Как можно сравнивать западные и российские культурные ценности

Самым жестоким правителем прошлых веков наши западники считают, разумеется, русского царя Ивана IV Грозного – он казнил 5 тысяч человек. Кадр из фильма «Царь». 2009

Помню, в 1999 году, когда Владимир Путин был назначен премьер-министром, это событие активно обсуждалось в одном из телевизионных ток-шоу. Лидер партии «Яблоко» заявил тогда, что бывший сотрудник КГБ и директор ФСБ не должен возглавлять правительство – это не соответствует «общечеловеческим ценностям». На вопрос оппонента, как же тогда быть с президентом США Бушем-старшим, который до избрания был директором ЦРУ, последовало категорическое: «Это – другое дело!» И – никаких объяснений. Просто другое дело – и всё. Аксиома! Постулат!

Такой же подход у наших сторонников «общечеловеческих ценностей» (сами они иногда называют себя западниками) и к оценке действий исторических личностей. Самым жестоким правителем прошлых веков они считают, разумеется, русского царя Ивана IV Грозного. Обоснование простое: при Иване Грозном было казнено около 5 тыс. человек. На возражение оппонентов, что примерно тогда же во Франции только за одну Варфоломеевскую ночь было убито примерно 30 тыс., в Англии при Генрихе VIII только за бродяжничество повешено 72 тыс. крестьян, согнанных со своей земли, а при королеве Елизавете – 89 тыс. человек, следует стандартный ответ: «Это – другое дело!»

Впрочем, иногда и западники могли быть объективными. Как известно, Александр Герцен, обвинявший Николая I в казни пяти декабристов, не скрывал, что был потрясен, когда в 1848 году власти Французской республики расстреляли мирную демонстрацию и, жесточайше подавив восстание рабочих, казнили 11 тыс. парижан. Но Герцен – явление единичное…

Как-то в разговоре о литературе прозвучало «откровение» – мол, некоторые русские писатели совмещали свою деятельность с выполнением поручений спецслужб. Правда, пример привели только один – И.С. Тургенев. Оказывается, Иван Сергеевич, подолгу проживая в Германии и особенно во Франции, сотрудничал с российской внешней разведкой как «чиновник по особым поручениям». Он не занимался шпионажем. В его задачу входило отслеживание в зарубежной прессе всей неправдивой информации о России, а также создание благоприятного образа нашего государства на Западе. У него была очень большая агентура, в том числе среди французских писателей и журналистов, которые публиковали «правильные» статьи о России.

Но, несмотря на такое безобидное занятие классика, некоторые участники беседы выразили свое «фи!». Нашелся оппонент, который тут же назвал имена иностранных писателей-разведчиков: Даниэль Дефо, Сомерсет Моэм, Грэм Грин, Ян Флеминг, выполнявших задания своих спецслужб в России и СССР. И что вы думаете? Последовал стандартный ответ: «Это – другое дело!»

Время от времени в наших СМИ возникает тема доносительства. Звучит стандартное: «Советский Союз был страной стукачей! Все доносили друг на друга!» Когда кто-то осмеливается напомнить, что у американцев и сейчас принято стучать на соседей и даже родственников, следует ответ: «Это – другое дело! То, что в Америке граждане сообщают полиции о правонарушениях, – это не доносительство, а помощь государству!» И была даже передача, в которой известная тогда телеведущая из Питера убеждала аудиторию и зрителей в необходимости внедрения у нас такой помощи государству, упрекая наше население как раз в отсутствии подобной «гражданской активности»! Когда ей задали вопрос, как совместить эти претензии с привычными обвинениями в страсти к доносам, телеведущая не нашла что ответить, кроме невразумительного: «Это – другое дело!»

Недавно «Радио России» порадовало слушателей, запустив в эфир популярную некогда песню Александра Галича. Помните? «Ну и что тут говорить, что тут спрашивать – вот, стою я перед вами, словно голенький. Я с племянницей гулял тети-Пашиной – и в «Пекин» ее водил, и в Сокольники…» В этой песне особое место занимает куплет, описывающий партийное собрание: «А как вызвали меня – сник от робости… А из зала мне кричат: давай подробности!»

Во Франции за одну Варфоломеевскую ночь было убито примерно 30 тысяч человек. Франсуа Дюбуа. Варфоломеевская ночь. XVI век. Кантональный музей изящных искусств, Лозанна

Представляете? Стоит рядовой член партии перед собранием, разбирающим его персональное дело. Признается в супружеской измене. А товарищи по партии требуют подробностей! Каково? В зале десятки человек, и он должен перед ними раскрывать интимные стороны личной жизни. «Стыд-срам! Что делают с людьми партия и советская власть!» Именно так реагировала на этот куплет наша интеллигенция 60-х годов прошлого века. За этим возмущением слышалась уверенность в том, что там-то, в цивилизованном мире, такое безобразие невозможно.

Но вот пришла перестройка, ликвидирован СССР, компартия отстранена от власти. В страну устремились «общечеловеческие ценности». Стали внедряться элементы культуры «цивилизованного мира», и прежде всего – на телевидении. Огромную популярность у многих телезрителей завоевали программы «Пусть говорят» и «Прямой эфир». И что же люди видят и слышат время от времени на этих передачах? Внутрисемейные и междусемейные разборки с привлечением общественности, обсуждение супружеских измен, выяснение отцовства с помощью генетической экспертизы… А из зала, почти по тексту Галича, несутся требования: «Давай подробности!» И это не на собрании, где обсуждается поведение товарища по партии, а на глазах многих миллионов людей, прильнувших к телеэкрану. Если же кто-то возмутится и в беседе с «либеральным» коллегой сравнит телепрограмму с картиной, нарисованной Галичем, обязательно услышит: «Это другое дело!»

А вот довольно комичный случай, свидетелем которого я был еще в конце 60-х годов. Во время обеда на рабочем месте один сотрудник, с аппетитом поедая толстый бутерброд, предложил другой такой же своему соседу. «А что это такое?» – «Да простой бутерброд с печеночным паштетом, финская продукция, между прочим…» Получив солидный ломоть с ароматным покрытием, сосед быстро его умял и, запивая чаем, прокомментировал: «Какая вкуснятина! Молодцы финны! А где ты его достал?» Ответ был неожиданным: «Извини, я пошутил. Паштет не финский, а наш, отечественный, жена в гастрономе купила…» Еще неожиданнее была реакция: «Ну, подожди! Я тебя когда-нибудь еще не такой гадостью накормлю!»

Как видите, отечественная продукция – заведомая гадость, а импортная – вкуснятина… «Это – другое дело!»