«Перед каждым уроком, Вика, нужен свой боевой окрас»... Фото Интерпресс/PhotoXPress.ru
Отношения учителей и учеников порой напоминают сладострастное моральное садомазо. Вряд ли Платон, создавший свою академию, мечтал о том, чтобы школы будущего выглядели именно так. С другой стороны, это дает нам богатый материал для жизненных наблюдений. Трагикомедия абсурда – вообще тонкий театральный жанр... Сегодня я расскажу о нескольких запомнившихся мне эпизодах своей школьной юности.
...Следующая была биология.
– Всё, уселись и замолчали. Начинаем работать. Перезенцева, немезия зобовидная, на перемене поболтаешь. Городков, аммобиум крылатый, как урок, ты яблоко достаешь. Неужели на перемене нельзя было поесть? – вопросила Светлана Олеговна.
Записывая ее в список учителей в своем дневнике, Валера Городков неизменно переносил ее отчество так, что просто обхочешься.
– Во-первых, под яблоко вы лучше воспринимаетесь. Точнее, конечно, яблоко под вас, – учтиво поправился Валера. – А во-вторых, у нас перемены не было. Нас алгебра задержала.
– Не мои проблемы. На моих уроках есть не положено.
– А вы положите. По яблоку на каждую парту. Чтоб по-честному.
– Так, всё, не умничай. А ты, Куницын, перестань насиловать нос!
– Так я же неглубоко! – попытался оправдаться Куницын. – Я ж всего пару раз, да и то недолго…
– Так, всё, – перебила его Светлана Олеговна. – Пишите тему: «Основы цитологии в модально-функциональном аспекте. Презумпция прерогативности рибонуклеиновой кислоты в свете теории бифуркации…»
– Бифуркацией надо в туалете заниматься, – шепнула Шушукина Перезенцевой.
Между тем вошел Тришкин по прозвищу Кафтан (Валера, любитель группы «Браво», называл его Хавтан) и задел могучим плечом здоровенный стенд. Стенд покачнулся, пару секунд задумчиво повисел на последнем гвозде и с диким грохотом обрушился на пол, усеяв его десятком слетевших бумажек с изображением Простейших анфас и в профиль.
– Нет слов! – закричала Светлана Олеговна. – Просто нет слов! На прошлой неделе только повесили, этот танк уже снес. Вандалы!.. Варвары!.. Гунны!..
Светлана Олеговна перевела дыхание.
– Простейшие!.. – Это было самое грязное из ее ругательств. – Ну что, теперь вешайте. Не знаю, как вы будете это делать, – сказала она и тут же подошла давать указания.
За десять минут до конца, когда восстановительные работы были завершены, Светлана Олеговна решила продолжить урок.
– А теперь выйди и зайди нормально! – сказал Тришкину Валера.
– Городко-ов! – взвизгнула учительница.
Оклемавшись, она заговорила снова, сухо и деловито, но очень уже устало: чувствовалось, что это ее последняя попытка.
– Итак, тема «Основы цитологии в модально-функциональном…» Ванько! – От ее тона не осталось и следа, она была уже почти в истерике. – Опять кактус жрешь! Оставь ты его наконец в покое! Да что ж это такое-то, а?! Когда это кончится?! За что мне такое наказание?!
– Светлана Олеговна, я немножко, один листочек! Это какой-то новый кактус, очень вкусный, сочный…
Учительница выбежала из-за массивной кафедры, которая безнадежно отгораживала ее от класса, и, сама еще не зная зачем, направилась в сторону Ванько. Вдруг за ее спиной оглушительно взорвалась петарда, появился специфический запах. Светлана Олеговна, астматик и аллергик, бросилась вон из класса. Она плакала.
На географии, напротив, сидели вроде бы тихо и спокойно.
– Дорогулечки вы мои, лапулечки, – сказала без лишних предисловий Анна Сергеевна таким тоном, как будто хотела добавить «вашу мать». – До каких пор это будет продолжаться? У меня ведь терпение не резиновое…
– О чем она? – шепнул я своему другу Саше.
– Без понятия.
– Не мне экзамены сдавать, – продолжала Анна Сергеевна. – Не мне на работу устраиваться. Не у меня аттестация на носу. Я-то вот могу в бирюлечки поигрывать, а вот вы, с вами что будет?.. – Она обвела класс трагическим взглядом. – До каких пор? Доколе? Есть ли в вас хоть капля совести, самостоятельности? Ведь дать вам самую обычную работу – не справитесь, оглядываться начнете, спрашивать – и сломаетесь. А ведь всё почему? Потому что думать, думать-то не умеете… И не научитесь. А ведь с чего все начинается? Этот того отвлек, дернул – и всё, никто не работает. И это входит в привычку, становится системой, затягивает вас в болото незнания, тьму непросвещенности...
– ...И страну диких сексуальных обрядов, – негромко добавил Сизов.
Учительница не слышала.
– ...И кладет начало умственной деградации, – продолжала она как ни в чем не бывало. – Ведь на вас посмотреть – бичи, совершенно опустившиеся типы… Кем вы будете? Что из вас станет?..
Анна Сергеевна помолчала, вздохнула, назвала параграф, который нужно читать, и трагически ушла за чаем в столовую.
...Следующая была физкультура. Мы построились и рассчитались по порядку номеров. Как всегда, никто не хотел вставать шестым – «быть шестеркой».
– Наш новый учитель ростом с сидячую собаку, – шепнул мне Саша.
– Между прочим, повыше тебя, – невозмутимо ответил я.
Саша обиделся.
– Ненамного, – утешил его я.
– Погода сегодня такая, что хорошая собака хозяина из дома не выгонит, – объявил Александр Иванович. Немного подумав, он добавил: – То есть наоборот.
– Нет уж, Александр Иванович, нам так больше нравится, – радостно заметил Валера.
Александр Иванович, не поворачиваясь, погрозил ему кулаком.
– А потому будем сдавать нормативы, – великодушно заключил он. – Но сначала, конечно, пробежка.
Он сделал рукой свой фирменный жест народного вождя, приведшего в движение целый класс российского общества – 10 «А». Александр Иванович стоял в центре зала, а школьники гулко топотали вокруг него, как дети вокруг елки с Дедом Морозом. Некоторое время он удовлетворенно прислушивался к звукам физического развития, а затем, бросив через плечо: «Продолжайте, продолжайте!» – вышел куда-то в коридор.
– К библиотекарше пошел, – предположил Валера. – Я видел недавно во время урока, как они шли по пустому коридору рука об руку. Кстати, возможно, именно поэтому в библиотеке так часто бывает закрыто…
Между тем бег плавно перешел в ходьбу, а ходьба – в шатание. Спортзал являл собой яркий пример броуновского движения. Уроки физики не прошли для 10 «А» даром. Единственными, кто бегал, были Хазаров и Ленков, которые посредством неизменных и неизбежных пенделей гоняли по кругу Мельчука и Куницына, сообщая всей картине известную живость.
Как-то тихо и незаметно подкрался Александр Иванович, усталый, но довольный. Увидев, однако, во что превратилась завещанная им «пробежка», он как-то резко набрался сил и озлился.
– К стенке! – закричал он. – Всех к стенке поставлю!
– 37-й год, – возразил Валера. – История вас осудит.
– К шведской! – еще громче заорал он.
Школьники разбрелись по стенкам, разбившись на группки по два-три человека.
Учитель слегка успокоился и приказал делать разные упражнения.
Первым было вращение головы. Он начал даже прохаживаться от одной группке к другой, вступая с ними в доверительные беседы.
– Назад голову закидывать вредно, – говорил он Валере, Саше и мне. – Недавно выяснили, что надо только вращать влево и вправо. А нас в свое время заставляли и назад закидывать…
– Это чувствуется, – скептически заметил Валера.
Учитель снова погрозил ему кулаком и пошел дальше.
Саша Гучев меж тем мечтательно говорил нам с Валерой:
– Иногда я думаю: а что же там, после смерти? Переселимся ли мы в другое тело, попадем в рай или ад или просто превратимся в траву, цветы, землю, облака?.. И каково это – быть облаком?..
– Гучев! – громко закричал издалека учитель. – Хватит трепаться! Упражнения бы лучше делал. Щас вот нормативы будем сдавать, а ты так и не размялся. Успеешь ты еще жвачки и пиво обсудить…