Дальние дороги как часть петербургской жизни

В очереди на въезде в Россию из Эстонии большинство машин россиян наверняка будет с петербургскими номерами. Фото Питера ван ден Боша

Если в 3.30 утра на пустой темной дороге между Псковской и Новгородской областями вас обгонят две или три машины – почти на 100% это будут петербургские номера. В областных и районных центрах днем будет больше местных, а вот ночью на дальних дорогах… А еще если вы движетесь из сопредельных государств к госгранице в сторону той же Псковщины, с каждым десятком километров вы будете наблюдать растущее количество автомобилей с теми же номерами. И в очереди на границе российские машины будут преимущественно петербургскими.

Тут, говорят, один из российских губернаторов намедни заявил, что на его область клевещут, называя ее нищей. И в доказательство привел данные по числу личных автомобилей, стоящих на учете в ГИБДД по городам и весям. Вот, мол, машиной теперь никого и в деревнях не удивишь. И ведь действительно не удивишь.

В самом деле, все живое и движущееся в самой что ни на есть сельской местности правдами и неправдами обзаводится какой-нибудь машиной. Изрядно побитое жизнью чудо отечественного или зарубежного автомобилестроения с ветеранским сроком службы стоит в любом дворе, где живет или куда приезжает на выходные хоть кто-нибудь возрастом меньше глубокопенсионного. Машина – не роскошь, а средство не просто передвижения, а жизнеобеспечения. Электрички отменяют, число автобусов сокращается, сами автобусы ломаются на плохих дорогах. А древнее «ведро», даром что будет большую часть года стоять на приколе, все-таки сослужит свою службу, когда нужно встретить родственника с городского вокзала, привезти сетку для забора, рассаду, доски или вывезти с далекой помойки выброшенные кем-то оконные рамы, так хорошо подходящие для изготовления теплиц.

Ремонт, страховка и бензин отнимают огромную часть скудного бюджета,  но приходится расставлять приоритеты: без машины ты заперт в границах своего периферийного населенного пункта. Петербуржец теоретически может обходиться маршрутками в городе и поездами-самолетами вне его (и то если его жизненные интересы никак не связаны с богом забытыми местностями в окрестных краях). Провинциалу намного тяжелее в том случае, если его жизненные интересы простираются хоть чуть-чуть дальше прихода почтальона с пенсией или автолавки с замороженными курами. Даже для того чтобы наловить рыбы и продать в областной центр или – в вяленом виде – пассажирам проходящих поездов, нужен автотранспорт: на себе не дотащишь большой улов и пешком не всюду до поездов доберешься.

Но не хлебом единым. Так, «безлошадная» коллега, работающая в небольшом городе Ленинградской области, всякий раз нервничает, когда собирается посетить замечательный фольклорный праздник или фестиваль народных ремесел в соседнем районе. Каких-то 50 км пути. Но всякий раз она кидает клич – не собирается ли на мероприятие кто-то из питерских автомобилизированных. Иначе этот путь может занять полдня в одну сторону и не факт, что до ночи удастся вернуться домой. Автобусы из обоих райцентров в Петербург ходят, хоть и не часто. А вот прямого сообщения между районами нет. Приходится добираться тремя местными автобусами, которые к тому же не состыкованы по времени никак. Но это в случае если кто-то из петербуржцев не соберется на этот же праздник за 200 км и лишние 50 ему не крюк, а даже интересно. И пока еще в Питере есть работа, позволяющая не очень переживать из-за нескольких дополнительно потраченных литров бензина.

Изрядно побитое жизнью чудо автомобилестроения с ветеранским сроком службы есть в любом сельском дворе.Фото Интерпресс/PhotoXPress.ru

«Даже интересно» – на мой взгляд, именно поэтому летом порой кажется, что мы, петербуржцы, везде. И глубокой ночью на псковских дорогах, и на деревенских праздниках в старинных вепсских деревнях, и на белорусских озерах, и в эстонских городках, и на рыбалке в Финляндии. Возможно, ближе к столице это чувствуется не так. В конце концов из Питера быстрее доехать до музея самоваров в русских старообрядческих краях той же Эстонии, чем до аналогичной достопримечательности в Туле. При этом по бензину получается экономично: можно заправиться до границы более дешевым российским горючим, и полного бака хватает на выходную заграничную «покатушку». Ну и, конечно, в Центральной России количественно доминируют московские автомобильные номера.

Но зато здесь, от Балтики до Ладоги и от Валдая до Онеги… К теще ли под Лугу на грядки ездил петербуржец или открывать выставку в финской Котке, в Нарву за сыром или по бездорожью Батецкого района Новгородской области посмотреть на древние языческие сопки. Все эти пересеченные пространства – часть жизни, каждая яма на дороге или бесконечный ремонт – тема для живого обсуждения между людьми разных доходов и статуса. В Сети всегда можно узнать подробности из первых рук о новостях в маленьких музеях или о стоимости копченой рыбы.

Мы в долгу перед многими опустевшими землями российского северо-запада. Десятилетиями и веками (начиная со строительства града Петрова) берем оттуда людские резервы, которые важнее энергоресурсов и денежных кредитов. Это судьба любого мегаполиса – привлекать свежую кровь, но ее вокруг нас становится все меньше и меньше. Кризисная экономика делает уязвимыми уже и нас, коренных либо «понаехавших». Но, видимо, есть что-то, что серьезнее каждодневной экономии. Петербуржцев больше всего на дорогах ближних регионов не потому, что у остальных нет машин, а потому, что петербуржцы – ездят. И пока на этих полупустых землях спят наломавшиеся в огородах обладатели ржавых «ведер», берегущие бензин и движок для хозяйственно-семейных неотложных дел, мы несемся в ночи по дорогам, транзитом за границу или непосредственно в полюбившиеся грустные места и визуально доминируем на огромных территориях. Пятимиллионник и есть пятимиллионник, самый северный миллионник в мире и единственный на Балтике. Не знаю, как кому, а мне в голову приходит мысль об ответственности.