Найти «своего» врача – задача сложная. Фото Александра Шалгина (НГ-фото)
Много лет назад, не помню уже, что конкретно привело тогда меня к врачам, я рассказывал о том, как посетил кардиолога, жене Александра Гельмана Татьяне Павловне Калецкой, и, слушая меня, она не уставала повторять: «Я хорошо знаю, что это такое, когда у мужчины болит сердце… Это всегда серьезно». Я в конце концов не выдержал и решил ее поддержать: «Вы знаете больше: вы знаете, что значит, когда сердце болит у мужчины-еврея!» В одном старом фильме героиня Анни Жирардо теряет мужа и неожиданно выясняет, что жила с ним, не зная забот, а теперь надо ходить в магазины… Надо работать! Она устраивается в какое-то ателье, хозяин которого бесконечно поглощал простоквашу. И вот он открывает очередную баночку, ложечкой ее ест, приговаривая со знанием вековой мудрости: «Вы знаете, почему у евреев бывает язва?.. Потому что у них очень много забот!» Но я – не о евреях. Я – о врачах, вернее, о пациентах, потому что врачом я не стал, а пациентом – стал. И каким!
Правда, ставший ближайшим другом нашей семьи, не только моим, доктор Алёшин, выслушав очередную порцию моих жалоб, обычно ограничивается советом есть петрушку и регулярно уделять внимание жене. Но он же любит повторять слова Гиппократа, отца медицины, сказанные в IV веке до н.э., – что врачи научились объяснять болезни, в некоторых случаях – облегчать и в исключительных – вылечивать.
Я, кстати, собирался стать именно врачом, а не пациентом. Мама очень хотела, чтобы я стал врачом, потому что ее мама, моя бабушка, была врачом, до революции она поехала учиться во Францию, старший брат посылал ей 25 рублей в месяц, этого хватало и на жилье, и на скромную еду, окончила университет в Монпелье… У нас сохранилась табличка с парадной двери: «М.М. Бергер-Маркович. Женщина-врач» – обе фамилии нуждались в уточнении (все-таки евреи, о чем бы ни начали говорить, все сведут к национальному вопросу). Я ходил на подготовительные курсы на биофак МГУ, а потом – и при Первом мединституте, но в мае пошел на день открытых дверей, где показывали документальный фильм «Срочные роды», и в какой-то момент мне стало нехорошо и я потерял сознание. В медицинский я все-таки поступил – расстраивать маму было не в моих правилах, но на фармацевтический факультет и даже проучился два курса. Было, кстати, очень интересно! Но, вероятно, больше, чем лечить, мне нравилось лечиться, и я в итоге стал хорошим пациентом. Хотя врачи таких, наверное, не очень любят, а Алёшин – он терпит, прощает… Уже привык.
Помню одну зиму, когда у меня все время, каждый день была температура, не очень высокая, но неприятная. Я перепробовал уже разные средства и самых разных специалистов, и наконец кто-то порекомендовал мне обратиться в Клинику профессиональных болезней имени Тареева. Узнав об этом, моя тетка, которой в тот момент было уже около ста лет, тут же рассказала, как совсем недавно лежала там, причем врач был ослепительной красоты, по ее словам, и она между прочим рассказала ему, как много лет назад ее осматривал сам Тареев. Меня долго опрашивал, осматривал и изучал мои анализы молодой доктор, очень перспективный специалист (мне так его отрекомендовали), в конце концов отправился с моей карточкой к главному врачу клиники и некоторое время спустя вернулся за мной, и к главному врачу мы отправились вместе.
Я повторил ему свою историю, особенно меня расстраивало то, что известное гомеопатическое средство совсем не помогало. Вроде бы я его исправно принимаю, уже три месяца…
– Давайте его отменим, – начал профессор; один его голос уже успокаивал и снижал температуру. – Оно свой терапевтический эффект уже показало… Язык географический, эмоциональная подвижность налицо… Я тут вижу большое пространство для дальнейших исследований…
После этого выяснилось, что в этот день Великого поста можно есть рыбу, на столе появились баночка красной икры, мед, чай, и дальнейший наш разговор был о театре.
А в этом году, в феврале, проснулся в понедельник утром совершенно больным, напуганный Аллой Шевелёвой разными ужасностями про нынешний грипп, вызвал врача. Врач из районной поликлиники пришел уже вечером, по квартире бегали веселые бодрые дети, и я тут, больной. Доктор помыл руки, попросил ложку и прошел за мной в нашу большую комнату. Посмотрел горло, послушал. «Вы здоровы», – говорит. «Как здоров? – Я чуть не задохнулся от такой его смелости. – А кашель? А насморк?» Доктор согласился послушать меня еще раз. Послушал. Покачал головой: «Нет у вас никакого кашля. Все у вас в порядке. Горло только красное, но так и должно быть, у вас же такая профессия – вы все время говорите... Ну и потом ритм у вас тут в Москве сумасшедший, я понимаю – немудрено устать. Если нужен больничный, хотите отдохнуть, я вам, конечно, выпишу на недельку». Я возмутился: «Мне не нужен больничный, я себя плохо чувствую... Кашель, насморк, горло...» – «Давайте температуру смерим...» – достал градусник, протянул мне. Сел, стал смотреть на стены, на наши картины. Смотрит на ту, которая напротив него: «А что это?» А там – два продолговатых прямоугольника, цветные линии... «Это – «Двое», она и он». – «А где он?» – «Слева, который черный и зеленый...» – «А она?» – «Ну, справа, получается». – «М-да... А это?» – «Ну, там же видно, что женщина, и грудь, и ниже всё понятно, она же голая...» – «Ну да, можно угадать... А эта?» Он указал на ту, что была за его спиной. «Ой, – говорю, – с этой была смешная история. Я когда ее увидел, решил, что это – наши советские станции в Антарктиде...» – «Да, да, – обрадовался тоже доктор, – красные флажки были на карте...» – «Вот-вот. А художник сказал, что это – Святой Себастьян. Ну, она мне и как Себастьян тоже нравится!» – «Вы ее купили?» – «Да». Доктор вздохнул: «Давайте градусник... Вот и температура нормальная... Но, может, вам все-таки выписать больничный?» – «Да нет, не нужно, спасибо». – «Ну, как хотите».
Очень симпатичный доктор.
Вообще я – сторонник консилиумов. Если мне не нравится, что говорит один, к примеру, ЛОР, я тут же обращаюсь к другому. Было время, я был прикреплен одновременно к двум ведомственным поликлиникам, третья была районной. Заболевая, я вызывал сразу всех врачей, и дальше оставалось только одно – переживать, чтобы они не явились одновременно. Лечился при этом я у нашего детского врача Гертруды Лазаревны, совершенно легендарной женщины, у которой было много разных правил, которыми мы пользуемся до сих пор, и наши дети, как и мы, то и дело апеллируют к ее непререкаемому авторитету. Ася, например, отказываясь от каши, не забывает сказать, что Гертруда говорила, что есть дети должны только то, что хочется, организм сам знает, что ему нужно. Ну, а самое любимое у нас в семье ее бон мо: «Классика успокаивает, джаз возбуждает, рок сводит с ума». И – никаких новых игрушек после обеда!
Еще история про температуру. Однажды я почувствовал себя больным. Поставил градусник – 38,3. Ну, я и не сомневался, примерно так я себя и чувствовал. Тут жена Оксана говорит, что тоже как-то не очень. Ставит градусник – 38,3. То есть я ее уже заразил. Ну и она тоже говорит, что ощущения самые противные. Причем ничего не болит, а температура есть. Позвонил маме, она, конечно, разволновалась и пообещала утром поехать на улицу Горького в «Диету», где самые лучшие куры, потому что еще ее мама говорила, что во время болезни полезнее всего куриный бульон… Мы начали предпринимать какие-то меры, но – тщетно. Температура не падала. И тогда мы поставили градусник годовалой Асе. Те же 38,3! Градусник был сломан, температура у нас у всех оказалась нормальной, но именно тогда я понял, что, когда в больницах шутят, что лечат пациентов измерением давления и температуры, в этой шутке доля истины есть.