Про массаж псевдокипящим слоем и руки, заменяющие глаза

Настоящий врач – всегда кудесник. Генрих Семирадский. Доверие Александра Македонского к врачу Филиппу. 1870. Национальный художественный музей Республики Беларусь, Минск

Как все-таки важно, когда задана некая планка, когда есть с чем сравнивать, от чего отмерять. У нас сейчас с этим особенно большие проблемы. Личности исчезают, и происходит стремительная шантрапизация. Причины этого анализировать не буду. Тем более что они очевидны. Я лучше расскажу о человеке, который на сегодняшней день является для меня такой бесспорной планкой. Причем в области, которая разрушается на глазах и при этом важна, как никакая другая, – в области медицины.

Зовут этого человека Марк Григорьевич. Он врач-невролог с огромным стажем работы, с огромным стажем спасения людей. Это не просто красивая фраза. Когда он был заведующим неврологического отделения 72-й московской больницы, он брал к себе в отделение тех больных, от которых в других больницах отказывались. И почти всегда их спасал. Сразу оговорюсь, что 18 сентября этого года больницу ликвидировали (наверное, это и есть та самая оптимизация, о которой столько сейчас толкуют). Марк Григорьевич со смехом рассказывал, что ему написали в трудовой книжке: «Уволен в связи с ликвидацией». Ликвидацией чего – не уточнили. Видимо, ликвидировали Марка Григорьевича. За ненадобностью. Действительно, зачем нужен доктор, с которым больной не может не сравнивать других врачей и сравнение с которым чаще всего не в их пользу? Марк Григорьевич ничего для этого не делает и ни о ком не говорит плохо. Просто он существует и тем самым задает планку, которой трудно соответствовать.

Марку Григорьевичу около восьмидесяти лет. Он смолоду страдал неизлечимой болезнью глаз. Окончив медицинский институт, он работал, работал, работал. Пять лет назад случилось то, к чему его приговорили давным-давно. Он окончательно ослеп. Но и слепой продолжал работать.

Я к нему попала совершенно случайно, но эта случайность меня спасла. У меня были серьезные проблемы с позвоночником, невыносимые боли длились четыре месяца – пока я не встретила Марка Григорьевича. Было множество дорогостоящих консультаций с единственной рекомендацией: операция. Подобные операции делаются, сказали мне, только под общим наркозом, который мне по некоторым причинам категорически противопоказан. Я пыталась выяснить у хирургов, что же мне делать, но они пожимали плечами и советовали поговорить с анестезиологом.

А кудесник не жалуется на судьбу – ему жалуются. Виктор Васнецов. Встреча Олега с кудесником. 1899. Иллюстрация к «Песни о вещем Олеге» А.С. Пушкина. Государственный литературный музей, Москва

Вот со всем этим я и пришла к Марку Григорьевичу, о котором узнала от своей живущей в США однокурсницы. Она слышала о Марке Григорьевиче много чудесного и, ненадолго попав в Москву, успела у него побывать. Ей стало лучше после первого же сеанса. Но, к сожалению, ей пришлось уехать в США. «Пойди к нему. Он кудесник», – настаивала подруга. И я пошла.

Он принимал в той же больнице, где когда-то в течение многих лет заведовал отделением. Поступив на работу в эту больницу, он тогда же, в конце 1960-х, поменял квартиру, чтобы быть рядом и иметь возможность ночью посещать больных, когда им становится худо. Теперь я была у него в маленьком кабинете на первом этаже. Он выслушал меня спокойно, без спешки и предложил лечь на кушетку, рядом с которой стояла на столе разная замысловатая аппаратура. Марк Григорьевич пощупал мою спину своими необыкновенно зрячими пальцами и приступил к лечению. Он водил по спине какими-то шумными массажерами со сложным названием (массаж псевдокипящим слоем – вот как это называется), ставил какие-то вакуумные банки, и, когда кончил все это делать, я встала и пошла. Я прошла всего несколько шагов от кушетки до стула, но прошла их так, как давно уже не ходила – без муки, без желания немедленно сесть и отдышаться. Боль исчезла. Не навсегда, конечно. Мне пришлось повторять эти сеансы, но это была уже новая эра, где боль вполне выносима, где можно ходить, жить, дышать и о ней не думать. Мне даже удалось попутешествовать по пересеченке в красивейшем уголке Уэльса. Меня вернули к жизни. От меня не отмахнулись равнодушным: «Говорите с анестезиологом». Я обошлась без операции. А аппаратик, с помощью которого меня спасал Марк Григорьевич, он когда-то купил на выставке медицинской аппаратуры. Но мне почему-то сдается, что слушается этот аппарат только Марка Григорьевича и признает только его руки.

А руки у него особенные. Они заменяют ему глаза. Он просит пациента положить на стол руку, берет ее в свою, держит, и можете быть уверены, что диагноз поставлен. Он вообще читает вас как открытую книгу. Он, конечно, всегда был таким, а слепота только усилила его зоркость, чуткость и проницательность. И когда он своим внушающим невероятное доверие глуховатым спокойным голосом просит вас закрыть глаза и, положив руки вам на голову, говорит после каждого сеанса с ударением на «всё»: «Всё будет хорошо, всё у вас получится», – то верьте ему.

И как не верить человеку, который, будучи незрячим, ездит с женой в Серебряный Бор гулять и купаться до самой зимы? Как не верить человеку, который любит музыку и ходит на концерты, который слушает аудиокниги и который, проявляя невероятную изобретательность, так устраивает свою жизнь, что с ним разговаривают часы, сообщая ему время и напоминая обо всем, о чем ему надо помнить? С ним разговаривает компьютер. Кажется, с ним разговаривает всё, что его окружает, благодаря чему он и сегодня в курсе всех новейших достижений медицины. Как не верить человеку, который, придя с работы и обнаружив, что сантехник не справился с краном, немедленно починил его сам? А летом он перекрыл на своей старенькой даче крышу. «Жена очень нервничала, когда я лез на крышу», – смеясь, говорит он. А еще он натянул на даче провода, чтоб самостоятельно передвигаться по всему участку.

Да, моя подруга была права – он кудесник. Только кудесник умеет вести себя так, что не он жалуется на судьбу, а ему жалуются. Ему жалуются, а он внимательно слушает и спасает. Его все любили в той больнице, куда я к нему ходила. Все, включая охранника. Пациенты готовы были говорить с ним не только о своих хворях и недугах, но и о личных проблемах.

Короче, получается, что битый небитого везет. Но так и есть. Раз живет где-то рядом Марк Григорьевич (слава богу, не ликвидированный окончательно), то всё будет хорошо. С ударением на ВСЁ.

А женился он еще в институте. Его жена – тоже врач. Они учились вместе. Она знала о его неизбежной грядущей слепоте, но все равно вышла за него замуж. И наверняка не жалеет об этом.

И вот еще что. Я то и дело забывала, что он слеп. Вошла раз в его кабинет, а там темнота. «Что вы свет не зажжете?» – невольно вырвалось у меня. А Марк Григорьевич как-то осторожно, но в то же время уверенно подошел к выключателю и включил свет. Правда, он и без выключателя умеет это делать. Ведь он же кудесник.