У красоты собственные закон и воля

Не в том беда, что предметы терпят фиаско, а в том, что глаза сиротеют. Фото Pixabay

Хорошо, когда красота в глазах смотрящего живет свободно или хотя бы занимает широкий угол зрения. Плохо было б, если б она вовсе не озаряла своим светом космическую темень пустоты зрачка. Слава богу, такое вряд ли возможно. 

А случается, что красота уходит. Почему вдруг? И куда она девается, когда в один из философских обходов своего организма вы, еще недавно гордый ее обладатель, обескураженно ее  недосчитываетесь? 

Вообразите: прелестнейшее из созданий – ваша кошка пластичнейшими движениями рвет банкноту за банкнотой, забирается на карниз по шелковой занавеске или отгрызает полпаспорта. Где, скажите, теперь красота этой кошки? Или другой пример – с зазнобой сердца. Предмет романтичнейших грез наконец-то садится с вами на заветную скамейку в парке – закат, пение птах… И тут он силой своего обаяния с оглушительным плюхом обрушивает вокруг вас красоту и гармонию столетних дубов, тополей и прочего. Где, спрашивается, красота момента? 

Если от сказки после того, как ее рассказали, остается мечта, то что ж остается после мечты, когда ее развенчали? Казалось бы, ваша кошка с ее мармеладными глазами ангела – вот она. Пассия ваша, как и прежде, ходит по тем же дорожкам, разговаривает тем же голосом. И за какое-то мгновение до безобразий кошки или до краха мечт вам все казалось красивым в природе и в душе. 

В этом-то и дело: вы подсунули вашей красоте кажимость. Одна неудачно срежиссированная вами сцена и – хлоп! Руины. И красота решительно обиделась, ушла, исчезло вдохновенье. И ведь не в том беда, что предметы быта и идей терпят фиаско, а в том, что ваши глаза сиротеют. И отныне вы во власти прогрессирующего отчаяния.

Можно попытаться возразить, что руины – это не менее романтично и красиво, чем храмина. Пожалуй. Когда же первым движением подсознание – еще до отчаяния – поднесет вам это успокоительное, постойте пить! Сначала 

Арчимбольдо знал толк в прекрасном. Джузеппе Арчимбольдо. Четыре времени года. 1590. Национальная галерея искусств, Вашингтон

уясните, соблюдены ли два условия, без которых снадобье вряд ли подействует. Во-первых, руины должны быть не вашего дома. Во-вторых, руинам должно быть не менее полусотни лет. За это время бесстрастная природа успела бы прибрать осколки любого безобразия в мягкие свивы трав и птичьих гнезд. Красота. Когда б – чужая да древняя.

Жаль, но эти свежие развалины – ваша, причем единственная  собственность. И придется, во-первых, хорошенько уяснить себе, что красота не любит, когда ее хотят надуть, а во-вторых, приняться за расчистку места для возвращения ускользнувшей было красоты. 

Для начала займите исходное положение. Оно заключается в позиции англичанина, который не будет выбирать между плохим и очень плохим.  Придется на вопросы: куда ушла ваша красота, как, зачем и надолго ль? –  найти хорошие ответы. Или очень хорошие.

На вопрос «куда?» первый порыв отчаяния скинет вам категорическое «в никуда». Однако у отчаяния порывов много. Переживите первый, как переживаете порыв ветра. Второй порыв уже более услужливо рассудит, что скорее всего красота ушла, чтобы нанести визит вашему разуму. Нельзя не согласиться, что обдумать положение будет полезно. 

Следующим шагом надо вспомнить, каким манером ушла ваша красота. Если выпрыгнула махом, не обдумывая своих действий, не подытожив счет опытам, не составив плана побега, вполне вероятно, что она  вскоре остановится, отдышится, оглядится, озадачится. Хорошо? Да. Значит, вы не совсем распоясались. Нет-нет, обнадеживаться рано. Если же она исчезла не сразу, а по-чеширски – недоуменными частями и мерцая разочарованиями, – тут если не шах и мат, то пат, уважаемые мастера красивости в игре. Заигрались. Что, разве плохо, если красота ушла от нелепости? Отнюдь. Учите уроки.

 Дальше вы зададитесь вопросом, надолго ли ушла красота. И тогда наступит черед третьего порыва отчаяния. Осторожней: третий порыв –  любитель схоластики. Знайте, что он возьмет вас под локоток и мягко, но настойчиво шепнет: «Больше некуда». Вы, шалея от смыслов, начнете гадать, что значит «больше» и что значит «некуда» и как они соотносятся. Означает ли это, что вообще ни на что никогда красота не направит ваши взоры, отказавшись от вас? Или – что именно этот предмет больше не подойдет вашей разборчивой красоте? А может, наоборот, – что только к нему, прежнему, она и могла бы вернуться?

Спокойствие. Третий порыв отчаяния только кажется иезуитским. На самом деле отчаяние, верное собственной семантике, таким вот образом само же себя и сваживает. Только не растеряйтесь и проводите его с честью, как инвалида борьбы со всем плохим за все хорошее. Оно же боролось за вас.

Наступает кульминационный момент сражения. Встаньте в исходное положение «англичанин». Прекрасно. Вы поняли, что варианта «красота никогда не вернется в глаза смотрящего» на самом деле нет: в этом утверждении – попытка отчаяния пробыть на месте красоты чуть дольше, чем ему положено. А красота, если и покуда она существует, только в чьих-нибудь глазах и может быть. 

Теперь внимание. В чьих глазах? Смотреть на красоту чужими глазами –  удел незавидный, поэтому важно, чтобы она смотрела вашими глазами. Поняли это – значит, вы близки к осуществлению намеченной цели. Об объекте же любования красота всегда, как теперь и вам известно, заботится сама.

Перед последним боем тяжелый вздох облегчения был бы для вас живителен. После этого смело подступайте к последним переживаниям в преддверии встречи с прекрасным. Первым делом надо пережить нелепости методом ваби-саби. Дельный и гуманный метод. Для новичков: это значит, что надо подняться утонченным духом на высоту отстраненности и оглядеть артефакты вашей трагедии, с тем чтобы превратить их в реликвии. Если конкретнее: разглядеть в линиях разрыва банкнот или драных отворотов шелка пленяющее неповторимостью изящество. Понять, что всплеск, произведенный подкошенными парковыми деревьями, не только породил обертоны небесных мелодий, но и очистил пространство вокруг вас (ведь глазам надо отдыхать на раздолье чистого поля). Ваби-саби – это умиротворение через созерцание, познание прелести необычайности через обнаружение прекрасного в обыденном.  

Отсозерцали, понаотстранялись, отпереживали – хорошо. Настало время поместить эти пейзажи и великолепие ваших оплошностей туда, где им место: в запасы прошлого. Теперь же – красота на пути к вам, и надо суметь достойно встретить ее. 

Резюмируйте причины произошедшего и подготовьтесь к познанию тонкой, как красота, и большой, как отчаяние, разницы между до и после. Большую вы заметите в том, как  вы заработали другие деньги, повесили другие занавески, состряпали другие документы; подвили старые деревья, посадили новые. А тонкую – в том, что сделает для вас ваша красота. Она тех же, да не тех кошек, тех же, да не тех людей представит вам интереснее и красивее, чем вам прежде казалось. И вовсе не потому, что кошку вы сами отныне не пустите безобразничать, а на скамейку присядете с  другим; но потому, что, вернувшись, красота принесет вам понятия и предметы, отобранные ею по своему вкусу. И если вы поначалу, не обнаружив красоты на привычном месте, полагали, что красота, уйдя, повела себя стихийно, то теперь-то вам ясно, что все обстояло иначе. В неумении выбрать между плохим и хорошим вам неотложно нужен был ее укорот.