Перейти границу

Искусство и предметы быта сталкиваются в клинче...

В начале сентября в Москве в выставочном зале Московского союза художников на Кузнецком мосту можно было увидеть картины американского художника Елены Сарни. С Еленой мы знаем друг друга уже несколько лет, и я с интересом шла на ее выставку – всегда любопытно увидеть творчество знакомого человека. Пришла утром, и мне повезло: я была единственным посетителем, а в этом есть особенная прелесть – остаться с картинами один на один. Только пятнистая кошка блаженно спала на белом диване под окном. «Не будите ее, – попросила меня смотрительница галереи. – Она недавно заснула». Кошка выглядела блаженно. Видимо, сказывалось окружающее искусство.

В России картины Елены Сарни показали впервые, тогда как в мире ее работы известны и выставляются в разных странах. «Я никогда не думала, что мои картины могут быть показаны здесь, – призналась мне Елена, когда вечером нам довелось поговорить об этом. – Для меня в этом было даже что-то романтически трогательное – выставиться в первый раз в России». Дело в том, что Елена, наша соотечественница, с 19 лет живет за границей. «Это не мешает мне числить себя человеком русской культуры, – говорит она о себе, – несмотря на интегрированность в американский художественный процесс. Даже, наоборот, помогает».

Перейти границу – и остаться своим среди своих. Жить как бы по обе стороны, не теряя предыдущего культурного бэкграунда, но и не отказываясь от нового. Далеко не всегда это удается тем, кто уезжает из своей страны, но у Елены получилось. Несколько лет назад, когда делегация молодых писателей под эгидой «Дебюта» несколько раз приезжала в Америку на книжные мероприятия, мы много общались с Еленой. Она была тогда нашим куратором, и никогда при этом не возникало чувства, что говоришь с человеком, давно живущим в иной культурной среде. Напротив – все общее, все понятно. И тем интересней было увидеть теперь ее картины, для которых идея пограничности – ключевая. Это следует уже из названия выставки – «Разделительная линия».

Просто плачет. А все же как-то не по себе...

В трех залах картины были собраны тематически, образуя три главы одного триптиха. Главное, что сразу бросилось в глаза, это столкновение разных стилистик и техник. Особенно ярко это в работах первого цикла, «Натюрморт как пейзаж»: графика соединяется с живописью, а предметы быта соседствуют с классическими произведениями. На первый взгляд эти работы постмодернистские, здесь сплошные цитаты то из римской, то из эллинской эпохи, но если вглядеться, все не так просто: это не цитаты, это сами произведения, увиденные художником в мире, полном бытовых вещей. И вся игра строится как раз на разнице нашего отношения к предмету искусства и предмету быта. Граница здесь – это наше представление о том, что является искусством: по сю сторону – то, что мы думаем о нем, а по ту – сами предметы, равнодушные к нашему мнению.

Эти работы показались мне очень американскими – по взгляду на искусство, по отношению к нему, по тому, как лихо рядом с греческой вазой поставлен чайник, а возле римской фрески лежит трубка от телефона. Близкое ощущение посещает, когда попадаешь в античные залы нью-йоркского Метрополитен-музея, ходишь среди вывезенных из Старого Света произведений. Все то, что в Европе стало и питательной средой, и культом, и клише, там, по ту сторону океана смотрится иначе. Как будто бы пропадает давление контекста всей европейской истории искусства, и ты смотришь свежими глазами – перед тобой просто статуи, просто изящные вазы, фрески и портреты с саркофагов, с которых глядят живые лица, внимательные глаза. Правда, оборотная сторона этого – искусство вынуждено конкурировать с предметами быта, заполняющими нашу повседневную жизнь. Но Елена Сарни разбирается с этим противоречием художественными средствами: предметы быта здесь подчеркнуто ненастоящие – графика, условность, прозрачность, – в то время как искусство – в цвете, в красках. Как говорится, vita brevis, ars longa.

Во втором зале следующий цикл триптиха – «Городские хоругви». Сюжеты здесь практически те же и те же цитаты из мировой классики, но происходит расширение границ живописи до 3D: из полотна «Гараж» выпадает скол саркофага с кусочком фаюмского портрета, и абсолютно все работы лишены жестких рам (и, соответственно, подрамников) – они обрамлены тканью и, потеряв жесткие границы, становятся ближе к зрителю. Прием известен испокон веков, можно вспомнить и буддистские танки, и православные хоругви. Но у меня в силу увлечения археологией Алтая одна из работ, «Девочка», вызвала особые ассоциации – напомнила войлочный ковер, попавший в «царский» курган так называемой пазырыкской культуры. В Эрмитаже, в сибирском зале, можно увидеть его – огромный, на всю стену, с изображением богини с цветущей ветвью и конного воина. Обычный, никак не связанный с погребальным обрядом мотив, он, однако, преображается одной лишь деталью – пришитыми ленточками черного войлока. Все, с этого момента мотив меняется, и ковер может быть положен в могилу царя… И такие же ленточки, только из шелка, оторачивают портрет девочки Елены Сарни. Просто ребенок, просто плачет, но чем-то загробным веет от полотна. Пусть даже Елена и не знала о сделанном две с половиной тысячи лет назад ковре.

Елена Сарни с 19 лет – в Америке, но числит себя в русской культуре. Фото автора

Наконец, совершив круг по залам, попадаешь в третий цикл триптиха –  «Царство флоры»: графические рисунки на бумаге ручной работы с листьями и цветами, включенными в само полотно. Графика с ее прозрачностью, полетностью может не так сильно впечатлять обывателя, как прописанные «в цвете» картины других циклов, однако по ней видно все мастерство художника, как по линиям на ладони читается судьба – здесь никуда не скроешься. Флористика – классический сюжет для живописи вообще, у Елены он переворачивается в новом ракурсе – это мир цветов их же глазами. Женские и мужские фигуры с цветами вместо голов, в распутных позах и с непременными туфлями на ногах – можно сказать, что это перевод на человеческий язык того, как цветы видят друг друга во всей агрессивной сексуальности, во всей предельной витальности. От нее в какой-то момент становится даже не по себе, и уже непонятно, кто на кого смотрит – цветы на самих себя или мы на нас...

«Я выбрала эти серии, потому что они полнее всего отражают мой подход к тому, что условно можно назвать «современное состояние визуального искусства» – процесс, в котором я участвую всю жизнь и как художник, и как куратор, – объяснила мне Елена свой подбор картин. – По моему мнению, время простых постмодернистских концепций, сигнализирующих в однозначной форме о легко прочитываемом содержании, давно прошло. Лет уже 25 все – и художники, и зрители, и галерейщики-музейщики – ждут появления новой стилистики или хотя бы нового подхода к изобразительному материалу, но увы...  В условиях отсутствия мейнстрима каждый профессиональный художник – один в поле воин, вынужденный искать свой подход и к плану выражения, и к плану содержания. Для меня это – показ отсутствия противоречия между традиционно контраверсивными вещами: живописью и рисунком, двухмерным и трехмерным, различными типами перспективы или вообще ее полным отрицанием. Вся история искусств, по моему мнению, может быть предметом изображения и осмысления их близости – в одном ряду, номинативно».

Следующая выставка Елены Сарни пройдет зимой в Санкт-Петербурге. Так что можно сказать, что для ее картин преодоление границы все-таки произошло.