Как же называется опера, где смешно и никто не умер? Антонина Ржевская. Музыка. 1902–1903. Нижнетагильский муниципальный музей изобразительных искусств |
Печень
Одна прекрасная дама, да к тому же прекрасный доктор, подарила как-то мальчику Пете... печень.
Не свою, конечно, и не печень какой-нибудь деликатесной обезьяны – рекламную печень: такой пластиковый квадратик. Сверху на нем художественно вытеснено красное асимметричное нечто, долженствующее изображать печень человека. Снизу надпись: «Резолют. Помогает печени утром, днем и вечером». Если нажать на печень посильнее, она начинает гореть адским пламенем. (Думаю, если на настоящую печенку давить с такой силой и частотой, та тоже вспыхнет в конце концов.)
Петя рекламной печенью был очарован и носился с ней как с писаной торбой. Запирался в туалете, и там в темноте печень ему таинственно мерцала. Меня, правда, тоже с собой в туалет прихватывал на всякий случай, чтобы не оставаться во тьме с печенью один на один. Я ругалась и призывала на помощь цирроз...
Печень даже ходила с нами на прогулки и светила там доверчивым детишкам. Ходила-ходила, пока не потеплело. В природе совершилось что полагается, наступили теплые денечки, а печень – печень осталась лежать в кармане моей куртки.
Долго ли коротко ли, все начали понемногу успокаиваться и вскорости вовсе позабыли про печень. Лето мы прожили прекрасно – без печени.
Потом в природе снова совершилось что полагается, причем не в лучшую сторону: задул холодный осенний ветер, полил дождь, я открыла шкаф и вытянула из него с чувством глубокого отвращения теплую куртку. Полезла в карман:
– Ой, что бы это могло быть?!
Любопытный Петя тут как тут:
– Где? Что? Покажи!
И тут является на свет божий... трам-пам-пам – злополучная печень!
– Ура! Печень нашлась! – заорал во все горло счастливый мальчик.
– В ней небось батарейка давно уже села, – с надеждой в голосе проговорила в ответ далеко не такая счастливая мама.
Тык, тык, еще 10 раз тык...
– Вот видишь, не горит, я же говорила!
– Дай мне, дай мне, дай я попробую!
Тык, тык, тыдыщ...
– Ураааа, загорелась печень моя любименькая! Ты, мама, просто не в то место жала.
Как вы уже догадались, теперь печень снова с нами. Если кто посторонний зайдет в наш дом, удивится, а может, и побежит стремглав куда глаза глядят.
Потому что услышит дикий крик.
– Где моя печень? Это ты взял мою печень? Отдавай сейчас же!
– Очень мне нужна твоя дурацкая печень!
– Нет ты, нет ты взял, только что здесь лежала! Отдай, отдай печень, тебе говорят!
Я поначалу расстраивалась: перегорела бы уж, думаю, что ли! И даже хотела втихомолку печень куда-нибудь задевать, а потом свалить на безвинного кота: дескать, взял и сожрал с голодухи.
Но вот как раз сегодня выяснилось, что понапрасну я строила козни.
Выяснилось это так: мне был звонок из банка. И только было собрался слащавый голос из трубки уговорить меня завести чудо-кредитную карточку и влезть в долги на льготных условиях, как тут коварная печень снова пропала. От визга и крика я лишилась остатков разума и не нашла ничего лучше, как включить громкую связь в надежде хоть что-то расслышать. Тщетно, так ничего и не расслышала. Я-то не расслышала, а вот молодой человек на том конце провода услышал. Он услышал душераздирающий крик:
– Где моя печень?! Кто взял мою печень?! Только что на стуле лежала! Отдайте печень сейчас же!
Результат получился блестящий: вместо того чтобы привязаться ко мне как банный лист и вытряхнуть из меня всю душу, как то предписывают ему должностные обязанности, банковский прилипала испуганной скороговоркой на одном дыхании произнес следующую речь:
– Вам удобно сейчас говорить? Вам неудобно сейчас говорить! Я позвоню позже, спасибо, до свидания!
И повесил трубку! И даже не спросил на прощание, когда мне можно перезвонить...
Милая, милая печень, а я-то хотела сунуть тебя в карман плаща и запрятать в шкаф до весны!
Какая бывает опера
Везу старшего из братьев на машине. Поскольку по дороге «туда» я 40 минут слушала про компьютерные игры, по дороге «обратно» провожу ликбез на тему «Какая бывает опера» – для равновесия.
По форме мой ликбез, безусловно, чем-то неуловимо напоминает речь бессмертного подпоручика Дуба из «Швейка»: «Дорога, по обеим сторонам которой тянутся канавы, называется шоссе. Да-с, господа. Знаете ли вы, что такое канава? Канава – это выкопанное значительным числом рабочих углубление. Да-с. Копают канавы при помощи кирок. Известно ли вам, что такое кирка?»
Но форма, как известно, не главное, главное – содержание!
– Опера – это в основном когда все умерли, да-с! Но бывает еще опера-буффа, да, буффа. Знаешь, что такое буфф?
– Не-а.
– «Буфф» – по-итальянски «шутка». Запомнил, сынок, шутка?! Знаешь, что такое шутка? Правильно, это когда смешно. Вот опера-буффа – это когда смешно. Запомнил – смешно?!
– Угу, смешно...
(Радио «Орфей» как раз в это время занято музыкальным сопровождением моей лекции – звучит каватина Розины из оперы «Севильский цирюльник».)
– Вот «Севильский цирюльник» – это как раз опера-буффа, а Россини, кстати, мой любимый композитор. Он был весельчак, пьяница и любил пожрать.
– И за это он твой любимый композитор?
– Нет... То есть да. То есть и за это тоже. Все остальные композиторы были несчастны, а вот Россини – нет. Он любил жизнь во всех проявлениях. Готовить вот любил, паштет придумал. Обожаю Россини!
– Понятно, мам. А бывает опера-буффа, но так, чтобы все умерли?
– А в финале похороны?!
– А чо? Нормально!
– Нет, сынок, раньше у людей было не такое изысканное чувство юмора, поэтому таких опер не бывает.
– А бывает... бывает, чтобы и не буффа, и никто не помер?
– Исключительно в виде исключения. Например, опера «Иоланта». Кто написал оперу «Иоланта»?
– Эээээээ…
– Неправильный ответ. Ее написал Петр Ильич... кто? Да не Петр Ильич Кто, чудовище, Петр Ильич Чайковский! Сейчас я тебе расскажу, в чем там дело: она была дочь правителя и никогда не выходила за ограду дворца, а ее папа поклялся: кто расскажет дочке, что она слепая, того сразу казнят. Потом там оказались два рыцаря. Как-как – не помню, как! Кажется, через ограду перелезли. Один уже был влюблен и пел: «Кто может сравниться с Матильдой моей?..» Слышал? Ну вот! А второму больше нравились белокурые барышни, и он влюбился в Иоланту... Он ей дает две розы и говорит: «Возьми белую!» А она берет красную. Тут он обо всем и догадался... Потом явился Великий мавританский врач и говорит... Вот что за уродина!!!
– Мам, так Иоланта была уродина?
– Не Иоланта была уродина, а та тетка на «Лексусе» уродина, потому что так ведет себя на дороге! А Иоланта была прекрасна, как роза. Так вот Великий мавританский врач и говорит: «Если она не захочет сама прозреть, не возьмусь ее лечить ни за что!»... А она и не хотела – она и так была счастлива. Тогда король-отец придумал такую штуку: не прозреешь, казню твоего рыцаря, и точка. Пришлось ей прозреть, чтобы его спасти, а что было делать-то! И в конце она так трогательно поет: «Свет! Я вижу свет!»... Потом они поженились и были счастливы, да. А сейчас вылезай и помоги припарковаться.
И вот возвращаемся мы домой: я, довольная собой, и мой мальчик, обогащенный новыми знаниями.
После ужина, на свою беду, решаю проверить, какие вечные ценности осели у сына в голове.
– Скажи, сынок, как звали девушку, про которую Петр Ильич Кто написал целую оперу?
– Девушку?
– Да, героиню оперы. Как ее звали?
(Длинная, мучительная пауза.)
– Вендетта?
– Ага! Котлета!
(Собирается с духом и делает вторую отчаянную попытку.)
– Иоланна?
– Ага! Марь Иванна!
(Еще одна томительная пауза...)
– Тогда хоть вспомни, как называется опера, где смешно и никто не умер?
– Не помню, не помню... Ага, вспомнил!
– И как?
– Опера-фьорд!
(Траурная барабанная дробь.)