Светлана Гамзаева
Многие семьи постоянно выясняют, кто из супругов прав, а кто виноват.
Фото Анатолия Антонова/PhotoXPress.ru
В четвертом классе мы взбудоражили учительскую. Поженили своих одноклассников. Он начал носить ее портфель после школы и драться из-за нее с другими мальчишками. (Теперь так уже не ухаживают.) Она благосклонно и чуть смущенно принимала его странности. Нам все это казалось в новинку. И однажды, сговорившись, мы и сыграли им свадьбу. Принесли подарки, открытки и угощения. Кричали «горько». Их поцелуи были невинными, в десять-то лет. Они были горды выпавшей им миссией, наши молодые. В общем, получилось весело.
Но об этой затее, конечно же, прознали учителя. Их скучным педагогическим будням просто необходимы регулярные встряски. Вот мы и оказались кстати. Они привычно обозвали нашу свадьбу вопиющим инцидентом. И устроили расследование. Особенно их смутил один свадебный подарок: голый пластмассовый пупс в ванночке и открытка к нему: «Пусть у вас растет такой же богатырь». Они заподозрили в этом что-то плохое.
Я помню стыд на лице нашей классной, когда она пришла на перемене разбираться с инцидентом по заданию директора. Выяснять, кто зачинщик. Но у нашей свадьбы виноватых не было. Или виноваты были все. Сама идея родилась как-то спонтанно, и невозможно было вспомнить, у кого первого слетела она с языка. И ничего даже не пришлось организовывать. Мы просто загорелись, и все. Свадьба получилась как-то сама собой, как и все стоящее.
Это был хороший урок для нас – жизнь куда интереснее, чем судебный процесс.
И тем не менее существует старое правило: если что-то пошло не так, нужно заняться поиском виноватого. Будто бы, если виновный будет установлен, проблема разрешится сама собой.
Не разрешится, но легче станет как-то всем. Свалить все на кого-нибудь другого и успокоиться.
Вот наша страна сейчас в кризисе. И для страны это повод прежде всего искать виновных. Кому-то милее обвинять в происходящем Америку, кому-то – Путина, кому-то – 90-е, кому-то – нулевые. Но это ничего не меняет. Поскольку поиск виновных – это всегда лишь паллиатив, он только откладывает решение проблемы.
Но как откажешься от такого сладкого искушения – кого-нибудь обвинить? Игра эта еще какая азартная. Способствующая выработке эндорфинов, внутренних наркотиков организма, и вызывающая привыкание с синдромом отмены.
Особенно наглядно это происходит на телевизионных ток-шоу, посвященных очередной семейной душещипательной истории. Ведущий, интригуя, постепенно раскрывает подоплеку. В аудитории нарастает напряжение. Зал пока ведет себя довольно тихо. Народ вначале еще только прислушивается-принюхивается, ждет, кто станет очередной жертвой. Ловит волны этого поля. И вдруг вот оно – аудитория как-то в один миг протяжно ухает и срывается с цепи. Жертва становится очевидна, ату! На нее начинают сыпаться обвинения, одно за другим, целой лавиной. Простые русские женщины и непростые тоже, психологи, депутаты Государственной думы, актеры – самые разные люди обрушивают на несчастного (-ую, -ых) всю свою накопившуюся неудовлетворенность. Это общая волна, девятый вал, норовящая накрыть всех с головой. Белый шум, в котором уже невозможно услышать реальные доводы и аргументы, поскольку вся история в нем просто тонет.
Есть популярная современная теория Рене Жирара о социальном насилии. О том, что регулярные жертвоприношения помогают обществу сбрасывать уровень агрессии и сохранять само себя. Людям просто нужны еженедельные священные жертвы. Чтобы найти себе оправдание, почему их собственная жизнь складывается как-то не так. Ну а выбор виновного зависит от вкусовых предпочтений: мама, чиновники, соседи, коммунальщики, сектанты, мигранты, подростки, алкоголики, врачи…
Жил в начале ХХ века блестящий терапевт Дмитрий Плетнев, талантливый врач, сделавший новаторские открытия в кардиологии, лечивший сильных мира сего и слабых тоже. И в 1937 году в газете «Правда» о нем вышла статья «Профессор – насильник, садист». Мол, три года назад этот известный врач совершил «зверское насилие» над своей пациенткой – в припадке «бешеной страсти» 62-летний доктор вместо оказания необходимой врачебной помощи «искусал ей грудь», нанес моральную травму и вызвал у нее неизлечимое заражение крови. Самое удивительное в воспоминаниях современников, что многие восприняли этот триллер за чистую монету. Ну как же достопочтенный Дмитрий Дмитриевич так мог. Не ожидали…
Поиск виновного притупляет здравый смысл. Но главное – он притупляет страх. А тогда ведь было не просто страшно – жутко, когда виновным мог быть объявлен любой. Просто так. И тот, кто вчера сам обвинял и сажал, и кто старался держаться от этого в стороне, сегодня мог оказаться жертвой. И чтобы прикрыться от этого ужаса абсурда, люди начинали верить, что хоть какая-то логика и правда во всем этом существует.
Когда виновный назван, становится легче. Тогда кажется, что бог играет по правилам. Что несчастье можно предусмотреть. Иллюзия контроля и безопасности. Такое вот лекарство от бессилия – поиск жертвы.
 |
| Даже в невинных детских ухаживаниях можно заподозрить что-то плохое и начать разбираться, кто это допустил. Фото Игоря Коваленко/PhotoXPress.ru |
На нем сегодня держатся многие семьи. «Ты не пропылесосил ковер!» – «Да ты меня достала своими придирками!» – «Что ты орешь!» – «Это ты вечно недовольна!» – «Конечно, тебе вообще нет никакого дела до меня!» – «Ты опять устраиваешь истерику!» – «Ты мне даже цветов никогда не даришь!» – Да мне вообще уже ничего не хочется!» – «Ты каждый раз приходишь и устраиваешь скандал!»
Или как у Толстого, в «Косточке». Маленький мальчик Ваня впервые в жизни увидел сливы. Мама демонстративно поставила их в тарелке на самом виду. Ну, Ваня и съел одну. А потом за общим обедом семья начала расследование, кто эту сливу съел. Ведь самая важная семейная задача – установить виновного. Отец обманом выудил у малыша признание. И Ваня был пристыжен и осмеян всей семьей.
Так вина сначала становится удобным инструментом семейных манипуляций. А потом и стержнем социального конформизма.
Хотя, может быть, глубинное переживание вины просто дано нам от рождения, вообще свойственно человеку как мыслящему, рефлексирующему существу. «Свобода воли так же тесно связана с идеей вины и греха, как день и ночь», – писал один из основателей современного психоанализа Отто Ранк.
И, наверное, вся эта примитивная технология личного, семейного или социального счастья не стоила бы ломаного гроша, если бы человек не считал себя потенциально виновным. Если бы не носил чувство греха в глубине души.
А еще вина помогает любить. В детстве, когда я заболевала пусть даже какой-нибудь банальной простудой, мама начинала проводить целое расследование, кто виноват, что так случилось. Не замерзла ли я на днях, не вспотела ли, хорошо ли был завязан шарф, не сопливился ли кто из моих подруг и т.д. и т.п. Только когда у меня появились свои дети, я поняла, что это был ее способ меня любить. Поиск виновных в сложных ситуациях становился для нее разновидностью оберега. Попыткой хоть как-то сохранить иллюзию безопасности в этом непредсказуемом мире. И постараться меня от него защитить.
