Зеленый самолетик среди песков – памятник Антуану де Сент-Экзюпери. Фото автора |
Антиатлас
В марокканских горах можно за какой-нибудь час перенестись из тропической пустыни в хвойный лес, а оттуда – на заснеженный склон, продуваемый ледяным ветром. Климатический пояс зависит от высоты над уровнем моря. Пока застывшие фейерверки пальм сменяются оливковыми рощами, следишь за узким серпантином: не выскочит ли в эту секунду из-за скалы встречная?
Дороги над пересохшими руслами размыты селями. В которые с трудом веришь в этом безводном краю. Легче поверить в то, что вода здесь текла очень давно, как на Марсе. На мысль об этой планете наводят и красные скалы. Которые в какой-то момент сменяются зелеными – как будто природа решила с помощью горной породы восполнить недостаток трав и кустарников.
В предгорьях, километрах в 10 от города Варзазат, проезжающих туристов останавливает заправка под вывеской GasHaven – неразобранные декорации ремейка знаменитого ужастика «У холмов есть глаза».
Осматриваем забранный колючей проволокой двор со старым «кадиллаком» и останками нескольких его ровесников. Внутри помещения уже темно. На выходе музейный смотритель, одетый в теплую куртку (нам бы их зиму!), просит по 20 дирхамов с каждого. Сходимся на 13. По-английски смотритель почти не говорит. Не уверен, что он четко представляет, за что именно собирает с нас деньги на этом осколке чуждой цивилизации.
Легзира
Странные отношения между Сахарой и океаном: они стараются не замечать друг друга. Океан видит только подножие суши и считает ее вертикальной. Каменистая пустыня, убаюканная непрерывным ветром, разбегается на сотни миль во все стороны – и вдруг обрывается в воду, не успев притормозить и подготовиться. Весь берег Атлантики – высокие отвесные скалы, слоистые, грозящие обвалиться туда, где пена, валуны и мутные шевелюры гигантских водорослей. Стоишь на краю и завидуешь чайке.
Однажды над берегом мы обнаружили придавленную большими камнями веревочную лестницу, которая уходила вниз, к воде. Лестница с неба, выдерживающая вес смуглого поджарого собирателя мидий, наверняка оборвется, когда ее попробует оседлать дебелый турист-европеец.
Но есть несколько мест, где спуск не так крут, а песок достаточно мелкого помола, чтобы не резать спину. Одно из них – пляж Легзира. Наградой за намотанные сотни километров стали прогулка под массивной каменной аркой, куда океан пустил нас в часы отлива, рыба на гриле и мидии, запеченные в таджине. С открытой площадки последнего этажа смотришь на закат над океаном – а мидии тем временем остывают, отдают нерастраченный жар неквадратной комнате, чья форма повторяет изгиб скалы, к которой прилепилась гостиница.
Тарфая
В этом заносимом песками городке случалось приземляться Антуану де Сент-Экзюпери, когда он служил летчиком на маршруте Касабланка–Порт-Этьен–Дакар. Здесь есть музей писателя, который открывают по торжественным дням, и даже памятник знаменитому французу. Каким должен быть памятник в стране, где ислам не приветствует изображение человека? В образе предмета, с которым этот человек ассоциируется.
Зеленый самолетик – маленький, почти игрушечный – стоит на приморском бульваре, среди шершавых вихрастых пальм.
Жители Тарфаи говорят на арабском, испанском и французском. На этих же языках предлагают меню в одном из двух крупных отелей города. Наше английское эсперанто здесь не срабатывает. Чтобы объяснить, что мы хотим ягненка в таджине, Дима выразительно блеет и показывает рожки администратору. Тот кивает и смеется от радости узнавания. Через час с небольшим (спешить здесь не принято) официант приносит нам жареного цыпленка.
На выезде из города – переползающие дорогу барханы и тонкие мельницы ветряных электростанций. Они синхронно машут нам вслед узкими изогнутыми лопастями, как медленные пропеллеры.
Кто-то перевернул песочные часы моей жизни. И пока весь отмеренный мне песок этого жаркого января не перетечет обратно, я не вернусь.
Дахла
Вскоре после Тарфаи кончается собственно Марокко и начинается территория Западной Сахары. Граница никак не обозначена – просто блок-постов на дороге становится больше, а населенные пункты попадаются еще реже.
Западная Сахара – этакий марокканский Крым, не признанный остальным миром в качестве составной части королевства. Однако на местных картах его рисуют тем же цветом, что и всю территорию государства, и ездят туда отдыхать.
Если западно-сахарскую столицу Эль-Аюн условно можно принять за Симферополь, то второй по величине город – Дахла – это местная Ялта. С шикарными ресторанами, огромным рынком, приморским бульваром и небольшим пляжем.
Расположена Дахла в середине 40-километровой косы: по одну сторону океан, по другую – залив. При въезде на косу, где соленый язык залива вылизывает голую, потрескавшуюся твердь пустыни, стоит кемпинг.
Днем Дахла вымирает: январские +30 не располагают к променаду по раскаленному асфальту. Жизнь здесь начинается с наступлением сумерек, когда нарядная толпа заливает центральные улицы, которые обращаются в один сплошной рынок. Пока город спит, оглушенный солнцем, мы едем поплавать. Океан дразнит кулинарным запахом тропического планктона. На песчаной отмели – только дети и японские серфингисты. Смуглые подростки наблюдают за нами с берега и что-то кричат по-французски.
Дорогу обратно в респектабельный центр ищем долго, как будто возвращаемся из параллельного мира. Потом едим лангустины в ресторане. Спиртного здесь не предлагают. Вытесненные в подполье вино и виски в этой стране заменяет чай.
Чай – он и в Африке чай, подумает кто-то, – и будет неправ. Чай здесь преимущественно китайский, но заваривают его по-особому: много зеленой заварки, много сахара (огромные колотые куски опускаются прямо в стройный металлический чайник) и веточка свежей мяты. Напиток получается терпкий, сладкий и ароматный. Непременный атрибут чайной церемонии: тонкая струя из длинного носика падает в стакан с полуметровой высоты, образуя пенку.
Сахара
Чем южнее и жарче, тем меньше машин попадается нам навстречу. Дорожные знаки с черным одногорбым силуэтом успели подготовить нас к встрече с верблюдами. Когда они плавно ступают, не замечая шоссе, вожак, самый крупный и флегматичный, подходит к нам – убедиться, что мы не опасны. Остроносые берберы в островерхих капюшонах встречают нас сдержанно и первыми не заговаривают.
В Будждуре мы остановились поужинать. Как только хозяева кафе утратили бдительность, в нашу сторону шарахнулась стайка мальчишек. Один схватил горсть картошки фри из Диминой тарелки – и бросился наутек, делиться добычей с друзьями.
Апельсиновые деревья в южных городках обобраны на высоте человеческого роста, как российские яблони.
Ла-Гуира
Нет, не случайно мы, то и дело превышая скорость, неслись прочь от лабиринтов Феса, риад Марракеша, пятизвездочных соблазнов Агадира. Главной целью путешествия был крошечный рыбачий поселок Ла-Гуира. Мы мечтали достигнуть южной оконечности Западной Сахары, увенчав этим бегство от цивилизации. В Ла-Гуире нам уже не придется притормаживать на светофорах, объясняться на блок-постах и торговаться с содержателями гостиниц, расплываясь в бесхитростной улыбке: «А теперь я хотел бы услышать от вас хорошую цену». Там суровые берберы дадут нам ночлег, угостят верблюжьим молоком и возьмут с собой в море на промысел.
Мечты разбились о Великую марокканскую стену, отделяющую основную, контролируемую государством часть Западной Сахары от ее безводного востока, куда оказался вытеснен во время последней войны непримиримый Фронт ПОЛИСАРИО.
Еще в Дахле слово «Ла-Гуира» оказывало магическое действие на всех собеседников: радушные местные жители, не переставая улыбаться, плавно рассасывались, образуя вокруг нас разреженное пространство. Национальная гордость, видимо, мешала открыто объяснить нам, что Ла-Гуира – не Марокко. Сделал это только припертый к стене (той самой, Великой) пограничник на блок-посту в Гергерате: «Ла-Гуира марокканская только на карте. На самом деле это нейтральная, спорная территория. Попасть туда без мавританской визы нельзя».
С тяжелым вздохом Дима сделал несколько снимков, которые тут же попросил стереть подошедший военный. Под недобрыми взглядами мавританских дальнобойщиков мы сели в машину и отправились восвояси.