Андрей Ваганов
Что с человеком ни делай, а он упорно цепляется за бумагу.
На одном из московских книжных развалов как-то сама собой вывалилась мне в руки небольшая брошюрка: «Краткий словарь фобий» (Москва–Воронеж, 2009). Не представляю, что мог бы содержать большой, академический словарь фобий (наверное, и такой существует?), но и его краткий вариант производит впечатление ошеломляющее. Жутковатое даже…
Есть такое определение, принадлежит психологу, социологу и математику Владимиру Лефевру: «Человек – это устройство, превращающее опасения в явь». После ознакомления с «Кратким словарем фобий» понимаешь, что это не метафора. Человек, судя по всему, действительно живет в плотном коконе фобий, которые сам же себе и создает. Сказать, чего не боится в этом мире Homo sapience, задача, кажется, невыполнимая. Мир во всех своих проявлениях потенциально враждебен человеку.
Ну вот хотя бы самая простая и распространенная фобия. Ни за что не догадаетесь, какая! «Гедонофобия – навязчивый страх, боязнь наслаждения, удовольствия, радости… Гедонофобы зачастую заняты делом, не приносящим им удовлетворения, во многих случаях у них поразительно развито чувство долга. В теории психологии вопрос, морально ли наслаждаться и брать от жизни все, до сих пор не получил однозначного ответа. Частичной Г. поражена большая половина человечества, но выражена в слабой форме».
Пока еще довольно распространена такая универсальная энциклопедическая забава – использовать словарные статьи, компонуя из них вполне связные сюжеты. КСФ не исключение. Вот коротенький вариант…
«Гексакосиоигексеконтагексафобия – навязчивый страх перед числом 666». Клин вышибают клином. Вот и на эту фобию есть управа – «Гиппопотомонстросескуипедалофобия – боязнь длинных слов». И все это неизбежно приводит к диагнозу: «Акрибофобия – навязчивое сомнение в правильности понимания смысла прочитанного». Впрочем, не стоит отчаиваться, ведь это еще не «Дорафобия – навязчивый страх, боязнь обрасти волосами после прикосновения к шкуре животного» или, не дай бог, «Лайтматофобия – навязчивый страх, боязнь упасть с корабля в море из-за внезапного головокружения».
Так что книжки в ярких обложках читать полезно для психического здоровья, если, конечно, вас не посетила «Библиофобия – навязчивый страх, боязнь книг, посещения библиотек». Кстати, согласно данным социологического опроса фонда «Общественное мнение», около 45% жителей России не прочитали ни одной книги за год (опрос проводился в апреле 2013 года, в нем приняли участие 1500 россиян по всей стране). А в сентябре 2014-го тогдашний глава Департамента культуры Москвы Сергей Капков подтвердил, что за последний год ни один человек не оформил абонемент ни в одну из 700 муниципальных московских библиотек.
Не иначе мы все являемся свидетелями и жертвами эпидемии, имя которой «Папирофобия – боязнь бумаги во всех ее существующих вариантах». Что интересно, составители КСФ поясняют: «Главной характеристикой П. является выборочность боязни на основе качества и количества бумаги, ее информативности, психофизического травмирующего воздействия… Неприязнь к бумаге возникает после неоднократных попыток плагиата со стороны менее одаренных писателей или художников. Также причиной могут стать денежные спекуляции, неудачная игра на курсе акций».
Судя по всему, папирофобия вполне может стать нормой. Но тогда неизбежно появятся и «извращенцы». Так, дизайнер Карл Лагерфельд чистосердечно признается, что считает себя «бумажным фриком», обожающим трогать красивую бумагу и вдыхать ее запах. Именно для таких фриков берлинский парфюмер Геза Шён создал новый аромат Paper Passion («Бумажная страсть»). Парфюм, над которым мастер трудился целый год, составлен из 13 компонентов и пахнет свеженапечатанной бумагой. Автор идеи, издатель Герхард Штайдль, откровенничает: «Запах свежей книги дурманит, словно наркотик».
«Бумаги бояться – в библиотеку не ходить!» – так можно было бы перефразировать известную русскую пословицу. Собственно, и действительно – зачем ходить в библиотеку, когда буквально под подушечками пальцев каждого из нас – вселенная под названием Интернет. Но и на просторах электронных пампасов избавиться от ссылок на «бумагу» проблематично. Я, например, открыл для себя новое развлечение – чтение объявлений на букинистических ресурсах Сети. Каких только книжных деликатесов люди не ищут или готовы продать. Вот несколько для примера (с сохранением орфографии и графики оригиналов)…
«Ищу купить 11 книг в одинаковых полукожанных дореволюционных переплетах. рассматриваю любые варианты. размер 24–25 18–19 см.». Податель сего готов выложить за нужный размер и фактуру 11 тыс. рублей. Торг уместен.
«Уэлш И. Дерьмо. В отл. или близком к тому состоянии, в тв. переплете. Год издания не важен 500 руб.». Тут без комментариев.
«не знаю. не знаю. красивая книга в твердом переплете, изд. во Франции с цветными иллюстр., рассказывает о том, как украсить дом и себя, продавалась в магазине Прогресс на Парк культуры в 1981–83 гг 1000 руб.». Поясню: «не знаю. не знаю» – это автор и название книги. Самое любопытное, что даже по таким скудным приметам на это объявление о поиске – откликнулись.
 |
| Увидев такую книжную витрину, легко обнаружить у себя библиофобию. Фото автора |
Кто-то готов расстаться за 750 руб. вот с таким книжным раритетом: «Беляев А. Избранные научно-фантастические произведения в 2 томах. сост и статья Ляпунова Молодая гвардия 1956 г. 565+534 с твердый переплет, обычный формат. Доставка по РФ бесплатная.
Человек-Амфибия, Чудесное око, Человек, нашедший свое лицо, Голова профессора Доуэля, Звезда КЭЦ, Вечный хлеб, Продавец воздуха.
Состояние: удовл – потертая обложка, запах курева». Последнее уточнение – это, конечно, не Paper Passion, но тоже в своем роде «дурманит, словно наркотик». Недаром, еще Анатоль Франс отмечал, что библиоманы знают «запах многих шрифтов».
Надо заметить, кстати, что ольфакторный (обонятельный) мотив становится чуть ли не последним спасительным кругом «бумажных фриков» в эпоху электронных чернил.
Отечественный библиограф и книговед Михаил Николаевич Куфаев (1888–1948) в 1927 году в своей книжке «Библиофилия и библиомания» относил «книжные ароматы» к фетишам, возбудителям. А в доказательство приводил пример другого известного российского библиографа и библиофила Дмитрия Васильевича Ульянинского (1861–1918). «Ульянинский, – пишет Куфаев, – рассказывает, как он совсем маленький, единственный ребенок в семье, видя своего отца, сидящего на своем обычном месте, на диване, с книжкой или газетой в руках и папиросой во рту, тотчас же собирался с ножонками на диван, а там, свернув трубочкой бумажку, изображавшую папиросу, и вооружившись газетным листом, представлял с самой серьезной миной читальщика».
Вот и недавний монументальный каталог руководителя Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям Михаила Сеславинского называется «Аромат книжного переплета» (2008, 2011).
Другими словами, на каждую фобию найдется своя филия. Академик Сергей Иванович Вавилов, сам страстный библиофил, едва ли не библиоман, окидывая мизантропическим взглядом историю цивилизации, замечал: «Эволюция произошла в книжных шкафах, а не в самом человеке». Сегодня мы можем констатировать, что эволюция добралась не только до содержимого книжных шкафов, но и до самих шкафов как таковых.
