День святой Люсии отмечается торжественным карнавальным шествием детей со свечами в руках. Фото Reuters
…Одни говорят, что это была святая мученица из Сиракуз. Другие – что просто жена шведского рыбака. В темное декабрьское время рыбак ушел в море, должен был возвращаться, но то ли силы зла, то ли зимние ветры погасили маяк. Жена рыбака вышла к причалу с фонарем, на нее ополчились черти и убили ее. Но призрак рыбачки Люсии с фонарем остался стоять на скале.
В Петербурге стоит практически полярная ночь. Это не преувеличение – как-то случилось мне побыть в это время в финской Лапландии, в небольшом городке, где в местном супермаркете туристические сувениры мирно соседствовали с граблями, лопатами и разной прочей сельской утварью. В середине дня там были такие же сумерки, как в Питере, только снег белее и фонари поярче, чем в некоторых наших спальных районах. Считается, что у нас в отличие от жителей Заполярья все-таки есть восход солнца, но в основном он чисто теоретический: недолгому слабому солнечному свету трудно прорваться сквозь тучи. Но зато в наших краях все больше приживается праздник, который 13 декабря опять праздновал скандинавский мир, – праздник Люсии. Он снова отмечался в Выборгском замке и в шведской церкви Св. Екатерины. Это праздник света. Люсия – красивая девушка в белом платье (выборы Люсии – неотъемлемая часть подготовки к празднику) в окружении свиты из таких же красивых девушек и девочек в белом приходит в темный мир, освещая его свечами.
Декабрь в Петербурге – время праздников и почти круглосуточного отсутствия солнца. Фото Интерпресс/PhotoXPress.ru |
Следует заметить, что и в самих Швеции и Финляндии праздник Люсии стал популярным по большому счету не так давно – в ХХ веке. Он и прежде существовал у католиков и протестантов, но скорее как одна из многочисленных церковных дат. А будучи популяризирован через шведские школы, клубы и библиотеки, стал даже для не очень религиозных людей именно праздником света, помогающим скоротать тяжелое темное время. В Петербурге живет всего 2% этнических скандинавов, но праздник все чаще отмечают не только они. Тем более что многие не раз оказывались в этот день в Стокгольме, или в Тарту, или в Хельсинки, привыкли к атрибутике – свечи, факелы, имбирное печенье, кофе и глёгг – горячий слабоалкогольный или вовсе безалкогольный напиток вроде пунша. Глёгг во время предрождественского и рождественского сезона продается и в бутылках, мы привозим его себе или в подарок.
Почти одновременно с Люсией начинается Ханука и длится восемь дней. И опять же не только евреи в эти дни поздравляют друг друга, жгут свечи и лакомятся пончиками. Как известно, некоторые гости города почему-то пончиками называют наши родные питерские пышки, однако в ханукальные дни более чем очевиден их, смею заметить, языковой волюнтаризм: ведь пончик – это пончик. Он круглый и без дырки. Бывает посыпан сахарной пудрой или полит глазурью. Бывает с начинкой или без начинки. Но пончик – это пончик, а пышка – это пышка. Есть и еще одно ханукальное блюдо. Оно знакомо всем десяткам тысяч петербургских белорусов, и не только им, – это латкес, более известные как драники. «Пусть будет больше света!» – написано на больших билбордах, приглашающих всех петербуржцев в хоральную синагогу на праздничный концерт. А у соседей в Хельсинки Ханука открылась ярким зрелищем на льду.
Так, с праздниками света, мы постепенно проживаем эту полярную ночь. А там… Как бы ни сердились отдельные ревнители, мы уже давно празднуем два Рождества. Многим деловым людям, работающим с европейскими партнерами, в любом случае приходится согласовывать свои планы с Рождеством западным: по ту сторону границы на время сворачивается деловая активность, и все неотложное нужно сделать перед праздником. А если все сделали – почему не праздновать? Если даже не успел заранее зарезервировать гостевой домик в сказочном финском лесу или отправиться подальше, куда-нибудь в Германию. В Петербурге хватит торжеств, специальных предложений от ресторанов или приглашений на семейные вечеринки.
Так вышло, что в моей семье с западным Рождеством почти совпадают два дня рождения. Время от времени все три праздника мы празднуем одновременно. Поэтому уже на автомате решается привычная головоломка. У одного гостя Рождественский пост, двое – иудей и мусульманка – не едят свинину, и это не считая просто вегетарианства или медицинских ограничений. Ничего, всегда получается не оставить никого голодным. Значительно тяжелее, помню, приходилось буфетчице в одной из питерских редакций. Сама она была гречанкой, бежавшей из Абхазии. Готовила она множество домашних блюд самых разных национальных кухонь, и мы в те годы вообще игнорировали соседний общепит с бизнес-ланчами. Буфет был фактически подпольным, для налоговой она была записана уборщицей, поэтому цена блюд была ценой только блюд, а не поборов и взяток. Эта гречанка прекрасно знала, что в православный пост (некоторые сотрудники его блюли ожесточенно) нужно готовить больше овощных кушаний, в определенные дни радуя рыбой. Знала про кошер и халяль (и даже держала определенную посуду). Большинство из нас, конечно, были людьми вполне светскими и ограничениями не заморачивались – но зато радовались каждой кулинарной новинке нашей «кормилицы», взятой из кухни того или иного народа.
Как раз тогда в газетах в конце каждого года пышным цветом расцветал «старый новый» жанр. Поскольку большинство ньюсмейкеров с середины декабря начинают пребывать слегка в рассеянном состоянии, в рабочей рассылке все больше доминируют «подведения итогов» с последующими фуршетами, а полосы заполнять чем-то надо. Поэтому появились рождественские рассказы – с некоторым элементом иронии и пародийности. Но было ощущение, что авторы, пользуясь случаем, реализуют-таки свою тщательно скрываемую в обычной жизни тягу к сентиментальности. Например, история о голодном мальчике – папу уволили с работы, и он не может ничего положить под елочку своему ребеночку, тем более что и елочки нет. Но замерзшего мальчика случайно встречает уволивший папу богатый бизнесмен, проникается жалостью, сажает его в свой Mercedes, едет за елкой и подарками, а потом берет папу на работу опять. Были версии Золушки – о вынужденной мыть полы обладательнице музыкального таланта, которая в канун Рождества оказывается на сцене и покоряет сердца публики.
Но я тут попросила знакомых поделиться историями о встречавшихся им в жизни реальных рождественских чудесах. Разное рассказали – кто про гуся, свалившегося под ноги в разгаре безденежья и дефицита (кто-то подвесил за окно на мороз). Кто про внезапную выплату долго задерживавшейся зарплаты. Пожалуй, пальма первенства принадлежит следующему рассказу – там творителем чуда оказывается сам автор: «Дело было в конце 1980-х, и после дружеской попойки (совершенно спонтанно случившейся накануне Рождества – с церковным календарем в ту пору сверяться у нас на заводе не было принято) осталось изрядное количество пустых бутылок. Набралось два здоровых пакета. Вышла я с ними на улицу, и даже сунулась было переходить на другую сторону, к пункту приема стеклотары… Вдруг вижу, возле ларька при троллейбусной остановке два мужичка скрюченных пересчитывают на ладони мелочь, тяжело вздыхая и скупо, с какой-то тоскливой оттяжкой умеренно так матерясь, что не хватает. Я к ним подкралась, опустила груженые пакеты на снег и как крикну нежным девичьим голоском: «Сюрприз! Это вам, мужики». Тотчас спешу ретироваться. А они так оторопело глядят то на груды бутылок, то друг на друга, и тут один говорит второму: «Борисыч, гляди – чудо… Я тебе говорил, что на Рождество чего только не бывает!»