Радищев, Пушкин, война и мир

В Лычкове на площади перед железнодорожной станцией, где когда-то разбомбили эшелон с едущими в эвакуацию детьми, теперь стоит памятник. Фото автора

Когда-то мне пришла в голову «оригинальная» мысль: совершить путешествие по маршруту, описанному Радищевым, правда, в обратном направлении – из Москвы в Петербург. Эта мысль кому только не приходила в голову из пишущих и снимающих. Даже фильм был в нескольких сериях. Как правило, анонсируются эти сюжеты так: «Что изменилось со времен Радищева?»

Постановка вопроса некорректна. У знаменитого «бунтовщика хуже Пугачева» привязка к названиям почтовых станций екатерининских времен весьма условна. Описание реалий минимально: печальный заброшенный Новгород, пустующий храм на горе в Броннице, валдайские срамные девки... Благородный дворянин из главы «Крестцы» мог произнести свой монолог на любой другой станции, ужасы крепостного права или строфы оды «Вольность» тоже имеют условную локализацию. А сегодняшние репортажи иные, но однотипные – в основном про покосившиеся заборы и брошенные избы. Местный житель в ватнике, который жалуется, что «все развалили». Или местный житель в ватнике, заявляющий, что «Россия встала с колен назло врагам». На фоне покосившихся заборов и брошенных изб.

В том давнем репортаже – писали мы его вместе с сыном-школьником, на каникулах взятым в командировку, – мы старались избегать темы «покосившихся заборов». С ними и так все ясно. Там было 7 ноября в Твери, когда среди метели мы испугались, приняв за множество красных флагов вынесенные для выбивания ковры; была забегаловка в Валдае, где сидели бритые парни в трениках, а я лечила горло растворимым кофе с каплей водки, и бармен спросил, повторить ли. «Молочка бы мне лучше горяченького», – ответила я ему, и этот бритый молодой человек устрашающего вида вскипятил мне стакан не входившего в меню молока и гордо сказал: «За счет заведения!» Была самая дешевая гостиница в Новгороде с туалетом на этаже и без дверей, с эмблемой ЛДПР на входе и штемпелями на белье «Новгородский обком КПСС». Были описания городов и весей – «что вижу, то и пою».

…Сейчас на майские праздники мы предпочитаем уезжать из Петербурга на Новгородчину. И годовщину окончания Великой Отечественной отмечаем не на парадах и шествиях, а ездим в разные точки Новгородской области, связанные с войной. Такой обычай не только у нас: знакомая вот побывала в Псковской области у мемориала под Порховом – там был немецкий концлагерь. Мы в прошлые годы были и у еврейского камня под Сольцами, и у памятника-чума якутам-лыжникам под Старой Руссой, погибшим во время неудачной попытки наступления. На сей раз 8 мая поехали в Лычково, где в 2005 году поставили памятник ленинградским детям, отправленным в эвакуацию навстречу фронту и погибшим в бомбежке. И часть пути в Лычково – как раз по «радищевскому» маршруту.

В Крестцах нет «благородных дворян» с монологами. Тамошняя достопримечательность для большинства проезжающих – самовары на трассе и пирожки. Предыдущий губернатор боролся с ними, но в неравной схватке победили самовары. Еще там жил Федор Сологуб, автор «Мелкого беса». Съехав с трассы, мрачно шутишь: «Он здесь жил и поэтому придумал Недотыкомку». Типовую «купеческую застройку» в те же 1990-е пытались облагородить, вывески стилизованы под дореволюционные, целая улица такой застройки, собственно, и есть вся старина поселка, известного с XIV века. В скверике стоит камень в честь Петра и Февронии, а рядом хилое деревце с привязанными разноцветными лентами. Тема счастья и любви. Объявления о продаже навоза и поросят и рядом – о поиске работы – «любой!». Оазис – чистенькое кафе с шавермой и пончиками, спасительное для немногих пассажиров соседней автостанции: тут можно за 10 руб. (а если зашел перекусить, то бесплатно) попасть в настоящий чистый туалет, с водой и зеркалом.

«Покосившиеся заборы?» Нет, заборы как заборы, там, где живут люди, заборы в порядке (мне вот за свой совестно, но постепенно заменяю его живой изгородью). Грузовики везут дрова, доски, другие стройматериалы, тот же навоз. Здесь нет элитных коттеджных поселков, так что не для особо «богатеньких». И вот уже третий губернатор (ну, пока врио), а самовары с пирожками на месте… Природа близ трассы грустна, «туристический потенциал» таких мест есть пока только в разных концепциях. Для отдохновения не хватает инфраструктуры, а купеческая обшарпанная застройка и типовой собор хороши, когда видишь их впервые, а в пятом или десятом по счету городе уже не впечатляют. «Крестецкая строчка» как бы есть, но в Крестцах не бросаются в глаза сувенирные киоски с вышитыми изделиями, ибо таких киосков нет даже на автостанции. Лесные дороги большей частью непроходимы даже в болотных сапогах. Но есть объявления про клюкву и грибы, а как-то я купила в Крестцах клубни удивительных георгин, которые продавала пенсионерка – бывшая учительница. Сологуб, кстати, тоже был учителем.

Дальше Яжелбицы, но ассоциация всегда скорее с Пушкиным и форелями. Вливать стакан шабли в форелевую уху здесь не доведется за неимением форелей и шабли. Правда, когда съезжаешь с «радищевской» трассы в сторону Демянска, вскоре видишь объявление «ЖИВЫЕ КАРПЫ». И цена – 185 руб. за кило. Это рыбоводческое хозяйство, симпатичный водоем. Дальше пустынная дорога с множеством венков понятного происхождения – ехать кое-где приходится то по обочине, то по центру, то по встречке, где меньше глубоких ям. Кое-где асфальт явно положен пару лет назад, и его опять как будто взрывали или бомбили. Но движение в праздничные дни довольно оживленное – в основном машины с питерскими номерами. Местным незачем здесь особо ездить, их здесь мало живет. А нас и москвичей много. Очень много. Особенно весной и летом.

«Здесь, в Демянском котле, самые оленьи места!» – восклицает, когда делимся впечатлениями, знакомый любитель путешествий по глухим местам. Оленя в этот день мы встретили совсем в другом месте, а здесь сидела лисица, отдыхала на кочке. Демянский котел – страшное было дело. Воинские захоронения повсюду, в самых пустынных и болотных местах. Не один месяц здесь шли бои. Я вот теперь думаю: погибали люди. Оленям, наверное, было тоже страшно, очень страшно – как они все это пережили? И лисицы, бобры, птицы? Но выжили, и с их потомством можно встретиться на дороге.

Мы в Лычкове. Сначала к станции, где 18 июля 1941 года разбомбили тот самый эшелон. Куски детских тел люди принесли на кладбище, а выжившие дети бродили по лесам и болотам. Кого-то нашли выехавшие, узнав о случившемся, родители, увезли в Ленинград, а там вскоре началась блокада. А в Лычкове буквально в считаные дни началась эвакуация поселка. Потом практически нон-стопом – кровавая мясорубка до 1943 года. Затем люди вернулись и все годы ждали, что родители убитых приедут на могилку. Но никто о ней не знал, хотя жители и письма всюду писали, и выжившие постаревшие дети пытались стучаться в прессу и к начальству, чтобы вся история встала в ряд исторических эпизодов войны. К нулевым остались в живых только три женщины из тех, кто хоронил детей. Одна жива и сейчас, но очень стара и больна. Но все-таки они добились установки памятника на собранные миром деньги на площади перед станцией (фигурка девочки, к постаменту кладут цветы и игрушки), и могила на кладбище ухожена. «Мы там уже были с утра. Поезжайте прямо вот здесь, там в ограду можно заехать машину поставить», – говорит со скамеечки старенькая-старенькая старушка. На кладбище – скульптура именитого московского скульптора: местным не понравилась и их расстроила, но они согласились ее оставить на кладбище, а для площади нашли скульптора из Волгограда. И вместо старой, первой плиты, установленной после войны, – надгробие, привезенное из Питера: коленопреклоненная женщина под покрывалом.

И опять «радищевская» дорога. Теперешняя М10 повторяет ее не дословно – раньше путь был через Бронницу и Новгород, теперь есть новгородская объездная. Но мы сворачиваем на Бронницу. Через Красные Станки. Кстати, название отнюдь не советское, как можно подумать. Красные – красивые. Станки – от древнего корня «стан». На улицах и Станков, и Пролетария (поселок из бывших пяти слобод, в просторечии Пролетарка, все привыкли), и Бронницы тихо. Друзья в Питере жалуются на грохот техники и вой самолетов перед парадом, а мы в тишине. Люди вышли было в огороды, но пошел снег. Это очень, очень плохо, то днем метель, то ночью до минус 8. «Всегда 8–9 мая картошку сажали, а как теперь? – жалуется дядька, торгующий на трассе этой самой картошкой. – Это хороший сорт, быстрый. Вот сдача. С праздничком!»