О бабах и барах

Историческая встреча рас и цивилизаций может выглядеть и так. Фото Reuters

Путешествия – это приключения не только в пространстве, но и в языке, культуре, образе мыслей. И чем причудливее приключение, тем дольше мы его помним. Сегодня я расскажу вам о поездке в Германию, которую я совершил в юности.

Начну с того, что вообще мог не попасть в Германию. За несколько недель до поездки мне по электронной почте поступило предложение поработать летом переводчиком в Центральной Африке. Я задумался. Посовещался с родителями. Наслушался ужасов. Что в лучшем случае у меня там зубы выпадут. Поскольку письмо мне пришло на английском, на английском же я и ответил. «Hot black girls (горячие темнокожие девушки), – писал я потенциальному работодателю, – violent sexual rites (дикие сексуальные обряды) – all this is very seductive, but (все это очень соблазнительно, но…)»...

Вот так я попал из огня да в полымя. Из виртуальных джунглей – в Германию на растерзание родственникам. С тех пор, впрочем, при виде чернокожих девушек некоторое время меня разбирал нездоровый истерический смех. Так, едучи на велосипеде по баварскому городу Бамбергу вслед за дядей Сережей, я увидел рядом со школой стайку… кого бы вы думали? Да! Именно hot black girls! Я притормозил, подмигнул им, старшеклассницы что-то закричали – то ли радостно (вот, дескать, настоящий ценитель!), то ли возмущенно (что за грязные домогательства?). Меня это увлекло. Тут обернулся дядя Сережа, уехавший уже далеко вперед, и крикнул:

– Догоняешь?

Нужно пояснить, что на самом деле он мой двоюродный дедушка, профессор и доктор медицинских наук, автор 16 учебников, ряда книг мемуаров и сборников биографий европейских врачей. На тот момент ему было 82 года. Было очень интересно услышать от него это слово. Вообще-то я предпочитаю литературный язык, но считаю, что с ворами нужно быть вором, а со святыми – святым. Поэтому я, солидный 20-летний студент, был вынужден ответить на доступном ему жаргоне:

– Не, не катит! Вы гоните!

– Не тормози! – сурово ответил он и поехал еще быстрее. Пришлось догонять. Так была сорвана историческая встреча рас и цивилизаций.

К тому моменту, впрочем, я уже встречался в Бамберге с одной девушкой из русскоязычной общины. В своей розовой детской наивности, столь свойственной великим ученым, дядя Сережа искренне верил, что все свободное время я буду шляться с ним по городу и выслушивать долгие, тщательные объяснения, почему ту или иную площадь назвали в честь того или иного деятеля, чем он знаменит и сколько братьев у него было. Каково же было его разочарование!

– Что ж ты за человек! – неистовствовал дядя Сережа. – Все по бабам да по бабам!

– По барам, – терпеливо поправлял я. – Баба-то все та же. К тому же в одном из баров, который обслуживает польская эмигрантка, я учусь польскому языку. Вот, например, «вонючий козел» – это «шмердзёнци козэл», а «сексуальный маньяк» – «злыдень писюкастый». Не обижайтесь, дядюшка, это я не про вас.

Дядя Сережа отыгрался ближе к моему отъезду в Москву. Неожиданно выяснилось, что у меня не хватает двух пар штанов.

– Ага! – радостно закричал он. – Не знаешь, говоришь, где искать? Зато я знаю!

Тут он пошло захихикал.

– Дядя Сережа, – устало проговорил я. – От дома Ани до нашей квартиры – пятнадцать минут хорошим шагом. Даже если учесть, что возвращался я, как правило, ночью, это, согласитесь, маловероятно.

Игнорирование правил поведения за столом для одних – норма, для других – свидетельство крайней степени нравственного падения. Кадр из фильма «Авария – дочь мента». 1989

Он злорадно улыбнулся:

– Ой ли?

– Ой ли! – резко ответил я. – Не знаю уж, на что там вы в свое время были способны, но лично я не могу пройти по городу полтора километра в семейных трусах. Смотрите, наконец, фактам в лицо и хватит уже судить по себе!

Я вышел, решительно хлопнув дверью. Внизу, у автобусной остановки, ждала Аня со штанами… купленными для меня в магазине. Мы собирались поехать в кафе. Тем временем к нам подошли русские парни и девушки.

– Ой, вы что, итальянцы? – спросили они почему-то по-русски. Предполагалось, наверно, что каждый образованный итальянец должен знать этот великий и могучий язык.

– Да, – с достоинством ответили мы. Нужно сказать, что у нас обоих карие глаза и темные волнистые волосы примерно до плеч.

– А откуда русский знаете? – одумались наконец они.

– Жили в Москве лет пять, – объяснил я. И добавил для правдоподобия: – Точнее, пять с половиной.

– А ругаться умеешь? – последовал самый прогнозируемый вопрос. – Ну, знаешь там: пошел на… иди в...?

– Я таким примитивом не пользуюсь, – брезгливо ответил я. – Если только: итить твою мать за ногу под забором три раза к ряду с переподвыподвертом.

У ребят полезли на лоб глаза. С боязливым восхищением, даже с благоговейным ужасом они похвалили меня и отошли в сторону. Нет бы попросить: а скажи что-нибудь по-итальянски! Я почувствовал бы себя как Довлатов на экзамене по немецкому, на котором он не знал ни слова, кроме «Маркс» и «Энгельс». Я пропел бы, наверно: «Са-анта-а-а Лючи-и-ия!» Думаю, это все равно было бы лучше, чем «Бенито Муссолини».

Теперь, впрочем, мои познания в итальянском несколько расширились. Теперь, например, я знаю, что «кэ бэлла!» – это «какая красивая!». Одна моя бывшая девушка рассказывала, как в Италии некий сеньор восторженно трепал ее за щечку, восклицая при этом:

– Que bella, que bella!

А ей все слышалось родное, русское:

– Кобыла, кобыла!

В те же годы я решительно продвинулся и в изучении испанского. Я узнал, как будет «почему» – «por que». Приятельница из моего же языкового вуза, поэтесса Вера, рассказала мне по этому поводу следующую историю. Как-то раз на занятии по испанскому она должна была устно переводить предложение: «А Хулия осталась дома». Восприняв его лишь на слух, она долго и безуспешно пыталась вникнуть в его смысл и в конце концов робко начала:

– Por que?..

– Но это же не вопросительное предложение! – удивилась преподавательница.

Когда б вы знали, из какого сора!..

Это напоминает мне другую историю из бурной и непростой жизни поэтессы Веры. Как-то раз на паре по английскому она должна была распределить с подружкой роли в диалоге.

– Ты кто? – спросила Вера.

– Я Би, – ответила ее подружка, выбрав между А (Эй) и В (Би).

– Я тоже би, но читать-то за кого будешь?! – вспылила Вера.

Да… Когда-то я удивлялся, узнавая, что девушка занималась лесбийской любовью и курила травку. Теперь я удивляюсь, узнавая, что ничего такого она не делала.

Но вернемся к моей поездке в Германию. Отдельной поэмы заслуживает немецкая сожительница дяди Сережи, фрау Марта. (Не беспокойтесь, ей было 73 года.) Приличная, порядочная, пунктуальная и неплохая, в общем-то, женщина, она постоянно изводила меня правилами этикета. Можно сказать, что она была настоящей «этикеткой». Если я, забыв на секунду, что я на официальном приеме у королевы, клал ненароком локти на стол, она тут же передразнивала меня, делая при этом какое-то тупое, деревянное лицо, и говорила: «Du sitzt, wie ein Bauer», что означает: «Ты сидишь как крестьянин». Для нее, уроженки Берлина, это, вероятно, было крайней степенью нравственного падения и духовной деградации.

Однажды я взял из общей миски картофелину и положил ее в свою тарелку, но не вилкой, а ножиком. (Я получаю острое садистское наслаждение, вонзая его острие в теплую, трепещущую плоть вареной картошки.) Что тут было, я описывать не стану. Достаточно лишь сказать, что после обеда, проходя по коридору, я услышал с кухни ее изнеможенные вздохи: мол, нет, нету моих силушек больше, не сяду я с таким за один стол!

– А в одном поле? – спросил я, к счастью, негромко и по-русски.