Среди старушек встречаются и настоящие тираны – как, например, парализованная бабушка в «Ребре Адама». Кадр из фильма «Ребро Адама». 1990
Старик в своем нелепом
прозябанье
Схож с пугалом вороньим
у ворот.
Уильям Йейтс
Когда я перехожу дорогу на зеленый свет светофора, я часто вспоминаю о том, что буду старой. Не так-то долго осталось на самом деле. Там, сзади, уже явно больше, чем впереди. Но как-то не хочется туда, в свое старушечье будущее, если честно. Почему-то кажется, что там неуютно, брр!
Всё вокруг будто бы говорит старикам, что они в этом мире сейчас неугодны. Что их век уже отпыхтел, гуд бай. Вот и те же светофоры – в нашем городе они отрегулированы исключительно для молодых и ретивых. Если не пустишься через дорогу в первую же секунду во весь опор, то просто не успеешь. Безжалостно загорится зеленый, и ты зависнешь посреди улицы среди снующих машин, рискуя жизнью. Так что для нижегородских стариков и старушек переход через дорогу превращается в настоящий экстрим. А зимой на переходах ведь еще и скользко.
Но ведь кто познал жизнь, тот никуда не торопится. И как же тогда мудрецу перейти через улицу?
Нынешним старикам не повезло не только со светофорами. Им, кажется, вообще не повезло со временем. На их старость пришелся закат древнего культа. Ведь в прежние времена и до недавних пор в нашей стране существовал настоящий культ старушек. И стариков. Последних, впрочем, было меньше, виной тому, видимо, войны да водка.
Кажется, это еще испокон веков началось. Еще в сказках. Вы заметили, в русских сказках старушки какие-то особенные? Это у других народов они чаще оказываются злыми и страшными, заживо зажаривают и поедают детей или вырезают у героев из спины кожаные ремни. А в наших Баба-яга – герой положительный и особенно загадочный. Сколько теплой тайны в ее избушке на курьих ножках, которая по первому зову поворачивается. В детстве меня особенно завораживал кудель – тот самый, что Баба-яга обычно прядет. Я даже специально не спрашивала у родителей, что это такое, чтобы не разрушить его очарование. И всегда знаешь, что раз она, старая, в сюжете появилась, значит, отныне будет всё хорошо. Что Баба-яга баньку истопит, главного героя, будь то Иван-царевич, Андрей Стрелок или солдат какой, накормит да мудрый совет даст. Так что после этого у героя все заладится. А ему и невдомек, что это именно Баба-яга злые чары разрушила.
Культ старушек – он у нас всегда был в крови, в нашем коллективном бессознательном. Вот и Пушкин. Самые-самые его строки посвящены не Наталье Николаевне, а Арине Родионовне. «Выпьем, добрая подружка бедной юности моей, выпьем с горя; где же кружка? Сердцу будет веселей». И не один Пушкин. «Ты еще жива, моя старушка? Жив и я, привет тебе, привет...» – исходил нежностью Есенин.
Встречались, правда, в нашей истории и борцы с культом старушки. Достоевский вот руками Раскольникова старуху убил. Покусился на самое святое: кто, мол, я, тварь дрожащая или право имею? По самому светлому образу – топором. Впрочем, мятущийся Пушкин, несмотря на всю свою любовь, тоже не обошелся без убийства старухи – в «Пиковой даме». У настоящего культа ведь всегда должны быть иконоборцы.
Вот и в советские годы о стариках песни пели, школьные сочинения писали да популярные фильмы снимали («Старики-разбойники» чего стоят). Тогда были еще и старорежимные бабушки, особенные, в элегантных потертых пальто, с прямыми спинами, строгими переносицами и теплыми глазами. Носительницы особой традиции. И были другие загадочные бабушки – в белых платочках, первое осевшее в городе поколение. Они днем наводняли вместе с малышами городские парки. Не стеснялись прилюдно креститься. Неграмотные, но хранящие особую природную мудрость.
Поликлиники для многих стариков теперь стали единственным развлечением. Фото Интерпресс/PhotoXPress.ru |
И пусть в то время старикам тоже жилось несладко, и пенсия была не ахти, хрущевки без лифта строились, но это только способствовало их стойкости: им поклонялись, и это их грело. Кто был неформальной главой среднестатистической российской семьи? Бабушка! Не одно поколение в нашей стране было выращено бабушками. Бабушки были – святое. Они – первоматерия, первооснова, а все остальные вторичны.
Среди них встречались, конечно, и настоящие семейные тираны. Об этом есть советский же фильм «Ребро Адама», где парализованная бабушка (в исполнении Елены Богдановой) держала в жестком кулаке всю свою семью.
А потом этот древний культ, судя по всему, сгубила политика. В 90-е наши старики превратились в мощную политическую силу. Чувствуя свою великую миссию в нашей стране, они не пропускали ни одни выборы, следили за новостями и выражали недовольство, недовольство и снова недовольство. Они первыми были готовы выйти на улицы. И, действительно, выходили. И даже бывали задержаны милицией. Они устраивали пикеты, если что не так. И они логично вместе с коммунистами оказались в оппозиции, которая тогда с их помощью стала реальной партией недовольных. Потому что они, те старики, были активны, верили в добро и были нетерпимы к несправедливости. И они беспокоили власть. Они чувствовали себя важными и нужными. Знали, где что дешевле, и колесили по всему городу, оптимизируя городской бюджет. А их пенсии порой оказывались важной статьей общесемейного дохода.
А потом это почему-то лопнуло. Культ перестал быть культом. И песен о стариках теперь не поют, и фильмов не снимают. Что-то исчезло. Старый древний лес опустел, и избушка на курьих ножках стоит заколоченной. А Баба-яга – поминай как звали. Где-то не здесь уже, смылась в своей ступе с черным котом под мышкой.
«Дед и баба» перестали быть прежней силой. Они теперь на улицы не выходят, да и вообще больше трех даже не собираются. По лавочкам в парках да во дворах не сидят, не сплетничают. Они пересекаются разве что в коридорах поликлиник да автобусах. Коротко перекинутся, что теперь с пенсиями, – и каждый своей дорогой. Да и нынешняя история с пенсиями, отмена ее индексации работающим пенсионерам, то, как тихо и незаметно она была принята обществом, – тоже свидетельство конца великой эпохи.
Поликлиники для многих стариков стали их единственным развлечением. И даже мамы предпочитают воспитывать своих детей сами, не оставляя бабушкам. Что для нынешних подрастающих, конечно же, во благо, но...
Чего-то важного теперь не хватает. Пресловутой уверенности в завтрашнем дне, что ли. Когда знаешь, что завтра ты не окажешься одиноким изгоем, еще одним списанным, вычеркнутым из списка дееспособных. Что тебя будут слушать и услышат. Что ты станешь частью какой-то общей древней стариковской силы. Важной и нужной. Что, если припрет, ты объединишься и добьешься. Перепрограммирования тех же городских светофоров, наконец. И что тебе не страшно будет всё это оставить вот так – как оно у нас тут сейчас.