Песни сапожника

В Кимрах сохранились целые кварталы деревянных домов в стиле модерн. Фото автора

В расписании московских электричек савеловского направления города Кимры не найти. Однако пригородный электропоезд до этого населенного пункта ходит. Станция Савелово (путь до нее от вокзала занимает чуть более двух часов) находится в черте Кимр – районного центра Тверской области с населением около 50 тыс. человек. Когда-то Савелово было отдельно стоящим селом на правом берегу Волги, но в начале прошлого века вошло в состав города Кимры. Моста же между двумя частями города не существовало вплоть до конца 70-х годов. Строить капитальную переправу через Волгу с высоким пролетом под круизные теплоходы – дело недешевое. И в левобережную часть раньше нужно было переправляться на пароме. Именно на савеловской промышленной стороне города находится машиностроительный завод, где 100 лет назад ремонтировали паровозы для узкоколеек, а в годы первых пятилеток делали гидросамолеты. Кстати, великий авиаконструктор Андрей Туполев – уроженец этих мест. Ему в городе поставлен памятник.

А еще в Кимрах, когда они были селом, родился Александр Фадеев, его имя сегодня носит набережная Волги. Будущего классика советской литературы ребенком увезли на Дальний Восток, но в своем родном городе он бывал во время войны как корреспондент – в период битвы за Москву здесь проходила линия фронта. Близ набережной Фадеева возвышается здание крупной обувной фабрики, и неспроста. Этот город и его окрестности – известнейший в России край башмачников. Обувная специализация у Кимр появилась еще в ХVII веке – возможно, из-за того, что местные почвы болотисты и не слишком пригодны для земледелия. Как бы то ни было, но уже в годы Северной войны Петр I размещал в Кимрах крупные заказы для армии и сам носил местные сапоги, пренебрегая немецкой и голландской продукцией. С тех пор в Кимрах шьют обувь всевозможных фасонов, удовлетворяя и простонародный, и самый изысканный вкус. Кустарное производство сменяли артели и мануфактуры, потом появились советские фабрики с их массовыми сериями и пятилетними планами. Механизация труда, как водится, вытесняла старинные традиции ручного производства туфель и башмаков.

Об эпохе кустарей-надомников ныне напоминают деревянные фигурки работы талантливого художника-самоучки Ивана Абаляева в Кимрском краеведческом музее. Простой потомственный сапожник, уроженец Тверской земли, Абаляев не получил никакого образования, но созданные им в часы досуга скульптуры вызывают интерес и рядовых посетителей, и профессионалов-искусствоведов. Этот «певец сапожного царства», как и многие его земляки, ушел на фронт в начале Великой Отечественной войны и погиб в бою. Экскурсоводы рассказывают также об особом жанре «песен сапожника», исполнявшихся умелыми ремесленниками в процессе работы. В приволжском селе было немало народных талантов, сочинения которых изучают фольклористы и чтят земляки-потомки. Так что давний спор о том, что выше – сапоги или Шекспир, – еще далеко не закончен. Вообще у русских сочинителей с обувью особые взаимоотношения. Толстой собственноручно тачал сапоги, Зощенко умел подбивать подметку и ставить каблук. А известный поэт Сергей Клычков, революционер-подпольщик и закадычный друг Сергея Есенина (он пил с автором «Москвы кабацкой» и в канун злосчастной поездки в Ленинград в декабре 1925-го), родился в семье сапожника-старообрядца неподалеку от Кимр – в подмосковном Талдоме. Этот городок, воспетый в 20-е годы Михаилом Пришвиным, – тоже часть «башмачной страны», раскинувшейся между Московской и Тверской губерниями. Но сегодня найти здесь мастера, умеющего сшить пару отличных ботинок, уже не так-то просто: традиции уходят.

Рабочее место сапожника-кустаря начала ХХ века. Деревянная скульптурная композиция из музея.

И, конечно, у всех приезжающих в Кимры возникает сакраментальный вопрос: справедлива ли поговорка «Пьет, как сапожник»? Не будем ханжами: ремесленники в старой России и вправду пили много. Кустари-башмачники – не исключение. Удачно сбыв партию готового товара в Москве, Твери или Ярославле, кимряки не упускали случая хорошенько «спрыснуть». Но особенно в этом деле не усердствовали, меру знали. Благодаря такой сознательности жителей Кимры были в ХIХ – начале ХХ века зажиточным промышленным селом (получение статуса города требовало уплаты высоких налогов, а деньги обувные короли считать умели). С отдельными неизбежными случаями пьянства здесь, как могли, боролись. Символично, что основанный в 1918 году Кимрский краеведческий музей расположен в здании бывшей чайной, где до революции базировалось Общество трезвости. Здесь проходили литературные вечера, концерты, выступали как местные таланты, так и заезжие столичные артисты. Собиравшиеся в этих стенах сапожники опровергали стереотип о людях этой профессии, якобы склонных к алкоголизму больше других. Кстати, еще три четверти века назад понятия «кимряк» и «сапожник» считались синонимами.

От тех времен в Кимрах сохранились целые кварталы частных домов в стиле модерн. Датировка у них необычная – 1920-е годы. В годы НЭПа крепкие ремесленники, врачи, торговцы строили себе вычурные теремки на манер творений Шехтеля и Кекушева, а точнее – их провинциальных подражателей. В столицах бушевала революция и господствовал авангард, а в маленьких Кимрах возводились псевдорусские избы и квазинемецкие фахверки – иной раз даже с советской символикой на фасаде. 

Такой вот «пережиток буржуазной эстетики» в стране победившего социализма. Кто же запретит владельцам домов строить их так, как нравится? Улицы, где стоят эти удивительные памятники деревянного зодчества, доныне носят имена большевистских вождей – Кирова, Орджоникидзе, Урицкого... 

И если башмачная история Кимр привлекает сюда историков промышленности, этнографов и социологов, то «запоздалый модерн» этого города влечет любителей архитектурных редкостей, краеведов, художников. В этом краю туманов есть на что посмотреть.