"Дрожжами вас кормят в Техасе?"

Любимец советской публики Ван Клиберн. Фото из Национального фотоархива Израиля

Если помните, был такой замечательный фильм об ограблении казино – «Мелодия из подвала» с Жаном Габеном и Аленом Делоном. В Москве подвалов тоже хватает, причем с неожиданным содержимым… В этом году все прогрессивное музыкальное человечество отмечает юбилей Международного конкурса имени Чайковского, впервые состоявшегося в Московской консерватории на Большой Никитской 60 лет назад. Собственно, для всего западного мира консерватория и ассоциируется с этим престижным мероприятием, названным в честь великого русского композитора (памятник которому работы Веры Мухиной был открыт в 1954 году перед входом в здание, хотя изначально планировалось увековечить таким образом Николая Рубинштейна). Первый праздник мировой классической музыки прошел здесь весной 1958 года. В том году он проводился по двум специальностям: фортепиано и скрипка. На конкурс из-за приоткрытого железного занавеса съехалось немало иностранных участников, что само по себе превратило музыкальное соревнование в политическое событие с непредвиденным итогом. Так и случилось: лучшим исполнителем Первого концерта Чайковского стал молодой техасец Харви Ван Клиберн. За ним следовали советские пианисты Лев Власенко и Наум Штаркман, а также китаец Лю Шикунь.

Симпатии московской публики были на стороне улыбчивого Клиберна (вообще-то правильно его фамилия читается как Клайберн). 11 апреля во время прослушивания ему устроили овацию. Зал встал и несколько минут неистовствовал: «Первая премия! Первая премия!» Встали и члены международного жюри – мэтры и корифеи со всего света. Сам Рихтер поставил Клиберну высший балл. Ситуация вышла из-под контроля: конкурс-то международный, но это не значит, что первая премия должна достаться гражданину США! Последнее слово оставалось за самым главным человеком в стране. К Никите Хрущеву пришли министр культуры Екатерина Фурцева и секретарь ЦК Михаил Суслов, настаивавший на некоей золотой середине: первую премию следует присудить Клиберну и Власенко одновременно. Фурцева привела весомые аргументы в пользу того, что победу надо отдать только Клиберну, преимущество которого было очевидным. Кроме того, Клиберн не такой уж и чужой: он учился в США у профессора Розины Левиной, а она, в свою очередь, принадлежит к школе Василия Сафонова.

Даже советские члены жюри отказались поддержать затею Суслова, последним аргументом которого было то, что Клиберн – американец. Авторитет конкурса был под большим вопросом. Но Хрущев сказал: «Раз жюри настаивает, то не надо нам вмешиваться. Они профессионалы. А то, что победил американец, даже хорошо, покажем миру нашу непредвзятость». Никита Сергеевич оказался прав – Клиберна встретили на родной техасчине как героя.

А как полюбили его москвичи! Оглушительной овацией они приветствовали его на заключительном концерте призеров конкурса 14 апреля 1958 года. В тот вечер Хрущев вместе с королевой Бельгии Елизаветой слушали Клиберна в ложе Большого зала. А на бис (которым в тот вечер, казалось, не будет конца) он сыграл… «Подмосковные вечера». Большой зал ревел от восторга. Клиберн стал любимцем московской публики. Любовь эта оказалась взаимной. За кулисами Хрущев сказал высокому, ростом с каланчу, Клиберну: «Дрожжами вас там, что ли, кормят в Техасе?» Клиберну перевели, но он не понял. Впрочем, выражения Хрущева американцам всегда были не понятны. На втором конкурсе в 1962 году Клиберна встречали уже как почетного гостя конкурса, 

Московская консерватория с винными подвалами. Фото начала ХХ века из архива автора

вновь сорвавшего бисы на выступлениях в Большом зале консерватории. В том году на втором конкурсе соревновались еще и виолончелисты, а еще через четыре года, на третьем конкурсе – вокалисты, что свидетельствовало о мировом признании этого интереснейшего музыкального первенства...

Ну а что же послужило надежной основой для этого самого признания? Кто-то скажет: разрядка международной напряженности, другой возразит: правильная политика партии! Я так думаю – благотворные пары из винных подвалов, на которых стоит консерватория. Это и есть прочный фундамент дружбы между народами, и не только в музыке.

Когда-то на месте консерватории стоял особняк светлейшего князя и губернатора Новороссии и Бессарабии Михаила Воронцова. Того самого, которого Пушкин обозвал «полу-милордом, полу-купцом». Поэт оказался не совсем прав. Воронцов был настоящим купцом – он не только служил, но и успевал заниматься виноделием, обладая крупнейшими в Российской империи виноградными плантациями, находившимися в Крыму. Прибыль от продажи шла ему в карман. Но где хранить бесценные коллекции бутылок с вином? Правильно, в Москве, где любителей вина хоть отбавляй. Вот и обустроил он в подвале дома на Большой Никитской обширное винохранилище, использовавшееся по прямому назначению и наследниками винодела. К началу 1870-х воронцовские плантации уже перешли под опеку Удельного ведомства, управлявшего царским имуществом. Оно также арендовало и подвалы. И вот в 1871 году в роскошном особняке на Большой Никитской, аккурат над подвалами, поселилось первое в Москве высшее музыкальное учебное заведение во главе с его отцом-основателем Николаем Рубинштейном. К тому времени он уже пять лет был директором консерватории, учрежденной 24 декабря 1865 года по высочайшему соизволению императора Александра II и по ходатайству великой княгини Елены Павловны, августейшей покровительницы Русского музыкального общества.

Рубинштейн умер в 1881 году в Париже, к тому времени консерватория уже три года владела зданием на Большой Никитской, которое приобрела в июне 1878 года за 185 тыс. руб. серебром. А Удельное ведомство арендовало те самые воронцовские подвалы за весьма солидную сумму, подпитывавшую консерваторию, занятия в которой были по-прежнему платными, но не до такой степени, чтобы обеспечивать ее безбедное существование.

А тем временем, к началу 1890-х, размеры старой усадьбы уже перестали удовлетворять потребности консерватории (число одних лишь учеников выросло в 2,5 раза, до 400 человек). И всех их надо было разместить в музыкальных классах, дать возможность музицировать на большой сцене. Помещения были тесноваты, пришлось для занятий даже нанимать бывшие палаты Украинцева в Хохловском переулке. Как вспоминал Александр Гольденвейзер, в старой консерватории имелся лишь один концертный зал, выполнявший роль оркестрового, хорового и оперного класса, кроме того, «классы в первом и втором этажах были довольно большие, а в третьем с совсем низким потолком», до которого можно было дотянуться рукой. Необходимость строительства нового здания консерватории стала все более очевидной. Но кто возглавит этот важнейший процесс? Очевидно, что это должен был быть человек, по своим пробивным способностям сравнимый с Рубинштейном. И он нашелся – им оказался Василий Сафонов, директор консерватории в 1889–1906 годах.

Но как же с подвалами? Удельное ведомство уперлось: ни шагу назад! За аренду внесено авансом целых 200 тыс. руб., которые уже пошли на расходы по постройке здания. Пришлось и Сафонову, и архитектору Василию Загорскому скрепя сердцем согласиться на продолжение странного (хоть и недурно пахнущего) соседства с винным складом. Более того, именно подвалы и винный магазин решено было строить в первую очередь и первыми же сдать в эксплуатацию в августе 1897 года. Деньги на строительство собирали всем миром. Спасибо, конечно, Удельному ведомству, арендовавшему винные подвалы на 15 лет вперед, и всей царской фамилии.

Строили, строили консерваторию и наконец построили. Первым (не считая винного магазина, где сразу началась бойкая торговля) официально открыли Малый зал консерватории 25 октября 1898 года, дата неслучайная – пять лет со дня смерти Чайковского, активного участника Императорского Русского музыкального общества. В тот памятный день для Малого зала консерватории ее студенты выступили с концертом из музыки композитора – «музыкальным утром памяти Чайковского». Говорят, завсегдатаи винного магазина то самое утро тоже отметили, помянув Чайковского, как полагается. А вы говорите – стиль жизни!