Волшебное дело скромного человека

Маленький Гриша всматривается в камеру, а она – в него. Фото из семейного архива Верховских

Хотя и было сказано: «Людей неинтересных в мире нет...», наверное, все замечали: скромные, деликатные люди на первый взгляд кажутся неприметными, а то и неинтересными. И эта их скромность, как некая пелена, скрывает своеобразие и глубину характера, если те, конечно, наличествуют. 

Не думаю, что я излишне застенчива, но был один забавный случай, запомнившийся навсегда. Мой приятель, работавший электриком в Театре на Таганке, человек обаятельный и необычайно общительный, попросился справить у меня дома свой день рождения. Я с радостью согласилась. Незнакомая компания, веселая и разбитная, набилась в мою маленькую двухкомнатную. Шум, смех, веселье… Вдруг одна актриса спросила: «А где же хозяйка?» Все переглянулись и притихли... Пришлось, улыбнувшись, слегка приподняться со своего места в уголке – реакция оказалась не менее бурной, чем все предыдущее веселье. Мне тогда вспомнились слова моей маленькой дочки: «Хорошо быть бедовой!..»

Но скромность – не для дел и их продвижений. И тем более не для «зарабатывания» известности и популярности. Талант недавно ушедшего от нас Евгения Евтушенко обладал одной наиважнейшей особенностью:  поэт был гениальным менеджером своего искусства. «Мне не дали славу – я сам ее взял...» – написал он. Не всем такое дано. Это тоже дар, и дар особый.

Вода была важной стихией для Андрея Тарковского. Снимок сделан Григорием Верховским на съемках «Сталкера». Фото предоставлено пресс-службой Русского музея

Известно, что характер и натура художника – порой две совершенно разные вещи. В чем я не раз убеждалась, общаясь с мастером художественной фотографии и кинооператором (работавшим в том числе с Андреем Тарковским на «Сталкере») Григорием Верховским. Человек скромный и тихий, каков же он в своих фотографических работах, многие из которых теперь размещены на его персональной выставке в Русском культурном центре Чикаго, где он сейчас живет, и одновременно на стенах экспозиции «Андрей Тарковский. Художник пространства» – в Русском музее Санкт-Петербурга?

Ну, конечно, все начинается с детства, и корни всего именно в нем. 

Моему отцу, Александру Межирову, например, его мать, мечтавшая, чтобы маленький Шура, как его называли в семье, полюбил поэзию,  каждый вечер читала перед сном Пушкина, Некрасова, позднее – Блока. Попробуйте ежедневно своему ребенку читать прекрасных поэтов – звук, мелодия обязательно останутся навсегда в памяти, и он скорее всего  начнет писать, подключенный к потоку Музыки.

 Присутствует музыка и в изобразительном искусстве, сферой которого является художественная фотография. Звучащий напев сюжетов Григория Верховского... Да, все начинается с детства. Отец – художник-оформитель праздничных декоративных убранств столицы, старший брат – известный график, оформитель книг. В доме везде много фотографий, и в стопках на столах, и на стенах. Сохранилась фотография середины прошлого века – на ней трехлетний Гриша, буквально влипший в грузную, старого образца камеру: она для него, как это ни удивительно, уже не игрушка. В четыре  года Гриша фотографирует свою бабушку – сохранился и такой снимок в семейном архиве.

…Издательство «Советский писатель» заказывает 23-летнему Верховскому, только что окончившему московскую фотошколу, сделать ряд фотографий к сборнику стихотворений Роберта Рождественского «Радиус действия».  Книга выходит не теперешним тиражом – огромным, в 50 тысяч, расходится мгновенно. И Григорий в один день становится признанным фотографом.

Одна из фотографий в том сборнике – моя, быть может самая любимая. Площадь перед Московским университетом. Она почти пуста, дождь отскакивает от тротуара, поблескивая в туманном свете дня. Кто-то перебегает это пустынное пространство. Кажется, все очень просто и обычно. Но какая магия! Интересная композиция, легкая, эмоциональная светотень – всё так. Но что-то есть еще, что невозможно передать словами. Словно какая-то нежная невидимая скрипка поет мелодию любви к этому сырому московскому воздуху, мелодию родства с этой площадью и со всем пространством города, мелодию восхищения красотой мира и слегка горького сожаления, что он так хрупок и не навсегда... 

Характеру Верховского, казалось бы такому тонкому и проникновенному, свойственны  резкие и, я бы сказала, властные перепады в сюжетах.  Праздничная свадебная пара молодоженов в светлом летнем лесу – и железный, тяжелый, неуклюжий, уродливый танк за деревьями, похоже,  вот-вот способный двинуться и заслонить собой счастливый момент.

Обшарпанный московский двор с разбитыми, облупленными дверью подъезда и ведущими к ней ступенями, в котором грузная неопрятная женщина выгуливает собаку, справляющую нужду, – а за аркой подворотни, чуть вдали по улице, длинная, в несколько рядов, очередь к Моне Лизе в Музей изобразительных искусств имени Пушкина.

Противовес тишины и радости – дьявольской цели войны, противовес убогости грязного быта - и высокого взлета души, тянущейся к прекрасному… Что это, как не глубокое истолкование жизни, философское ее осмысление?

Репетиция оркестра Силантьева – с наплывшими друг на друга трубами исполнителей, словно скрещивающимися в бою саблями или рапирами. Майя Плисецкая в репетиционном костюме у огромного зеркала балетного зала. Одухотворенный портрет Анни Жирардо в Доме офицеров, где собралась толпа, узнав, что здесь сейчас находится знаменитая французская актриса. И тут же портрет Михаила Таля, сверхдраматично-выразительный: идут последние минуты блиц-турнира, шахматный гений уставился на циферблат часов, которые вот-вот должны показать закончившееся время. Образ прямо-таки демонической мощи!

Но главные из портретов, сделанных Верховским, – это портреты Андрея Тарковского во время и в перерывах работы над фильмом «Сталкер». Тарковский обдумывает что-то, погрузившись в себя и плотно закрыв лицо рукой, – этот экспрессивный снимок был представлен среди прочих на выставке Русского музея, которая только что отправилась в Германию. А открывалась экспозиция работой, тоже неспроста выбранной устроителями, – портретом режиссера с кинокамерой. 

Мастер композиции и светотени, Верховский работает в черно-белой фотографии, которая наиболее ярко передает все нюансы, все оттенки переживаний и состояний, выражая суть явлений художественными средствами. И я счастлива, что портрет для моей первой книги стихов «Качели весны» сделан именно этим фотохудожником. Сколько мук и времени было потрачено, сколько отснято пленок… Нет, все у него получалось, просто он чувствовал, что нужен наилучший единственный кадр! Никогда бы не позволила себе говорить о собственном портрете, но фотография эта волею художника, казалось, меняла  мое лицо, делала его загадочнее, утонченней, добрей… Волшебство, да и только.