Про то, где и как пересекаются литературные пути

Германская столица пульсирует днем и ночью... Фото Дмитрия Вачедина

10-дневный Международный берлинский литературный фестиваль – событие масштабное. Своеобразная прелюдия к деловой Франкфуртской книжной ярмарке. Более 300 мероприятий по всему городу, встречи с видными писателями из 50 с лишним стран и открытие новых талантов литературной Германии, круглые столы на самые острые темы и коллективные зрительские чтения вслух, не говоря уж о бешено популярной детской программе, куда сбежалось на этот раз почти 30 тыс.  маленьких берлинцев…

Прилетев из зябкой Москвы, я сразу же попала в 32-градусное пекло. Настоящая июльская жара. В лобби отеля сразу же встретила Имтиаз Дхаркер – известную британскую поэтессу и художницу пакистанского происхождения. Ее творчество входит, к примеру, в обязательную программу по английскому языку Аттестационной комиссии оценки и квалификации (AQA). Имтиаз сидела за столиком в белом платье и, ожидая такси в аэропорт, писала что-то на сложенных в стопку больших бумажных листах. Оказалось – новое стихотворение.

Мы познакомились с ней в апреле на Лондонской книжной ярмарке, тогда Имтиаз оказала мне честь, побывав приглашенным комментатором на презентации моей книжки. А в августе я была у нее в гостях в том самом Барбикане. Барбикан – довольно любопытный лондонский архитектурный феномен. Узнала я о нем случайно, в марте, читая лекции в Кингз-колледж, от русского аспиранта Дмитрия. Тот устроил мне экскурсию по местным урбанистическим достопримечательностям – от рудиментарных кладбищ в Сити до полной неожиданности, по виду типичной полукруглой советской казенной постройки 30-х с ячеистыми стеклянными боками (оказалось –  дело рук сбежавшего из Союза архитектора). Так вот, Барбикан – жилой бруталистский утопический комплекс в виде крепости со сторожевыми башнями и остатками аутентичной городской стены времен древнеримской оккупации. Строили его после войны на месте разбомбленных кварталов, и принцип его чем-то напоминает наши дома-коммуны и социалистические города-сады. Из комплекса можно не выбираться совсем – есть и кинотеатры, и театр (именно здесь состоялась премьера «Гамлета» с Камбербэтчем), и рестораны, и большая библиотека, и зал для выступлений, и сады с фонтанами, а во дворе уцелела готическая средневековая церковь, в которой венчался Оливер Кромвель, похоронен Джон Милтон и умер Даниэль Дефо. Церковь действующая, там венчалась и дочь Имтиаз, известная актриса театра и кино.

Имтиаз приняла меня в одной из высоких башен, в квартире со своеобразной отельной планировкой, шахматным «зазеркальным» длинным коридором с розовыми стенами и потрясающим видом на собор Святого Павла. Одна из запомнившихся деталей интерьера – причудливая лампа, которую поэтесса заказала у одного театрального дизайнера, заметив нечто похожее в его спектакле. Конструкция лампы состоит из спиц, на которые нанизаны бумажные квитки со стихами, посланиями, экспромтами гостивших у Имтиаз литераторов. Кейт тут же приметила на квитках имена британского литературного олимпа.

Кто такая Кейт? Моя приятельница, историк английского XVIII века, к Имтиаз мы ходили вместе. Знакомство с Кейт произошло в прошлом году в шотландском замке, где мы целый месяц в свободные от трудов часы гуляли по окрестностям. Кейт даже водила меня в гости к своей 90-летней тете, в деревушку Розлин, где мы обычно бывали на воскресных службах (в герцогской часовне XII века, прославившейся после того, как там сняли финальную сцену «Кода да Винчи»). После Шотландии Кейт все звала меня погостить у нее дома в пригороде Лондона, что я в конце концов и сделала. Они с мужем живут в двух шагах от Ричмондского парка, где свободно, не боясь людей, бродят олени и оленята. У них в саду я впервые увидела витютеня, или лесного голубя, и множество других непонятных птиц и зверят. Лисы пробираются к ним в сад поиграть, затаскивают сюда теннисные мячики и подолгу сидят на траве, оставляя после себя странные круглые следы. Присутствие лис меня заворожило, но Кейт с мужем их, конечно, не выносят.

Лондонский туман сгущается, но авторы друг друга находят на ощупь. Фото автора

Но вернемся к прекрасной Имтиаз. В Барбикане она вручила мне пустой бумажный квиток и попросила написать что-нибудь для лампы, и вот в Берлине я вернула его заполненным.

Чтения на Берлинском фестивале, как и в целом в Центральной Европе, действительно состоят из чтения вслух. Для этого обычно нанимаются актеры. Для русского прозаика штука непривычная, хоть это сейчас и начинает входить в моду. Из российских авторов встретила только Сергея Лебедева, которого хорошо встречают в Германии и Франции и скоро, надеюсь, признают и на родине. Сергей презентовал на фестивале свой роман «Люди августа», вышедший в Германии годом раньше, чем в России. Интересная семейная история, в которой смешались ветераны, гонимые «недобитки», чекисты, тайные немцы и т.д.; опыт работы геологом, историческое образование – все это делает Лебедева оригинальным прозаиком. Книга к тому же перекликается с юбилейными событиями 1991 года. Мы познакомились с Сергеем холодным декабрем 2012-го и потом вместе ездили в Мюнхен, участвовали в баварско-русском писательском обмене. Тема исторической иронии, взаимосвязи, преемственности, потери исторической памяти тогда занимала всю нашу компанию, и Сергей, конечно, был катализатором. Он проводил расследование, искал своих никогда не виданных немецких родственников. Мюнхен тоже кричал о прошлом, выворачивая перед нами свои припрятанные раны – пепелища книжных костров, брусчатку и фасады, лицезревшие неистовство пивного путча… На этот раз мы встретились в так называемом авторском шатре, где вечерами после мероприятий фестиваля собираются фотографы, организаторы и гости ярмарки. Сергей приехал из Йены, где временно обретается и где по случайному стечению обстоятельств когда-то учился медицине его предок.

Вспоминали писателя Александра Иличевского, который тоже должен был участвовать в фестивале, но по каким-то причинам в последнюю минуту не прилетел. Немецкий перевод его «Перса», изданный престижным Zuhrkamp, стремительно слетает с прилавков. В общем, русская литература на Западе читается. И не только классика. И авторы находят друг друга – даже в теперешнем тумане.