Они упали оба. Но император встал...

В глазах художника и покушение на убийство может быть грациозным. Дж. Дж. Райнер. Покушение на жизнь императора Франца-Иосифа.1853. Венский музей

Сегодня только наивный, аполитичный флегматичный человек может позволить себе не участвовать в массовой, можно сказать, всенародной борьбе с фальсификацией истории. Достаточно набрать в любом приличном поисковике нужные  слова, и перед вами откроется во всем размахе борьба за историческую правду. В ней участвуют профсоюзные  конференции, партийные собрания, сельские сходы, пенсионерские пикеты, казачьи патрули...

В течение последних двух лет информационное пространство просто кипит от народного возмущения. В Старом Осколе коммунистами и комсомольцами была проведена протестная акция под названием «Сванидзе, хватит врать!». В Донецке на проросийском митинге участники выступили против увековечивания в Украине памяти Мазепы, осуществив символическую публичную казнь предателя России путем повешения на площади чучела вражеского национального героя.

Аналогичная работа проводится в Украине, где разворачивается борьба с российскими фальсификаторами истории, пытающимися лишить украинцев своей истории и государственности. 

Если взглянуть на эту ситуацию спокойно и отстраненно – возникает ощущение какой-то психической напасти. И все это построено на вечной и нехитрой формуле «мы и они». Или «свой и чужой». Этому противостоянию тысячи лет, не принесших массам никаких иных правил  поведения.

Однако такое поведение было. О нем рассказал замечательный австрийский писатель Йозеф Рот в книге «Марш Радецкого». 

Предок рода Тротта получил дворянство за участие в знаменитой битве при Сольферино, когда был в чине лейтенанта. История началась с появления на поле боя императора Франца Иосифа.

Вышло так, что Тротта находился неподалеку от его величества, когда тот поднес к глазам бинокль. Юный романтик постреливал в сторону врагов, млея от присутствия рядом императора, пока не заметил,  что через пару секунд со стороны неприятеля прилетит снайперская пуля. И это «продиктовало лейтенанту поступок, который навеки вписал его имя в историю этого полка. Он обеими руками надавил на плечи монарха, стремясь прижать его к земле. Лейтенант, видимо, надавил слишком сильно. Император упал тотчас же. Сопровождающие бросились к упавшему. В этот момент выстрел пробил плечо лейтенанта той самой  пулей, что была уготована  сердцу императора. Пока тот поднимался, упал лейтенант. Вскоре над ним склонился Франц Иосиф с вопросом, как зовут раненого героя.

«Тротта через месяц выздоровел. Когда он вернулся в свой южновенгерский гарнизон, он уже был обладателем капитанского чина, высочайшей из наград – ордена Марии-Терезии – и дворянства. Отныне его звали: капитан Йозеф Тротта фон Сиполье». 

Но это только начало истории. С той звездной минуты Тротта решил всю жизнь посвятить армии. Он был женат, у него рос сын, который ходил в школу. Однажды бравый отец, не любивший читать, увидел на столе  книгу, раскрытую на том месте, где рассказывалось о том великом и памятном сражении. Дальнейшее нельзя не цитировать: «В битве при Сольферино наш император и король Франц Иосиф Первый подвергся великой опасности. Монарх в пылу битвы отважился прорваться так далеко вперед, что вдруг увидел себя окруженным вражескими всадниками. В этот миг величайшей опасности к нему подскакал юный лейтенант на взмыленном коне, размахивая саблей. Ого! Какие удары посыпались тут на головы вражеских всадников». И далее: «Вражеское копье пронзило грудь молодого героя, но большинство врагов уже полегло. С мечом в руках юный бесстрашный монарх мог уже легко отражать все ослабевающие нападения. Вся кавалерия противника была тогда взята в плен. А юный лейтенант – рыцарь фон Тротта было его имя – получил величайшую награду, которой наше отечество отмечает своих героических сынов: орден Марии-Терезии».

Капитан Тротта с книгой в руке нашел жену и с побелевшими губами тихо спросил, знаком ли ей этот бесстыжий отрывок? Она с улыбкой кивнула.

– Это ложь! – крикнул капитан, швыряя  книгу.

– Но это ведь для детей, – успокаивала его жена. 

Капитан в этот час всегда играл в шахматы. Он снял саблю с вешалки, подпоясался и вышел из дома. В кафе он молча проиграл две партии и только потом, рукой отбросив застучавшие фигуры, сказал своему партнеру:

– Со мной сыграли дурную шутку.  Я никогда не служил в кавалерии. А эти бесстыжие писаки детских книг утверждают, что я на рыжем коне, на взмыленном коне, так и пишут, подскакал, чтобы спасти монарха.

Нотариус понял. Он знал отрывок по книгам своих сыновей.

– Вы придаете этому слишком большое значение, господин капитан. Подумайте только, ведь это для детей.

Тротта его не понимал.

– Все исторические деяния, – продолжил  нотариус, – для школьного употребления изображаются иначе. Да это и правильно, по-моему. Детям нужны примеры, которые они в состоянии понять, которые им запоминаются. Подлинную же правду они узнают позднее.

Но капитан Тротта был исполнен жажды вернуть себя на правильное историческое место.

«В ответ на жалобу Вашего высокоблагородия, касающуюся отрывка № 15 из хрестоматии, в соответствии с законом от 21 июля 1864 г. разрешенной для австрийских народных и городских училищ, составленной и изданной профессорами Вейднером и Црдени, господин министр просвещения позволяет почтительнейше обратить внимание Вашего высокоблагородия на то обстоятельство, что помещаемые в хрестоматиях отрывки исторического содержания, в особенности же те, в которых непосредственно говорится о высокой особе его величества императора Франца Иосифа, а также и о других членах августейшей фамилии, согласно распоряжению от 21 марта 1840 г., должны приспосабливаться к пониманию школьников и наилучшим образом отвечать педагогическим целям. Данный отрывок № 15, упомянутый в жалобе Вашего высокоблагородия, был представлен на личное рассмотрение Его превосходительства господина министра культов и разрешен им для школьного употребления. Высшие, равно как и подчиненные, управления школами считают необходимым представить для учащихся героические подвиги деятелей нашей армии в соответствии с характером, фантазией и чувствами подрастающего поколения, не отходя от правдоподобия описываемых событий, но и не передавая их в сухом тоне, исключающем всякую работу фантазии и возбуждение патриотических чувств. Принимая во внимание это, так же как и ряд других соображений, нижеподписавшийся обращается к Вашему высокоблагородию с почтительнейшей просьбой отказаться от представленной Вашим благородием жалобы».

Этот документ был подписан министром просвещения и культов. Полковник передал его капитану Тротта с отеческим советом: «Бросьте-ка эту историю».

Тротта принял ответ, но промолчал. Неделю спустя он подал через соответствующие инстанции прошение об аудиенции у его величества; а через три недели, в полдень, он стоял во дворце, с глазу на глаз со своим императором.

– Видите ли, милый Тротта, – сказал император, – дело довольно неприятное, но нельзя сказать, чтобы мы оба много из него потеряли! Бросьте-ка эту историю!

– Ваше величество, – возразил капитан, – это ложь!

– Лгут вообще немало,– согласился император.

– Я не могу, ваше величество, – сдавленно произнес капитан.

Император вплотную подошел к нему. Монарх был почти одного роста с Тротта. Они посмотрели друг другу в глаза.

– Моим министрам, – начал Франц Иосиф, – следует знать, что они делают. Я должен на них полагаться. Понимаете, милый капитан Тротта?  Мы это поправим. Вы увидите.

Аудиенция кончилась. Тротта вернулся в гарнизон и подал прошение об отставке.

Он стал тихим словенским крестьянином. 

Император не забыл его. Во-первых, потому, что отрывок № 15 все-таки исчез из хрестоматии. Во-вторых, его величество распорядился пожаловать на учение сыну своего спасителя пять тысяч гульденов из своих личных деньжат. Кроме того, Тротта получил баронский титул.

Но, осыпанный благами,  Йозеф Тротта, барон фон Сиполье, оставался безрадостным и ушедшим в себя. Как пишет Рот, наш герой был изгнан из рая простодушной  веры в императора и добродетель и стал  подозревать, что «на лукавстве держится мир, могущество законов и блеск величеств». 

Все, что его радовало в оставшуюся жизнь, – это собственный портрет, который, подглядывая за ним тайком, по памяти нарисовал друг его сына. Иногда он перевешивал полотно с места на место, советуясь с кем-нибудь, как смотрится «Герой Сельверино».

Именно так и написали на его могильном памятнике. Печальная история. Тем более что у этого человека был шанс блистать в свете, покорять сердца женщин, рассказывать молодым воинам, как оно все тогда было и что им требуется, чтобы при случае совершить великий подвиг. 

А еще он мог, нацепив все регалии, насупив брови, державным шагом выходить на площадь, чтобы вместе с другими ветеранами и политически задорными гражданами выступать против любой фальсификации истории, которая очерняет его родину, а заодно и нимб над головой любимого и непогрешимого императора.