Последний великий писатель

Русский писатель родился в XIX веке, писал четырехстопным ямбом, читал Байрона, дрался на дуэли… Валерий Якоби. Перед дуэлью. 1877 (?). Севастопольский художественный музей им. М.П. Крошицкого

Русский писатель потерял статус. Русский писатель стал антиквариатом. И хорошо, если антиквариатом. А то даже просто лузером, секонд-хендом и устаревшим форматом.

Произошли почти тектонические изменения. Земля накренилась. Понятие «великий писатель» потеряло смысл. Великие писатели исчезли. Они остались где-то совсем далеко. Они были раньше. Или раньше их тоже не было. Но сейчас их точно нет, и дальше их уже тоже не будет.

От великих писателей ничего не осталось, кроме вырванных из контекста цитат, пары сумасшедших дальних родственников и юбилейных вечеров, где все с нетерпением ждут фуршета.

Определение «великий писатель» стало почти ругательством. Злые блогеры сделали его ироничным интернет-мемом. Больше никто не верит, что писатель может быть «великий». Успех писателя зависит только от пиара и доверчивости читателя.

Кто больше виноват в исчезновении великого писателя? Сами писатели или литература? И кто исчез раньше – писатель или литература?

Проклятый вопрос.

Великий писатель исчез примерно в конце 80-х – начале 90-х годов вместе с концом СССР. До этого он был. Он был в 80-е. Он был в 70-е. Я его тогда даже лично видел. Его показывали по телевизору. О нем ходили анекдоты и легенды. Его ставили в пример или считали врагом. Он был именем нарицательным. Он был всем.

Но потом все изменилось. Он перестал быть и врагом, и примером. Он исчез. О нем иногда вспоминали, но это были только отголоски его былой имперской славы.

Потом место живого классика и великого писателя исчезло. Оно растворилось в информативном поле, в Интернете, в медийном пространстве, в кино, в театре, в телевизоре, в музыкальной попсе, в высокой моде и вообще растворилось.

Миф писателя не совпал с мифом литературы. Это оказались два разных мифа.

В мифе писателя писатель всегда противостоит литературе. Миф писателя начинается с того, что литература умерла. Слово потеряло всякий смысл, энергетика текста кончилась, и остался только один писатель, который смог оживить и текст, и слово, и литературу, которая потом все равно мертва.

В мифе литературы литература не зависит от писателя. Литература – как Вселенная. Она никогда не начиналась и никогда не кончится. Великие писатели приходят и уходят, а литература остается. Литература не может умирать с каждым из них, а потом с каждым новым следующим великим писателем воскресать снова.

Писатель должен быть параллелен литературе. Великий писатель исчез, когда он уже не смог быть параллелен. Он растворился в литературе и исчез вместе с ней.

Литература умирала много раз. Но каждый раз ее спасали писатели. Они снова и снова реинкарнировали это чудовище под названием «литература», и все начиналось сначала.

Но сейчас есть ощущение, что уже предел.

Начинается великая битва за место последнего великого писателя.

Будет какая-то последняя книга. Наверное, ее напишет русский писатель. Это и будет последний великий писатель.

Это будет книга о водке. Как вдруг в России исчезла вся водка. Ну, нет нигде водки! Всю водку купили и выпили, а новой не привезли. Заменить водку невозможно. Что делать – непонятно. Как дальше быть – неизвестно.

И тогда русского писателя начинает кидать от власти к оппозиции и обратно.

Сначала русский писатель думает, что власть – это лучшее, что было в России после 1991 года. Что власть – это наконец обретенная Русская Идея. И русский писатель с флагом России идет в Бессмертном полку и поет патриотическую песню «В землянке».

Но потом русский писатель устает от власти. И русский писатель на Марше оппозиции громко кричит: «Долой партию жуликов и воров!»

Но потом русский писатель снова возвращается к власти и к России. В конце концов именно сейчас у русского писателя выросло благосостояние, и русский писатель не может это не ценить. Теперь у русского писателя есть и айфон, и холодильник с системой «ноу фрост», и жидкокристаллический телевизор, металлокерамическая электрическая плита, стиральная машинка-автомат. И русский писатель снова идет в Бессмертном полку с патриотической песней «В землянке».

Но потом русский писатель снова устал и от коррупции, и зависимости от нефти, и от навсегда нерешенных проклятых русских вопросов, и русский писатель снова идет по бульварам с Маршем оппозиции и вместе со всеми скандирует: «Не забудем, не простим!»

Потом русский писатель устал метаться между властью и оппозицией и вспомнил всю свою жизнь.

Он родился в XIX веке. До XIX века русский писатель тоже себя помнит, но как-то урывками, а с XIX века он уже помнит себя целиком. Там он писал стихи в рифму четырехстопным ямбом, читал Байрона, дрался на дуэли, слушал цыган, метался от самодержавия и православия к освобождению крестьян и революции, переписывал от руки письмо Белинского к Гоголю, потом понимал, что крестьянам волю давать нельзя, потом, что все-таки можно, потом воевал в Севастополе, ездил в Оптину пустынь к старцам, ездил в публичный дом к падшим женщинам, еще куда-то ездил, его носило по дорогам русской жизни между Санкт-Петербургом и Москвой, ему снилась пальма, которой снится сосна, потом он читал Канта, снова метался между самодержавием и республикой, потом между христианством и атеизмом, много думал о Наполеоне и постоянно много думал о России.

В ХХ русский писатель прочитал Маркса и вступил в марксистский кружок. Потом перешел к эсерам. Потом прыгал по лесенке Маяковского и долго стоял перед «Черным квадратом» Малевича. Потом поднимался по башне Татлина, а потом упал с башни Шухова. Потом написал пьесу для театра Мейерхольда. Потом стал сталинистом и сторонником коллективизации, уехал строить новую советскую деревню и написал роман «Поднятая целина». Потом в хрущевскую оттепель прыгал через лужи неореализма. Потом разочаровался в советской власти, стал диссидентом и уехал на Запад, но потом вернулся в постсоветскую Россию и стал патриотом России.

Потом русский писатель стал постмодернистом, но быстро от постмодернизма устал. Потом устал от патриотизма и от России.

Потом русский писатель стал гомосексуалистом. Гомосексуализм показался ему калиткой в гендерном заборе русской жизни и русской литературы. Русского писателя можно было встретить в гей-клубах. Но от гомосексуализма русский писатель тоже быстро устал.

Потом русский писатель почувствовал себя женщиной и хотел сделать операцию по перемене пола. Но потом снова почувствовал себя мужчиной.

От наркотиков русский писатель устал еще быстрее, чем стал их принимать.

Потом русский писатель писал для гламурного журнала.

Потом он стеснялся того, что писал для гламурного журнала.

Потом русский писатель сделал попытку воцерковления. Русский писатель долго смотрел на купола храма Христа Спасителя, заходил в «Церковную лавку» и даже пытался выучить «Отче наш». Но потом русский писатель устал от православия и потянулся к другим религиям. Русский писатель примерял мусульманский хиджаб, звенел в буддийский колокольчик, слушал католический орган, вертел в руках посох даоса и читал Каббалу.

Но потом русский писатель вернулся к своей атеистической природе.

Потом русский писатель вспомнил про харизму русского народа и потянулся к русскому народу. У русского писателя была к русскому народу протоптанная дорога, и русский писатель пошел по этой дороге. Русский писатель пил с русским народом водку, читал русскому народу стихи про русский народ, нюхал русский народ, слушал русский народ. Уже почти почувствовал харизму русского народа, но в итоге устал и от русского народа тоже.

Все было кончено. Не осталось ни литературы, ни религии, ни водки, ни проклятых русских вопросов, ни выбора между властью и оппозицией, ни харизмы русского народа. Все куда-то делось. Все закончилось.

Остался только последний великий русский писатель.

Но человечество пока об этом не знает. Оно зависло в Интернете и застряло в пробках. Человечество размещает ближневосточных беженцев в Европе, регулирует добычу нефти и радуется, что Леонардо Ди Каприо наконец-то дали «Оскара».

Что все закончилось и остался только последний великий писатель, человечество не знает. И никогда не узнает.

Это будет последняя тайна русской литературы и последнего великого писателя.

И человечество никогда не должно узнать эту тайну. Как тайну Атлантиды или тайну Тунгусского метеорита.

Иначе человечество погибнет.