Мечта поцеловать акулу

Море было теплым, солнышко не обжигало, люди на пляже беседовали культурно и о высоком. Рисунок Марии Сметаниной

Она девочка, поэтому ее путь полон опасностей.

Группа «Ю-Питер»,

песня «Девочка-панк»

В этом сентябре я затосковала в Петербурге и решила продлить лето, добавить себе немного здоровья и посетить курорты Краснодарского края. С подругой, писательницей Ксенией на плацкарте мы отбыли в город-герой, город-труженик Новороссийск. В планах было: редактировать ее роман, проверить, что с наследством моей бабушки, увидеть мою сестру Риту, познакомиться с ее подругой, художницей Мартой.

В Кабардинку из Краснодара нас привез на джипе мой приятель Виталик, что отвечает за контроль качества образования вузов Краснодара и края. Рита с Мартой ждали нас в кафе, и мы вчетвером радостно отправились на ночной пляж. Виталик просил брать трубки, но произошла ситуация. Я заплыла очень далеко, потому что соскучилась по морю. Марта испугалась и нырнула за мной в одежде спасать. Это было начало праздника под названием «Прибыли на курорт». Потом Рита выкинула свой телефон в море, Ксения ушла непонятно куда, а Марточка зачем-то полезла в гору, нечаянно разбила голову о скалы и вызвала полицию, чтобы они везли ее зашивать рану. То есть не до парней было в этот вечер совершенно точно.

Жили мы с Ксенией в гостевом доме в мансарде. Море было теплым, солнышко не обжигало, люди на пляже беседовали культурно и о высоком – про ДНК и пиар, про кизил и сливу. Я приобрела салатовый штопор и синий рюкзак за тысячу рублей с надписью «PLAY HARD». Покупкой Ритиного лета после сезона стала переносная колонка.

Она девочка, поэтому у нее все

ноги в ссадинах,

Руки в синяках, а тело

в шрамах.

Ей не нужны никакие проколы,

не нужны никакие набойки.

У нее душа в царапинах,

потому что она изранена.

У нее сердце в рубцах, потому

что оно нежное.

Ее сердце ласковый рубин,

ласковый рубин!

«Ласковый рррубин», – повторяла Рита с аллитерацией и смеялась, потому что Марта немного картавит. Оказалось, они с Махой, ее сестрой, двойняшки и художницы. Маха красиво закидывает голову и бьет татухи, придумывает бренды, а Марта оформляет рестораны Геленджика, рисует картины и играет на фортепиано. У них с мамой огромный дом, куда они пускают отдыхающих летом. Про папу никто ничего не знает. Девочки смеются и говорят, что они произошли от Святого Духа. Друг друга они называют «брррратаны», через фрикативную «р». Бабушка Марты и Махи живет в лесу, возле дольменов. Маха наколотила ей на кисть руки цветок, а коту на лапу надпись «ВДВ». Мама их после сезона уехала в кругосветку из Копенгагена матросом «к своей мечте». Марта одно время работала на горе «Олимп» в зоопарке (от Геленджика можно подняться на канатной дороге), кормила волков и ухаживала за ними. Когда ей не выдали зарплату, Марта от расстройства забыла закрыть клетку. «Чтобы волчки поели уточек», – объясняла она потом. Теперь ее мечта поцеловать акулу-косатку в Сан-Диего. Их гости, отдыхающие, пошли дальше – наловили на этой же горе хорьков, запустили их в пустой бассейн и распилили Марте мотоцикл напополам.

Счетчик висел на соплях и коротил. Фото Марии Сметаниной

Моя романтическая мама называла дачу в Новороссийске Сиреневой виллой. Когда была жива бабушка, это был настоящий рай для маленьких детей из большого города. Шелковица, грецкий орех, жасмин, светлячки в июне... Заходишь во двор, а над твоей головой – арка из вьющихся чайных роз; поднимаешься через три террасы в виноградную беседку....

Я не была там давно, но знала, что соседка шесть лет назад заселила удивительных квартирантов из города Гянджа. Раньше он вроде назывался Кировоградом. Оказались они азербайджанскими узбеками. Отца семейства звали Тото, с ударением на первый слог. Я обращалась к нему «Тото епта», и он понимал меня лучше. Он торговал цветами на рынке. Его золотозубую супругу звали Хацар, Хаджар или Катя. Именно она мне советовала найти себе мужика и родить деточек, чтобы я не приезжала в свой же дом и не «делала им нервы».

Первое, что я увидела на участке, – разбитые цементные ступени, застеленные коврами, а вокруг – хаос. «Мы тут немного украсили», – скромно пояснили дети. Они же объяснили, почему на втором этаже дома висит распределительный бачок от котла АГВ из подвала, а в нем злой рукой пробита дырка. Оказывается, квартиранты засовывали в него кипятильник и заливали воду в батареи напрямую. Их не смущало, что отвалилось полстены от дома – зато они поставили на огороде летний душ и баню. Эти два строения отличались друг от друга только названиями. Выглядели они пугающе схоже: пробитые поддоны, через которые вода льется на улицу, размывая террасы и пугая прохожих, а вокруг занавешено шторками. «Ведерычко» рядом стоит для удобства, можно поливаться. Но больше всего меня напугал счетчик. Он был вырван из стены, висел на соплях и коротил. Конечно, он не работал. Похоже, свет они брали из воздуха, как божий дар.

«Любите жить опасно!» – спокойно сформулировала моя сестра при разговоре с квартирантами. Электрик признался, что не видел такого разгрома, возможно, вообще никогда, и стал вспоминать Вторую мировую войну. Счетчик мы вставили обратно в стену и запломбировали. Больше всего я боялась идти узнавать долги за коммуналку. После метания по конторам поняла отчетливо – надо выселять людей из города-коньяка Гянджа.

Квартиранты обозлились, кричали, что они порядочные люди, но тут я впервые в жизни отчетливо и уверенно произнесла: «Нам пора расстаться». Тогда они покинули территорию, но с моим забором, сорвав со стен даже обои. Хацар написала мне в воцапе: «Я твоя дом ушла, меня не беспокойся! Я нашла бесплатный дом, иди свой живи там! У нас тоже есть мужики, сколько хочешь вам поднимут!» Я была уже в Краснодаре, поэтому логично предположила, что без забора там будут жить псы и псы.

До аэропорта Краса меня вез начальник уголовного розыска и рассказывал, как правильно минировать тапки жене – с небольшим хлопком – и делать петарды в домашних условиях. Я была впечатлена так, что пропустила регистрацию на рейс, хотя сидела прямо под стойкой. Аэропорт занавесили тряпками и целлофаном, трое человек из Питера не улетели, хотя самолет ждал еще академический час. Вышла начальник аэропорта на шпильках, представитель авиакомпании, они заблокировали выход к самолету из аэропорта: «Девушка, та если б я могла, я бы вас туда на руках донесла!» Вот тогда, уже на улице, я впервые зарыдала Рите в трубку. «Ехай домой ко мне, это точечное поражение!» – весело ответила мне сестричка. Следующий рейс был через три дня. Друзья принесли в Пулково пальто и вино. Предстоит редактура романа Ксении Разживиной, и я верю в его успех, издательство готовит серию и обещает напечатать мою книжку в 2019 году... Может, все не так уж и плохо, пока вокруг меня хорошие люди, их намного больше, чем кажется.

«Никто, кроме близких, не должен видеть, как ты нервничаешь! А близкие – это я и Марта!» – велела Рита на прощание. Папа из Питера написал мне злобное сообщение в воцапе, что я должна целовать ему руку за то, что дали мне хотя бы что-то, хотя дом завещала бабушка, а папа последнее, что там построил, – это деревянный сортир, правда довольно крепкий. Мой «Святой Отец». Лучше, наверное, от Святого Духа. Хотя, может, это я и сгоряча. Еще не отошла от курорта, загар не смылся, снег не выпал на новую шапку с помпоном.

О чем эта история? О лете. О том, что главное в жизни – беречь отношения и дружбу. Как сказал мой приятель Дмитрий, в темпе покидая Геленджик: я видел озеро Абрау, я видел море, я видел Марту. Три впечатления ярких у человека остались на всю жизнь. Картинки Марты мне очень понравились, да и не только мне, но и настоящим художникам столиц, поэтому я хотела бы немного украсить этот текст ими.