«Классика на Дворцовой» – пышный имиджевый проект. Фото Руслана Шамукова
Проект гала-концерта классики существует в Санкт-Петербурге уже пять лет, а с 2014 года он получил престижную прописку на Дворцовой площади. Именно там, у стен Эрмитажа, в день своего рождения город демонстрирует, что является «местом силы», притягивающим лучших оперных певцов страны и мира. На этот раз в «Классике на Дворцовой» наряду со звездной молодежью выступили и два всемирно знаменитых друга-ровесника – русский баритон Дмитрий Хворостовский и аргентинский тенор Марсело Альварес.
Петербург напоминает о себе и как о городе со своенравным и даже суровым климатом, который под силу лишь выносливым и терпеливым. На сей раз в девять вечера столбик термометра едва держался на плюс 10. Спустя два часа похолодало еще на пару градусов. Дождь начинал накрапывать, но как будто решил, что испытания холодом участникам и слушателям достаточно, и отступил.
Разителен был контраст между сидевшим в партере меньшинством и стоявшим за оградой многотысячным большинством слушателей, одетых по-осеннему, в теплых шапках и платках, и обнаженными декольте оперных див. Можно было догадаться, как завидовали им закутанные VIP-дамы – явные любительницы светских тусовок, вынужденные прятать свои фэшн-прелести под пальто и куртки. Как ни парадоксально, но после концерта даже такие теплолюбивые сопрано, как болгарка Соня Йончева и урожденная австралийка Даниэлль де Низ, ныне живущая в Лондоне, на вопрос, как им такая погодка, легкомысленно отвечали: «Нормально!»
После этого оставалось лишь развести руками и убедиться в азартности див, великой и могучей согревающей силе оперного искусства. А платья они, роскошные оперные жрицы, меняли в течение вечера по нескольку раз. У традиционных розового и желтого выигрывал цвет морской волны, глубокий бирюзовый, без сомнения, вызывавший ассоциации с неминуемым летним отдыхом. Солисты же, одетые в традиционные смокинги, были в более выигрышном положении. Лишь Марсело Альварес благоразумно утеплил свой голос, позволив себе выйти в шарфике и элегантной синей курточке.
Главному инициатору и исполнителю грандиозной идеи этого концерта Екатерине Галановой который год подряд виртуозно удается укреплять статус Санкт-Петербурга как главной российской оперной Мекки. Причем делает она это с не меньшей разборчивостью и увлеченностью, чем собирает актуальное балетное искусство на весеннем фестивале Dance Open, куда слетаются наиболее искушенные ценители балета, включая отряд самых грозных балетных критикесс.
Впрочем, гала-концерт «Классика на Дворцовой» создан все же не для критики, а для доступного «удовольствия класса люкс». Подобные концерты, которые ежегодно случаются на Елисейских Полях в Париже в День взятия Бастилии, в венском Шенбрунне или на берлинской Вальдбюне – пышные имиджевые проекты, поддерживающие идею состоятельности в жанре «имперских празднеств для народа». Если что и можно подвергать в них критике, то в первую очередь техническую готовность мероприятия, оформление сцены, характеристики звука,
Петербургским меломанам вернули Дмитрия Хворостовского. Фото Руслана Шамукова |
идущего через динамики, и качество картинки на экране. Ведь даже привилегированные слушатели партера на Дворцовой большую часть времени смотрели не на маленьких человечков на сцене, а на изображение на больших мониторах по бокам, не говоря о тысячах телезрителей, наблюдавших концерт по трансляции. Критиковать же певцов, согласившихся на выступление пусть даже на такой исторически прославленной площади с выходящим на нее фасадом Зимнего дворца, но в условиях акустически заведомо сложных, да еще и при недопустимом холоде, представляется делом не совсем благородным.
После прошлогоднего бенефиса Анны Нетребко на Дворцовой, в котором драматургия развивалась по принципу нарастающей волны, в этом году в силу разных причин, включая и холод, темпоритм концерта несколько снизился. Особой миссией дворцового гала-2017 было вернуть петербургским меломанам Дмитрия Хворостовского, показать, как этот еще недавно не ведавший проблем, излучавший благополучие всенародный любимец мужественно борется за жизнь со страшным недугом. Но странная партерная публика в силу неосведомленности или порочной привычки потребления «на халяву» выказала полное равнодушие, даже не попытавшись встать, чтобы поприветствовать певца, которому каждый выход на сцену, кажется, давался с немалым трудом. А ведь совсем недавно на праздновании 50-летия нового здания Метрополитен-оперы» в Линкольн-центре в Нью-Йорке заокеанская публика устроила Хворостовскому оглушительный шквал оваций, словно призванный уничтожить своей созидательной энергией болезнь-гадину.
Его первый выход в арии разъяренного шута Риголетто «Куртизаны, исчадье порока» из одноименной оперы Верди заставил сердце сжаться, особенно в разделе со словами «Я плачу, синьоры». К этому моменту разогрелся и встрепенулся даже оркестр Михайловского театра под руководством Михаила Татарникова. На волне противостояния судьбе, как символ братства и надежды, прозвучала клятва дружбы Дон Карлоса и Родриго из «Дон Карлоса» Верди в исполнении Дмитрия Хворостовского и Марсело Альвареса.
Народный концерт показал, о чем мечтала его публика, лишь когда Хворостовский запел «Очи черные» – по площади, наконец, прокатилась горячая волна сладостной конвульсии. До этого она встречала большинство выступавших более или менее вежливой овацией. Беспроигрышно были встречены и неаполитанские хиты, поставленные в последней трети программы. Пригодились и «Весенние голоса» Штрауса, поделенные на трех петербургских солисток, запевалой среди которых была восхитительная, звонкоголосая и киногеничная Маргарита Иванова из Мариинского театра. Фаворитка публики «Классики на Дворцовой» Вероника Джиоева чувствовала себя хозяйкой положения, уверенно и полнокровно демонстрируя в шедеврах Верди сильную русскую школу итальянского бельканто.
Волноваться пришлось за колоритную темнокожую дебютантку в Петербурге Даниэлль де Низ с огромными, широко открытыми глазами и широкой белоснежной улыбкой. В каватине Розины ее спасал от холода лишь белый лисий воротник, превращающийся, кажется, в символ «Классики на Дворцовой». Этим воротником она кокетливо поигрывала во время пения, обнажая то, ради чего спонсоры любят ходить не только на балет, где разглядывают ноги, но и на концерты молодых оперных примадонн, где рассматривают все остальное плюс опьяняются вокалом. Ее моцартовско-барочный голос поначалу дрожал на ветру. Но когда дело дошло до задорного дуэта из «Марицы» Кальмана, в котором она вышла вместе с блистательным лирическим тенором Алексеем Татаринцевым, в чьем тембре чувствовалась изумрудная огранка, публика поставила ей «отлично с плюсом» за стильное зажигательно пение на немецком.
В опереточном хите из «Джудитты» Легара – том самом, на оркестровом проигрыше которого Нетребко много лет назад вертела свои фуэте перед седовласой европейской публикой, прицельно бросая розочки в сердца, от де Низ тоже ждали чего-то подобного, но она аристократично сохранила дистанцию, сорвав при этом солидные овации.
Главной же розой в сверкающем звездном гала-букете была Соня Йончева. На эту чувственную болгарку, живущую в темпе высокого служения опере, заменившую в прошлом году нашу Анну в партии Нормы в лондонском Ковент-Гардене, сделали ставку все ведущие оперные сцены мира. В проникновенном вибрато, богатом тембре и безусловном эротизме ее лирического сопрано, сочетающем силу и мягкость, видят еще одно яркое отражение образа великой Каллас, и Соня от такого сравнения не отказывается. Она даже «речь-то говорит, словно реченька журчит». Когда Йончева запела молитву Нормы «Casta diva» из оперы Беллини, не идущей ни в Мариинском, ни в Большом театрах, вся Дворцовая молчаливо, затаив дыхание, словно бы взмыла ввысь – навстречу заслушавшемуся ангелу Александрийского столпа.