Смородина от Шекспира

Даже совсем маленькому человеку можно привить любовь к большому искусству. Фото РИА Новости

Эрмитаж, Третьяковка, Русский, Пушкинский.  Лувр, Орсе, Прада, Метрополитен, Национальная картинная галерея в Вашингтоне. Музеи итальянские, германские, голландские, израильские, греческие... Их много, и во всех них побывали мои дети.  Некоторым нашим друзьям – современным родителям – сложно поверить в то, что мы с мужем не тянем их волоком во все эти старинные дворцы, особняки и специально построенные здания. И уж точно им тяжело поверить, что мы не обещаем детям за поход в музей ни луны, ни звезд в их земном воплощении.  Мы просто ходим туда, как ходим в театры, в кино, в концертные залы, на разные интересные шоу и спортивные состязания. Просто берем кого за руки, кого на руки, а кто-то просто уже на равных идет рядом. Знакомые просят совета, какого-то рецепта «нелегкого» дела – приучения отпрысков  к музеям (и, как следствие, к вечному, высокому и прекрасному).  Рецепта у меня нет – ни уникального, ни универсального. Есть только опыт. Им и могу поделиться. 

Нашей «музейной» love story уже много лет. Когда родилась старшая дочь, выгуливать ее в коляске я вывозила в музейный парк недалеко от дома, который  был «разбавлен» интересными скульптурами современных авторов, и взгляд совсем еще маленького ребенка  задерживался на всех этих «гигантских исполинах». Когда становилось жарко, мы заходили внутрь кондиционированных залов и видели там все то буйство современного искусства, которое было развешано по стенам, разложено по полам, прикреплено к потолкам или стояло, лежало, сидело, двигалось, проецировалось, а еще издавало какие-то немыслимые звуки или просто воспроизводило человеческую речь. Выставки периодически менялись,  постоянная экспозиция изучалась раз от раза более подробно и внимательно. 

Вторым нашим прогулочным местом был дивной красоты ботанический сад вокруг еще одного городского музея, созданного в память о первых поселенцах (в современной истории городу чуть больше 100 лет, в истории мировой – больше двух тысяч). Эти музей и сад тоже были бесплатны,  а внутри находилось много всего интересного, составлявшего быт тех самых «пионеров». Штучная мебель, диковинные бытовые приборы (которые, кстати, можно было потрогать, покрутить, понажимать), затейливые предметы гардероба (что-то и в открытом доступе на предмет «подставить голову и сфотографироваться»). В музее присутствовал сторож, он же смотритель, который с удовольствием объяснял, как готовили на примусе или куда вставляли нитку в зингеровской машинке. А уж когда ее колесо начинало крутиться, уйти было просто невозможно...

Дочь подрастала. Теперь уже она пыталась разгадать картины на стенах первого музея и просила читать «истории» из документов «под стеклом» во втором. Мы обзавелись книжками по истории тех мест, адаптированными под юный возраст и восприимчивость. Года в три-четыре в детском отделе книжного магазина ребенок увидел прекрасную серию из разряда «Великие живописцы для детей». Книги эти у нее было не отобрать, там не было никакой взрослой зауми об «эпохах», а были настоящие детские «детективы» с героями. А герои – маленький Микеланджело, маленький Рафаэль, которые, оказывается, вовсе не черепашки из любимого мультика друзей-мальчишек. 

Дальше – больше. Дочь захотела рисовать. Да не какие-то там каляки-маляки, а мадонн и ангелочков, принцесс и прекрасных рыцарей. А где взять учителя? Мы с мужем те еще живописцы!  Выход был найден все в том же городском музее современного искусства. По вечерам – занятия в художественной студии. И не просто «рисуйте что хотите» (хотя и без этого никак, это же дети, которые сломались бы на следующий же день при малейшем учительском давлении). Дети бежали на каждое занятие, потому что оно называлось «Рисуем как Рафаэль» или «Рисуем как Ван Гог». А заодно они узнавали об их жизни, стилях, искусстве вообще. В свои пять-шесть лет дочь уже могла рассказать столько! Уже не мы ее, она нас удивляла историями о бедном мальчике Энди Уорхоле,  о склоненных набок головках героинь Модильяни, о необыкновенном синем цвете в работах Рафаэля, о летящих коровах Шагала. Мы читали с ней мифы Древней Греции, истории Древнего Рима и Древнего Египта, библейские рассказы, ведь надо было научиться понимать, кто этот седобородый старец или этот прекрасный юноша, а чем вот эта неземной красоты девушка отличается от той, такой же красивой, но коварной.

Вот так годам к шести наша барышня уже полностью созрела для того, чтобы не промчаться со школьной экскурсией мимо Тинторетто и Тициана.  Мы продолжали гулять по музейным паркам, теперь уже по всему миру (так складывалась жизнь), ненавязчиво захаживая в сами музейные здания. В школе  ей повезло с учителем по искусству: в прошлом художник, он приучал ее к красоте, пониманию и восприимчивости, к тому, что именно в музее можно остаться наедине с картиной. И что даже если мимо ходят толпы туристов, это не должно мешать тому, кто пришел увидеть. Позже, уже в старшей школе, ее научили искусству фотографии, всем этим тонкостям тени и полутени, фокуса, света... Она влюбилась в фотографию, и любовь оказалась взаимной. Она как-то здорово ловит кадр, взгляд, сюжет, часами работает с каждым снимком. Так в нашу жизнь вошли  фотогалереи. 

А еще, будучи школьницей, она прослушала университетский курс по истории искусств и успешно сдала экзамен. И вот тут началось самое интересное – она поправляла ошибающихся экскурсоводов (не везде они кандидаты наук, кое-где обычные сотрудники музеев «на подмене»), вступая в споры с особо рьяными из них. Однажды мы даже отругали ее после экскурсии по древнему городу. Экскурсовод, не зная, очевидно, разницы между театром и амфитеатром, настойчиво называла сооружение неправильным термином, причем повторила эту свою «неправильность»  энное количество раз. Наша красавица слушала-слушала и не выдержала... В результате дочь, конечно, сорвала аплодисменты за свою короткую и, как позже выяснилось, очень грамотную лекцию об архитектуре прошлого, но похвалы за эту выходку (или поступок?) от нас не последовало. Больше мы на организованные экскурсии не ездили. А знаниям подросшей и уже неплохо образованной в области истории искусств дочери доверяли все больше и все чаще. 

Что касается младших  мальчиков, то их путь в любители музеев был уже проторенным. Однако пришлось столкнуться с некими дополнениями к уже освоенному в предыдущие годы. Музеи военные, танковые, авиационные, морские, космические, технические, автомобильные, научные, спортивные... Ну как отказать в удовольствии трижды (!) за месяц побывать в авиационно-морском музее авианосца INTREPID в Нью-Йорке («мы еще не рассмотрели то  и это»)? Или в который раз вернуться в тот самый зал одного из оксфордских колледжей, где снимались сцены из «Гарри Поттера»? Или опять пойти к любимому динозавру (у вас есть любимый динозавр? – у нас есть) в любимом же музее Natural  History?  А покататься на машине времен Второй мировой войны – все равно что покататься на машине времени, потому что вокруг танки, блиндажи, землянки, палатки, полевые кухни из той же эпохи. А ты в свои четыре-пять лет вполне себе солдат в каске и с автоматом. Все эти милитаристские забавы есть по всему миру. Они отнюдь (в правильных музеях) не призывают к войне, они напоминают о ней и предостерегают от нее: «Не стреляй!» И какому же юному спортсмену не захочется побывать в каком-нибудь зале Славы? А юному физику-математику разве можно пройти мимо опытов, которые здесь же, прямо в музее, проводят при вас молодые архимеды-ньютоны-эйнштейны? Если вы любите Шекспира и каждый раз плачете в конце истории любви Ромео и Джульетты, разве не захотите вы попробовать красную смородину из сада  дома, где Шекспир родился? А когда вы увидите его распашонку, то впервые задумаетесь над тем, что когда-то он тоже был маленьким мальчиком, а не сразу автором «Короля Лира» и «Бури».  

Вообще дома-музеи – это совершенно особый вид памятников прошлого и прошлому. В них абсолютно по-другому воспринимается все, что было до этого момента известно и прочитано о бывшем хозяине. Ощущение близости маленького Моцарта, уже практически глухого Бетховена, решившегося на эмиграцию Шаляпина... Эти ощущения невозможно передать. На Западе уже давно, а с недавних пор и в России принято «добавлять» в дома интерактивности, оживлять их в какой-то мере. И дома (музеи) продолжают жить, в них слышны голоса, движутся тени, картинки прошлого оживают. Дети очень восприимчивы – все это им необыкновенно интересно. И нужно.