Литургия Петипа

Сцена «Тени» из балета Мариуса Петипа «Баядерка» – своего рода литургия, которую совершают танцовщицы. Фото РИА Новости

В России идет Год Петипа. 200 лет назад появился на свет будущий волшебник танца. Немцы говорят: «Guter Mensch, aber schlechter» – «Хороший человек, плохой музыкант». А каким человеком был Мариус Петипа, божество российского балета?

В письме к балерине Пьерине Леньяни (1899) он с чисто французским изяществом живописал: «Трижды меня объявляли мертвым, а я чувствую себя все лучше и лучше; как Вы справедливо пишете, это приносит счастье. Первый раз я упал в Неву. Одна газета (чтобы заработать побольше денег) сообщила приятную для балетмейстеров новость, что я утонул, но так как плаваю я как рыба, я выплыл (промокший насквозь), чтобы доставить удовольствие своим добрым товарищам. Второй раз это было во время пожара, в котором мне посчастливилось спасти двух детей, а затем скрыться, чтобы не ждать благодарности родителей. На следующий день появилась статья, в которой сообщалось, что я погиб в пламени. Однако через два дня я играл роль Фауста в большом балете г-на Перро, и там меня действительно охватил священный огонь».

Мариинский театр – храм искусства, в котором священнодействовал знаменитый балетмейстер. Фото начала XX века

Вот так: проходил, увидел, спас, дальше пошел. В полном соответствии с христианской моралью: «Чтобы милостыня твоя была втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно» (Мф. 6:4). Правда, много лет спустя Петипа похвалился перед знакомой. Что делать, слаб человек…

Семейная трагедия – смерть дочери Евгении – привела Петипа к мучительным вопросам. За что ему такая кара? Неужели его ремесло не святое? Может, он служит не тому богу? Может, не богоугоден сам танец? Но разве не плясал царь Давид перед ковчегом Господним? Разве не осыпали наградами его, балетмейстера, императоры, помазанники Божии?

В XIX веке многие считали балет порочным, греховным искусством. Музыкальный критик Герман Ларош сказал однажды Чайковскому, что «строгие пуристы негодуют на балет как на зрелище соблазнительное и сладострастное». Великий композитор удивился: «Балет – самое невинное, самое нравственное из всех искусств. Если это не так, то отчего же всегда водят в него детей?» Но пуритане оставались при своем мнении.

Одной из причин ненависти было то, что при всей своей сценической невинности балет считался рассадником разврата. Новая вспышка балетофобии пришлась на времена Николая II, когда в Мариинском театре воцарилась Матильда Кшесинская. В фильме «Матильда» Кшесинская танцует с внезапно обнажившейся грудью. Скорее всего сценарист оттолкнулся от мемуаров Тамары Карсавиной «Театральная улица», но переписал историю с точностью до наоборот. Балерина описывает случай, когда во время репетиции у нее сползла бретелька с плеча, после чего на коллегу накинулась Анна Павлова: «Где ты находишься, что позволяешь себе танцевать голой?» Карсавина плакала, как маленькая девочка. Она утирала слезы балетной пачкой, а Ольга Преображенская гладила подругу по головке: «Не расстраивайся, милочка, плюнь ты на эту гадюку». О времена, о нравы! О чистые жрицы святого искусства!

Нравы в Императорском театральном училище, где обучали и хореографии, царили строжайшие: будущим танцовщицам запрещалось разговаривать с юношами-партнерами даже во время изучения дуэтов. Воспитанникам преподавали Закон Божий, они пели в церковном хоре. В итоге петербургские артисты становились усердными прихожанами. Аналогичная картина наблюдалась в Италии. «Все танцовщицы, – пишет Карсавина, – были чрезвычайно благочестивыми – они взывали «Madonna mia» при каждом трудном па и иногда приглашали меня в маленькую часовенку, где стояла статуя Святой Девы – покровительницы танцовщиц.

Все это не гарантировало святой жизни, но заставляло задумываться, «что такое хорошо и что такое плохо». Однако православие, с точки зрения, российских танцоров плохо сочеталось с понятием «балет». Карсавина делится школьными воспоминаниями: «Сообщение о том, что знаки для записи танца изобрел французский аббат Табуро, в немалой степени меня озадачило. Согласно нашим убеждениям, столь светские занятия были несовместимы с церковным саном; и у меня в мыслях невольно всплыл образ нашего батюшки (какое непочтительное сравнение!) в его длинной рясе, пытающегося сочинить трактат о балете». Впрочем, петербургский театральный батюшка никогда не убеждал своих подопечных в том, что те будто бы занимаются «бесовскими плясками».

Патриархальные времена уходили в прошлое, наступали революционные. Невиданное дело: в октябре 1905 года артисты балета Мариинского театра присоединились к всеобщей забастовке и обратились к императорской дирекции с петицией. Та в ответ предложила подписать декларацию о лояльности. Это привело к новой трагедии в семье Петипа. Его дочь Мария безумно любила талантливого солиста Сергея Легата, который после колебаний и сомнений подписал декларацию. Тут-то и сказалось его христианское воспитание. Карсавина, одна из руководителей театральной стачки, описала душевную драму Сергея:

«Будучи человеком чести, он ощущал себя предателем.

– Я поступил как Иуда по отношению к своим друзьям. – В ту же ночь он стал бредить и кричал: – Мария, какой грех будет меньшим в глазах Господа Бога – если я убью тебя или себя?

Утром его нашли с перерезанным бритвой горлом».

Почему Сергей упоминал Марию? Не потому ли, что она и уговорила его подписать документ о лояльности?

Говорят, в свои последние мгновения человек видит светлый тоннель, по которому он устремляется в иной мир, чтобы предстать перед Высшим существом. 13 ноября 1904 года Петипа написал в дневнике: «Иду навестить могилы отца, брата моего Жана и дочери моей дорогой Евгении». А 21 июля 1910 года тело великого маэстро, привезенное из Крыма, после заупокойной литии по католическому обряду упокоилось рядом с ними на петербургском Волковом кладбище. В 1948-м прах перенесли в Некрополь мастеров искусств Александро-Невской лавры. Петипа был католик, Волково кладбище – протестантское, Александро-Невская лавра – православная. Но своими творениями балетмейстер утверждал другое, необычное вероисповедание.

Был такой религиозный образ в одном из балетов Петипа – Белая Дама в «Раймонде». Из советских редакций ее убрали как «мистическую». Но и при государственном атеизме ангелов видели в сияющих фигурах, взлетающих к небу на балетной сцене. Белые лифы и мерцающие в свете рампы пачки – короткие лебединые и длинные шопеновские – смотрелись сверкающими аурами, окружающими тело. В классическом балете, как в Советском Союзе, секса нет – есть любовь. Зрители, души которых стремятся к высокому, полюбили балеты Петипа с их триумфом над гравитацией, благородными героями, неприятием низменного начала.