Со стороны кажется, что французская столица вернулась к беззаботной жизни. Фото Reuters
Я никогда не забуду поездку в московском метро на следующее утро после ноябрьских терактов в Париже. Накануне я не сомкнул глаз. Как и многие не только в России, но и по всему миру, той ночью я был прикован к экрану смартфона и с трепетом следил за новостями. Отлично помню, как сидел на Facebook с красными глазами, роясь в списке друзей и пытаясь убедиться, что все мои парижские знакомые в безопасности. Я с ужасом глядел на снимки изрешеченных пулями ресторанов Petit Cambodge и Carillon, где я сам не раз бывал, и на кадры из клуба Bataclan, мимо которого я каждую неделю проезжал на велосипеде по пути на занятия. Хотя с тех пор как я уехал из Парижа, прошло уже несколько месяцев, произошедшее ощущалось как что-то очень личное. Как плевок в душу сразу после удара в спину и подножки. Как и другим, мне не верилось, что такое вообще может случиться. Для меня и моих сверстников Париж – это место чистое, красивое и мирное, но тем утром от этого светлого чувства почти ничего не осталось, а на улице и в метро повсюду висел серый пронизывающий холод.
После ноябрьских событий вся Франция на время оделась в черное, и в стране началась работа горя, выраженная в попытках понять произошедшее, найти виновных и скорбеть по погибшим. Но едва пыль улеглась, случилась Ницца, и введенный в ноябре режим чрезвычайного положения был продлен еще на шесть месяцев – до февраля 2017 года.
Проявления этого нового состояния не бросаются в глаза, но теракты оставили на городе след, и отрицать это было бы глупо. В этом году, из-за того что в Париж приехало на 1 млн меньше гостей, парижская сфера туризма потеряла почти 850 млн долл. Если раньше проход на территорию парижских университетов был свободен для всех, то теперь туда можно попасть исключительно по студенческому билету. Во всех музеях посетителей просят показать содержимое сумок и пройти через металлоискатель. Если вы вдруг захотите спуститься к Сене, где по традиции каждое лето сооружают мини-пляж с песком и лежаками, вам тоже придется сначала вывернуть карманы перед серьезно настроенным жандармом. Время от времени людей с винтовками можно встретить на станции метро, на железнодорожном вокзале или на улице в каком-нибудь проблемном районе.
Философия парижан проста и наполнена жизненной силой – единственное, чего стоит бояться, это самого страха. Для многих моих французских друзей начать бояться или всерьез воспринимать нависшую угрозу означало бы опустить руки и сдаться, и это не может не вызывать восхищения. Уже всего через несколько месяцев после теракта и Petit Cambodge, и Carillon вновь распахнули свои двери. При этом они по-прежнему остаются важным местом памяти, но теперь теплыми вечерами там снова можно посмотреть на закаты, выпить бокал игристого. Страх побежден, и от клиентов нет отбоя. Парижане, как и раньше, ходят в театр, рассекают по улицам на велосипедах, устраивают пикники в парках, гуляют по ночам, пьют вино у Сены и допоздна засиживаются в ресторанах.
В ресторане Carillon, ставшем в прошлом ноябре местом теракта, жизнь и вино бьют ключом. Фото автора |
Культурное и этническое разнообразие всегда очень хрупкая материя, и для того чтобы предупредить вспышки ксенофобии, было сделано очень многое. И кажется, больших бед действительно удалось избежать. После событий 13 ноября во многих университетах администрация специально отвела учебное время на то, чтобы профессора и студенты могли почтить память погибших, разобраться в произошедшем и понять корни социальных проблем, ведущих к радикализации и терроризму во Франции и в мире. Во французских СМИ уже который месяц не прекращаются общественные дебаты о национальных проблемам и путях их разрешения.
Поэтому у меня нет чувства, что город оказался прорезан невидимой линией фронта. На Барбес-Рошешуар, в одном из самых злачных районов во всем Париже, где на выходе из метро у вас скорее всего вытащат бумажник, попробуют впарить початок вареной кукурузы и продать краденый мобильник, совсем недавно возник дорогущий и совершенно хипстерский бар с крафтовыми коктейлями и шезлонгами. Ходят слухи, что умные парижане уже давно прикупили там себе квартирку, потому что через пару лет, несмотря на то что там по-прежнему живут преимущественно мигранты, район будет что надо.
Со стороны действительно кажется, что Париж вернулся в норму, но причин для тревоги все равно достаточно. Знакомый дипломат, работающий с Минобороны Франции по линии военно-технического сотрудничества, сетовал мне на то, что Францию больше интересует опыт использования собак для обезвреживания бомб, чем реально необходимый опыт борьбы с террористами и социальной интеграции большого количества прибывающих в страну иммигрантов. Нежелание сил безопасности сеять панику прогулками танковых батальонов по Тюильри вполне понятно, но все равно кажется, что принятые меры не соответствуют масштабу угрозы. Металлоискателей во всем городе здесь раз в 10 меньше, чем в пределах московской кольцевой. И притом что за последние два года произошло три кровавых теракта, слабо верится, что встреченных мной двух-трех военных с автоматами хватит, чтобы предупредить четвертый.
Кто-то говорит, что нужно и дальше укреплять безопасность. Но с другой стороны, кто знает, чем все это обернется в будущем? Уже сейчас на проходе на тот же мини-пляж в центре города можно встретить вооруженных до зубов военных. Не полицейских, а именно военных. Если чрезвычайное положение – это особый правовой режим для защиты от внешней или внутренней угрозы, то как быть, если сама граница между внутренним и внешним оказывается стерта? Мы привыкли думать, что армия нужна для обороны и войны с другими государствами, а для всего остального есть полиция. Но что если внутренний враг оказывается продолжением внешнего и наоборот? Это кино все еще про борьбу с преступностью или уже про войну? Последствия слияния внутренних и внешних угроз и вторжения войны в общественную жизнь редко дают знать о себе сразу – на это требуется время, но в конечном счете война и чрезвычайное положение могут захватить и другие сферы жизни.
Спокойствие Парижа и его упрямое желание жить как раньше согревают душу, но тревожат ум. Впрочем, читая вечером книгу за стаканом марокканского мятного чая в кафе при парижской соборной мечети, я вдруг замечаю, что меня окружают парижане всех возрастов, социальных групп и самого разного происхождения и все как один непринужденно наслаждаются атмосферой вечера. В такие моменты кажется, что все будет хорошо.