Мария Панкевич
Музыканты, друзья мои, играли, папка был за тамаду. Фото Алексея Калужских (НГ-фото)
Когда мне было нежных девятнадцать, получала я первое высшее, так сказать, образование и встретила в дешевом кафе на Фонтанке одного дизайнера полиграфических изданий. Мне он сразу понравился – веселый, старше на десять лет, с бородой. В книжках шарит. Папа – художник, весь Jazz Philharmonic Hall, что на Загородном проспекте города Петербурга, увешан его шаржами. Мама – график, знаменитую Муху окончила. Будущая свекровь для гостиницы «Москва» буквы рисовала сама, без всяческих фотошопов. «Маска» – так назывался шалман, где свела нас судьбина. Совместное хозяйство мы начали вести довольно быстро. Меня к этому склоняла творческая натура Аркадия, но еще более – творческая и скандальная фигура моей родной мамы. Я решила – с Аркашей жизнь будет веселее. Верстку освою. Ночами о Гигере разговаривать будем.
Аркадий оказался милым, но своенравным – например, почти сразу завел разговоры о женитьбе. «Я категорически против этого безумного мероприятия!» – заявляла девятнадцатилетняя я. Но он тоже не лыком шит оказался – хочу, говорит, на тебе жениться, и все тут. Или разрыв. Расставаться я не хотела. Вообще не люблю делать какие-то резкие движения, принимать решения и все такое. Родители Аркаши всячески поддерживали нас. Мать – так называл родительницу мой жених – утверждала: мы сумасшедшие. «Свадебное платье? Что за мещанство?! – возмущалась она, прикуривая сигарету от предыдущей. – Маша! Купи себе неброский практичный костюм, в котором потом сможешь ходить в институт!» «Мать! Заткнись! – бесился Аркадий. – Масенька выберет себе самое лучшее платье!»
Моя мама страшно побледнела, узнав. Мы принесли сухой торт. «Заявление подали?» – голосом утопленницы произнесла она. «Прошу руки вашей дочери!» – гордо выкрикнул Аркадий. «Делайте, что хотите!» – с досадой ответила мама. Я даже с отцом консультировалась. Скажи, отче, говорю, выходить ли замуж, пора ли? Пахан дико заржал. Сходи, говорит. Разок стоит. Потом расскажешь, как там. Ввиду всех расстройств я занималась организацией мероприятия самостоятельно. Как зомби, искала бутоньерки, букеты, приглашения, совершенно не понимая – зачем я делаю это, почему я? Только подруга Вика, посмотрев, как жадно я пью пиво утром в ресте на углу Невского и Литейного, уточнила – а ты точно хочешь замуж? Маятник уже запущен, Вика, вяло ответила я. Настроения разговаривать в то лето у меня не было совершенно.
И наступила осень, и был сентябрь – лучшее время для свадеб. 27 числа было назначено бракосочетание в самом роскошном дворце на Английской набережной – ЗАГС номер один, первые браки у обоих, поэтому. Часов семь в очереди просидели, рабочий день, считай. Так вот – я очень терпелива. Нашли мы это красное-прекрасное платье в испанском стиле. Белую фату с красной оборочкой. Белые чулки и красную подвязку. Искусственные маленькие цветы, которые втыкают в голову. Белые туфли купил мне отец, они даже были на небольшом каблучке. Когда я попросила белую меховую накидку сверху – конец сентября, не май все же, – он напугал продавщиц во Владимирском пассаже. Не зима, говорит. Перебьешься, говорит. Банкет мы решили справить в баре «Циник», где в то время люди уважали на столах отплясывать. Держал это славное место барабанщик группы «НОМ». Романтичный Аркадий заказал гостиницу в Доме композиторов.
А свадьба на носу. И вот я утром, как королевна, нервничаю в салоне косметическом. Парикмахер с маман спорят – прямой пробор или косой. Я курить бегаю – пепельницу у зеркала не ставят, хоть и самый важный день в жизни. Один маленький мальчик мне сказал даже, что я красивая, прямо на улице. Я чуть макияж на него не обронила. Свидетельница моя приехала, Катерина. Спецом в фиолетовый с золотым покрасила патлы свои кудрявые. Давай, говорит, погнали, регистрация через полчаса. От падре моего требовалось всего две вещи: 1) купить букет невесты 2) найти машину для невесты. С первой задачей папка справился превосходно. И когда я бежала через двор в корсете за юбкой, то спалила: он в «Армани» и с коньячком, соседей поит. Дочку, уверяет, замуж выдаю. Но с машиной он облажался, а может, на случай понадеялся. Поэтому за пятнадцать минут (я еще не умела тогда чулки надевать и долго возилась), он принялся активно ловить частника до ЗАГСа. Остановилась «шаха» с веселым узбеком за рулем. Папа как самый главный на переднее уселся, фляжку достал. Мы втроем сзади; брат фаты гребешок мне в голову локтем вбивает, типа, подвинься; я двигаюсь, мамаша верещит. Батя юморит – типа, смотри, какой я лох, дочку замуж выдаю, а калым не взял.
Пробки. Где-то в пакетах непрерывно звонят наши телефоны, но они где-то, в пакетах. Мне жаль, что мой новоиспеченный супруг нервничает. Регистрация начинается, и я начинаю кричать матом на узбека, тот нарушает, укоризненно что-то говорит отцу – а тот гордо, моя кровиночка же – и так непринужденно мы допираем до ЗАГСа. Бедный Аркадий уже не чаял меня увидеть. Быстро-быстро устремились мы по прекрасной лестнице Дворца бракосочетаний на второй этаж; там нас заставили заплатить за обязательную фотосъемку и обязательную мелодию под речь тетеньки. Я выбрала мелодию из кинофильма «Мой ласковый и нежный зверь» и смеялась; я все время смеялась. Потом все стали дарить цветы; в этот-то момент мне и удалось улизнуть.
Есть такой обычай – засыпать молодеженов всякими крупами и мелкой деньгой. Моей подружке зернышко проса попало в накрашенный глаз, она долго плакала; такой участи себе я не желала и обломала наших фотографов. Свои тонкие сигареты я курила тихо, у водостока стены ЗАГСа, но толпа все же нагрянула, и пришлось бросать свадебный букет, даренный папкой. К сожалению, невеста не видит, кому она кидает букет, поэтому я нечаянно зарядила им по лысине мужу моей одноклассницы. Впрочем, он мне никогда не нравился. Цветы отскочили и попали в руки какой-то девочке – и это был радостный момент.
Фотосессия у Исаакиевского собора миновала. «Что вы делаете, ей же больно!» – возмущалась моя подруга. Но мамаша втыкала мне в голову фату непреклонно; так я поняла, как тяжело, наверное, быть женой. В баре «Циник» все было весело. Музыканты, друзья мои, играли; папка был за тамаду. Но и неловкий момент возник. Муж моей одноклассницы, совершенно очевидно, что из-за синяка на лысине, предложил поцеловаться и «родителям невесты». Надо было видеть эти взгляды – как они друг на друга посмотрели! Весь зал затих. Мама покашляла, отец отшутился. Гости пили как в последний раз. Водку там подавали в белых чайничках – примочка заведения. И когда я шла в туалет, думая, что же делать с этими чулками и поясом, сорокалетний реставратор Витюша танцевал. Он трэшер и тряс своими иссиня-черными волосами и торсом делал эдак незамысловато – вперед-назад.
Я не успела увернуться, и Витя мне подбил затылком в танце правый глаз. Искры посыпались, администрация «Циника» принесла мне лед. Я перестала выделываться и старалась не вставать из-за свадебного стола. Впрочем, втайне от мужа выпила сто грамм с музыкантами. Аркадий поступил аналогично. Шампанского было море разливанное, братец вырывал гитару у музыкантов, Витюша приставал к моей матери, отец свалил по-английски. Когда удалось усадить всех в машины, группа товарищей пошла нас провожать к Дому композиторов. Витюша был еще бодр и прямо у гостиницы внезапно схватил меня на руки. «Отпусти!!!» – заорали все. Но Витя кружил меня, кружил, а потом уронил спиной на оградку между газоном и асфальтом. Это было больно, и я даже разревелась при мысли о брачной ночи.
Но хоть эта ночь прошла спокойно – в гостиницу нас пустили, я вынимала шпильки из залаченных волос, Аркадий открывал конверты и проклинал гостей. Лак из волос я вымывала чертовски долго, мой супруг задремать успел. Утро все же наступило. И вот я, замужняя уже женщина, прячусь за арочкой, потому что не смекнула взять вещи переодеться, – ну не была я в гостиницах до того случая ни разу. В том же красном испанском свадебном наряде, как назло. Фату я выкинула. Мой первый муж ловит машину, и снова везет узбек, только хатка наша на проспекте Большевиков называется теперь «семейное гнездышко». У меня опух не то что глаз – прям пол-лица. Еле получается сесть в машину, очень болит спина. Водитель всю дорогу молчит, я кидаю злобные взгляды на фонари, людей, собак; молчу тоже. Цветов еще целый багажник. Половину маман добрая забрала. И только после того, как Аркадий рассчитался за поездку, узбек ехидно сказал: «Что, братан, не девочкой взял?»
