию, дедушку Андрея и бабушку Анну. Я благодарю все семь колен нашего славного рода. Я в самом начале удивительного путешествия в прошлое. И в будущее.