Владимир Захарин  |
| Тот самый памятник, тот самый кадр. Фото автора |
Четыре года назад извилистый путь туриста привел меня в небольшой населенный пункт Воронежской области. Таловая – поселок с интересной радиально-кольцевой планировкой, очень четко выраженной. Этакая половинка паутины, прилепившейся с одной стороны железной дороги.
На вокзале ничего примечательного, рядом на площади детские аттракционы. Рынок работу закончил, палаточки разбирают. Музей на ремонте. Неподалеку столовая, где сносно и недорого поел. Затем отправился изучать городские полукольца. Уже почти завершал проход по третьей дуге, как увидел памятник Дзержинскому.
Надо сказать, в Таловой достопримечательностей мало. Облупленная голова Ленина, симпатичный воинский мемориал – и все. Даже церкви никакой не увидел. А тут Дзержинский. Щелкнул пару кадров, шагнул дальше, и тут...
– Мужчина! Подойдите сюда!
И началась эпопея...
Бравый сержант, вооруженный автоматом, проверил мои документы и сообщил, что за памятником спрятан отдел полиции, фотографирование коего запрещено.
– Пройдемте!
Зашли в холл отдела. Я стоял у окошка, сержант меня караулил, несколько обеспокоенный тем, что пост на улице остался без хозяина. Через какое-то время ко мне подошел камуфлированный подполковник и также проверил документы. Еще раз пришлось объяснять, что снимал я не отдел, а памятник, на котором нет никаких запрещающих указателей.
Офицер удалился. Сержант беспокоился. Наконец ему удалось зацепить вопросом вновь пробегавшего мимо подполковника:
– Да чего с ним делать-то?
– Спроси у какого-нибудь опера.
Тут как раз по лестнице сбежал мужчина в гражданском. Сержант ему:
– Михалыч, чего с ним делать?
Наверное, Михалыч – просто человек с большим чувством юмора, ибо он, не прекращая стремительного движения, с хохотком бросил:
– Отведи его в СИЗО и сними отпечатки.
Михалыч убежал, а у меня начало складываться впечатление, что весь отдел озабочен моей судьбой и ничем иным. Я им показался опасным преступником? Руководство проводит совещания по моей персоне, докладывают наверх, за моими передвижениями следят снайперы... 38 штук. Шизофрения...
– Пройдемте!
Сержант повел меня по коридору в глубь здания. Наверху проплыла табличка «СИЗО». Повернули налево и вошли в небольшую комнату со столом посередине и лежащей на нем машинкой для накатки краски.
Вот не было мне страшно! То ли из-за поведения сотрудников, которые не позволяли себе никакой грубости, это нужно отметить. То ли я ощущал повышенную абсурдность ситуации, а может, просто не до конца сознавал грозящие неприятности.
– Вы что, всерьез собираетесь снимать отпечатки? – спросил я.
– Ну Михалыч же сказал, – буркнул сержант.
Он не был виноват в ситуации (а кто, любопытно, виноват?). Поэтому я, вызвавшись пофотографировать дотоле неизвестный мне процесс и получив отказ, не стал настаивать. Не хватало, чтобы сержант из-за меня пострадал.
Руки мне запачкали прилично, сняв 18 оттисков. Именно столько необходимо для дактокарты.
– А помыться-то где можно?
– Воды в здании нет. Колодец во дворе, – ответил блюститель закона.
Он проводил меня во двор. Колодец продвинутый: откидываешь крышку, нажимаешь на кнопку – и вода льется из крана. Правда, нет ни мыла, ни полотенца. Да и холодной водой не очень тщательно можно отмыть грязь.
– Теперь могу быть свободным? – спросил я, когда мы вернулись в холл.
– Нет.
Все вокруг продолжали заботиться обо мне. Я еще раз побеседовал с подполковником, затем к делу подключился доблестный майор с бейджиком – дежурный по отделу. Это очень интересный тип правоохранителя. Он вполне органично смотрелся бы по ту сторону настольной лампы, направленной задержанному в глаза. Классический образ подчеркивали прозрачно-пустые голубоватые глаза и заученные в школе милиции вопросы:
– С какой целью вы прибыли в наш поселок? С какой целью вы производили фотосъемку отдела полиции?
Оставалось только спросить, на кого я работаю.
ХХI век! Развитие фото- и компьютерных систем достигло таких высот, что кто угодно сможет сфотографировать любой объект и, в частности, Таловский отдел, причем ни один полицейский (при всем к ним уважении) этого не заметит. А уж люди подготовленные, изучившие основы диверсионной работы, сделают это с особой легкостью. Хоть проходя пешком, хоть на машине проезжая. И что там вообще фотографировать? Бутерброды на подоконнике? Портреты на стене?
Что можно ответить на глупые вопросы? Майор с прозрачными глазами проверил мой паспорт (в третий раз уже, они не верят друг другу?). Я снова предложил желающим посмотреть на экран моего аппарата: есть ли на двух отснятых кадрах секретные вещи? Предложение никого не заинтересовало.
Майор провел очередное мини-интервью; держа в руках мой паспорт, он вслух проверял, помню ли я собственный адрес, живу ли по месту прописки? И едва паспорт вернулся ко мне, как прозвучал сакраментальный вопрос:
– А где вы работаете?
– В газете. Только я технический работник, не журналист.
Повисла пауза. Сотрудники переглянулись. Кажется, они услышали лишь первую часть фразы.
– Можно еще раз ваши документы?
– Да пожалуйста. – Я в который уже раз расстегнул рюкзак и достал паспорт. Майор ушел в дежурное помещение. Было видно, как за большим стеклом он что-то выяснял по телефону. Наверное, они так по базе пробивают.
Над стеклом план поселка. Я такой же распечатал из Интернета. А вот поинтересовались бы они содержимым моего рюкзака, нашли бы листочек – могли бы обвинить в обладании секретными данными, с них станется. Но не поинтересовались. И вообще, а если у меня взрывчатка в рюкзаке? Ведь сами в отдел привели...
Майор вернулся, отдал паспорт, исчез. Еще через какое-то время появился подполковник:
– Пройдемте, пожалуйста, к начальнику отдела.
На второй этаж по лестнице, дверь в кабинет, на двери табличка. Фамилии не запомнил, как не обратил внимания и на фамилию майора с бейджиком. А так вообще никто из сотрудников не озаботился тем, чтобы представиться.
Начальник в штатском. Смотрит и разговаривает изучающе. Никаких обвинительных интонаций. Но говорим все равно на разных языках.
Он мне:
– Вы фотографировали отдел полиции, а это запрещено.
Я ему:
– Я фотографировал памятник, он стоит на улице, и там нет никаких запрещающих указателей.
– Все равно это запрещено. Инструкцией.
– А кто же это знает?.. Ваша инструкция – для вас, для вашего внутреннего пользования, а для меня – законы.
Но между тем он извинился за задержание, попросив больше не фотографировать то, что нельзя.
– Хорошо, – говорю, – сейчас я отсюда выйду и направлюсь к центру. Что у вас там есть примечательного? Здание администрации?
– Нельзя! Оттуда сразу сообщат, что их фотографируют.
– Вокзал?
– Нельзя! Стратегический объект...
Абсурд какой-то. Ведь завтра на привокзальной площади отпразднуют День поселка. Я думаю, каждый там будет если не с фотоаппаратом, так с мобильником. Наверняка и вокзал на кадрах запечатлится. Ну что, задержите нарушителей?
Тем не менее я отметил отсутствие серьезных претензий ко мне и начал активно высказывать свои. И по поводу идиотских запретов, и по поводу преклонения перед Дзержинским. Досталось руководству отдела и за отсутствие мыла:
– Как людей пачкать – это у вас легко получается, а вот отмыться не даете!
На эту претензию мне ответили молниеносно: мыло с чистым полотенцем тут же организовал подполковник. Высокий уровень сервиса!
Я не сразу сообразил, почему ко мне вдруг такое внимательное и терпеливое отношение, а потом вспышкой: меня приняли за проверяющего. Мало ли организаций, имеющих возможность негласно изучить работу отдела полиции?
И вводная хороша. Подошел «диверсант» к зданию, сфотографировал да и ушел спокойненько. А на подведении итогов вам минус – не обезвредили преступника. И как тут вести себя начальнику? Вроде перед ним обычный человек, не представляющий интереса. А ну как проверка?
Начальник отдела, похоже, до самого нашего расставания так и не смог определить мою сущность.
– Верю, – говорит, – вам. Почти.
Я не сильно старался разубедить его. Пусть думает, что хочет. А я Хлестаковым побывал. Инкогнито из Москвы.
Выйдя из отдела, я завершил маршрут по дуге Садовой улицы, так и не найдя тут ничего интересного, и от вокзальной площади поспешил на выезд из города. По пути зашел в магазин, купил бутылку воды, а то чего-то в горле сухо...
***
Четыре дня спустя, село Духовницкое Саратовской области.
На площади здания суда, прокуратуры и Пенсионного фонда, в тенистой аллейке памятник Ленину. На лавочке покуривает внимательный мужичок. Я пошел к Волге. Шагаю по бульварчику, а сзади характерный баритон, у майора Томина такой был:
– Мужчина! Можно вас?
Подошел, представился. Я глянул на удостоверение, постарался запомнить ФИО, но память даже имя не удержала. Что-то татарское... Раф...
– Можно ваши документы? – и, не посмотрев их, тут же: – Давайте пройдем в отдел, он рядом. Не более десяти минут у вас займет.
Действительно, процедура оказалась быстрее, чем в прошлый раз, и, стоит отметить, все прошло так же корректно. Пробили паспорт по базе, а заодно проверили IMEI моего телефона. Вот здесь я не уверен в правомерности их действий. Ведь не подойдет же полицейский к любому прохожему со словами:
– Дай-ка телефончик на минутку, проверю, не краденый ли.
Я рассказал Рафу о своих злоключениях в Таловой. Он нехотя согласился, что правовые основания дактилоскопировать меня отсутствовали. Хотя и уверил, что это для меня было полезно:
– Представляете, а если бы с вами что случилось? Полиция бы нашла тело, а у нас уже есть ваши отпечатки. Сразу бы и опознали...
Расстались по-хорошему.
