"Помните, что нет ничего на свете ценнее человеческой жизни"

Алексиевич обступали парижане, интересующиеся русской культурой.

Лауреат Нобелевской премии по литературе 2015 года Светлана Алексиевич 3 ноября провела встречу с читателями в книжном магазине Compagnie в центре французской столицы. Писательница признала, что не жалеет об «исчезновении советского человека», а историю России и СССР считает «страшной». 

Алексиевич обступали парижане, интересующиеся русской культурой, – участники левых движений, потомки белых эмигрантов, выходцы из Польши. Многие из них прочитали книги писательницы еще в 90-е и не рассчитывали, что смогут увидеть Алексиевич вживую.

«Забавная обложка», – говорит один посетитель магазина другому, показывая на книгу Алексиевич. На фолианте изображена бедно одетая пенсионерка, вопреки всему вышагивающая с красным флагом. Собеседник соглашается и говорит что-то о сталинистах. Участники разговора и не подозревают, что участвуют в мероприятии, частично организовывавшемся именно ими: желающих получить автограф Алексиевич руководство магазина выстроило в очередь. Тем временем писательница по не зависевшим от нее причинам опаздывала.

«Как жаль, что нельзя поговорить, – говорит на входе Алексиевич, когда узнает, что встреча планируется недолгой, и сразу же продолжает громче: – Я выступаю в поддержку новых форм в литературе, писателям есть чему поучиться у архитекторов и музыкантов, мои тексты – это история красного человека, но рассказанная не мною, а им самим. Это страшная русско-советская история, уже подошедшая к завершению». Представитель магазина задает вопрос про политику. Алексиевич отвечает: в современной России всё – политика. «Выключить русское телевидение – это уже политический жест. Достаточно сказать, что вы против Путина, и вы уже будете зачислены в предатели. Но я не занимаюсь политикой, мои цели совершенно иные, меня интересует литература».

Писательница еще не успевает закончить, как менеджеры объясняют собравшимся, что она устала: «Вчера выступала в театре и сегодня не сможет говорить долго». Но понимающему по-русски слышится другое: Алексиевич хочет выступить, только ей не разрешают. После короткого монолога начинается автограф-сессия. «Больше одной книги на подпись не берите, – предупреждают менеджеры. – Иначе у писательницы не хватит времени».

«Эту книгу подпишите Алену, замечательному человеку, – говорит первая почитательница творчества, занявшая место в очереди заранее. – Писать можете по-русски, проблемы с языком не будет». «Дорогой... дорогая... Ален – это он или она?» – спрашивает по-русски Алексиевич, две переводчицы, находящиеся рядом, наперебой объясняют: Ален — это он. «Ален – мой зять, он полицейский, очень интересуется Россией», – не понимая русского, громко говорит француженка.

«Эту книгу подпишите для моего родственника», – говорит следующая читательница в очереди. «Как его зовут?» – осведомляется Алексиевич. – «Оливье». «Оливье, как салат по-русски», – сообщает переводчица и тут же замечает, что кто-то в очереди оживился. «Оливье – это самый высокий класс в России, это наш национальный символ!» – оправдывается комментаторша. Алексиевич тем временем вступает в разговор: «Оливье – это он или она? Как подписывать?»

Многие отстояли очередь к писательнице только для того, чтобы выразить Алексиевич свое восхищение. Фото автора

Наблюдая происходящее вблизи, понимаешь: писательнице приятно, что за ее творчеством следят не только французы. «Монсеррат? Вас зовут Монсеррат? Вы из какой страны?» – «Из Аргентины» – «На каком языке говорят в Аргентине?» – спрашивает переводчиц Алексиевич. Но аргентинских читателей почему-то оказывается трое, и через некоторое время писательница повторяет тот же самый вопрос. «Я не была в Аргентине, – объясняет вполголоса Алексиевич, – зато была в Мексике. Там очень интересно, там живут индейцы».

«Для кого мою книгу подписать? Для Доминик? Доминик – это я знаю, это мужское имя», – говорит по-русски Алексиевич. «Женское», – парирует переводчица. «Мужское, – настаивает Алексиевич, – это точно». «Это может быть и мужское имя, и женское, но в данном случае женское, – вмешивается русскоговорящий француз, и Алексиевич, уступив, что-то пишет на первой странице книги.

Невозможно представить, чтобы разговор с читателями прошел без упоминания России. «Я аудитор, занимаюсь проверкой финансовых операций во Франции, в ближайшее время поеду в Москву, у меня там стажировка на три месяца, – говорит один из стоящих за автографом, когда приходит его черед, – вот почему интересуюсь русской культурой и купил вашу книгу». «Да, в России есть что проверять», – реагирует Алексиевич. «Очень много коррупции», – переводят французу. Российскую тему продолжает следующий читатель. «Я увлекаюсь Украиной, учу русский язык, чтобы иметь возможность ездить в Украину, уже бывал там». – «Какой молодец! Но чтобы ездить в Украину, наверное, стоит учить украинский», – говорит Алексиевич. «Не обязательно, – вмешивается французская переводчица, – русского для Украины и для Белоруссии достаточно». «Моя фамилия Велицкий, – говорит еще один читатель, – но я не знаю, мои предки русские или украинцы». – «Я тоже не знаю», – честно отвечает писательница.

Некоторые парижане отстояли очередь только для того, чтобы выразить Алексиевич свое восхищение. «Я психоаналитик и постоянно имею дело с опросом пациентов, и, мне кажется, то, что я делаю, близко к тому, чем занимались вы, когда интервьюирвали людей, переживших Чернобыль. Я хотела пригласить вас на нашу конференцию – но теперь вы слишком знаменитая», – говорит одна из читательниц, когда подходит ее очередь. «А я режиссер-документалист и еще в конце 1980-х собирался снять документальное кино о Чернобыле, но потом прочитал ваши книги. И после этого я понял, что вы, по сути, выполнили эту работу», – говорит другой читатель.

Рассуждения некоторых парижан явно ставят Светлану Алексиевич в тупик, хотя все же она находит, что ответить. «Вашу книгу я покупаю в подарок моему двоюродному брату, но я видел его в последний раз в 1970-е годы, тогда он был сталинистом. Подпишите для него, пожалуйста». «Я подпишу, – обещает Алексиевич, – но сейчас, я надеюсь, он не сталинист?» «Не знаю, передам ему и узнаю», – смеется француз. Следующий читатель тоже просит подписать книгу для своего знакомого. «В 1980-е годы я работал в Афганистане, в Кабуле, прочитал вашу книгу «Цинковые мальчики», и на меня она произвела большое впечатление. У меня есть друг, он занимается торговлей оружием в Афганистане. Я хочу подарить ему вашу книгу, пожалуйста, подпишите ее для него». Алексиевич поднимает ручку и задумывается – какие слова найти? Книгу о гибели людей подписать для торговца оружием. Не просто.

Возможно, в этот момент Алесиевич вспоминает случай, произошедший незадолго до этого и едва не поставивший ее в тупик. «Вы нобелевский лауреат! Первый нобелевский лауреат, которого я вижу, – прокричал один из читателей, когда до него наконец дошла очередь. – Подпишите книгу для меня, но никаких слов не нужно, только распишитесь, и все!» «Не надо так, нобелевские лауреаты такие же люди, как и остальные», – отреагировала Алексиевич. И написала на обложке что-то для восторженного человека.

И теперь, опустив ручку на бумагу, тоже нашлась: «Дорогому Дидье, который торгует оружием. Помните, что нет ничего на свете ценнее человеческой жизни».

Париж